SCI Библиотека

в статье проведен анализ эволюционирования интеграционного процесса в сфере экономики, в первую очередь, в ключе действий, направленных на объединение разрозненных частей в единое целое в целях повышения эффективности их деятельности. Акцентировано внимание, что базовой теорией интеграции с 60-х годов прошлого века была теория Б. Баласса, которая обосновывала, что интеграция идет по пути от простого к сложному, от зоны свободной торговли к экономическому союзу, вершиной которого является пошляческое объединение. Основным мотивом этого видения перспектив развития было противостояние в условиях биполярности развитых экономик и стран лагеря социализма, и решающим элементом выступала способность СССР в кратчайшие сроки мобилизовать ресурсный, промышленный и человеческий потенциал для отпора любым нападкам со стороны неприятелей. Развитые страны не обладали такой мобилизационной возможностью, и по мнению Б. Баласса, движение интеграции по предложенному им пути должно обеспечить как устойчивость развития, так и способность в кратчайшие сроки мобилизовать ресурсы. Переход мирового сообщества к полицентризму обусловливает повышение роли и значимости государства как института регулирования на национальном и международном уровнях, на концепции полного суверенитета. В этой связи утрата части национального суверенитета в результате развития интеграции не отвечает детерминантам развития полицентризма. В настоящей статье проанализирован ряд существующих интеграционных объединений в ключе сохранения входящими в них странами национального суверенитета, и в заключение сделана соответствующие выводы.

в настоящей статье исследуется острая необходимость реиндустриализации в Бразилии − стране, оказавшейся под существенным влиянием деиндустриализации начиная с 1990-х годов. В исследовании критикуется неолиберальная политика, которая разрушила производственный сектор Бразилии и усилила зависимость от мирового финансового капитала, что привело к снижению национального экономического контроля и усилению социально-экономического неравенства. Авторы утверждают, что эффективная реиндустриализация в Бразилии требует соответствия технологическим достижениям микроэлектронной революции, которая изменила процессы промышленного производства и усилила эксплуатацию труда. В статье подчеркивается, что исторические и современные социально-экономические структуры Бразилии, уходящие корнями в колониализм и экспорт сырьевых товаров, ограничивают ее способность в полной мере использовать свой производственный потенциал. В исследовании также критикуется современная политическая атмосфера, в том числе влияние американского империализма на политику Бразилии и рост крайне правой политики. Изучая эту динамику, авторы предполагают, что путь Бразилии к реиндустриализации сопряжен с трудностями, включающими отток квалифицированных кадров («утечку мозгов») и структурное неравенство, и еще больше осложняется глобальным и внутренним политическим давлением. В исследовании подчеркивается необходимость преобразовательного подхода для преодоления этих барьеров и предполагается, что будущие экономические и политические векторы развития Бразилии будут зависеть от ее способности решить эти глубоко укоренившиеся проблемы.

показаны теоретический потенциал и практическая востребованность концепций ноономики (С. Д. Бодрунов) и геополитической экономии (Р. Десаи), выступающие по отношению друг к другу не просто родственными феноменами, имеющими общие точки пересечения с методологией классической научной политической экономии (К. Маркс), а также современных марксистских течений и ряда других, альтернативных рыночной неоклассической экономике, направлений экономической мысли − концепция национальных инновационных систем (К. Фриман), концепция ментальной экономики и ментальных продуктов на основе творчества (A. Фриман), но и научно обоснованными платформами, способными предложить принципиально новую (некапиталистическую по содержанию и форме) модель организации общественно-хозяйственной жизни. Последнее особенно актуально в свете того, что неоклассическая экономическая теория в силу ряда объективных причин (финансиализация, деиндустриализация, социальноэкономическое неравенство, стагнация, экономические кризисы и пр.) сегодня не в состоянии адекватно отвечать требованиям времени. Автор выделяет четыре основных этапа метаморфоз рыночной экономики, которая в последнее время продолжает трансформационное движение по цепочке «неолиберализм – глобализация – империя США – псевдогражданский неолиберализм». Категорию «псевдогражданский неолиберализм» автор вводит в научный оборот для объяснения характера изменения контекста неолиберализма в текущей международной повестке. Делается предупреждение, что все, кто думал, что уже были очевидцами вершины лицемерия неолиберализма, станут свидетелями market economy покорения им новых высот.

В статье исследуется методологический подход представителей «голландской школы» феноменологии религии: С. П. Тилле, Б. Кристенсена и Г. Ван дер Леу. Показано, как от первоначального различения сущности религии и различных форм ее феноменальной манифестации, выделения трехосновной структуры религиозного переживания (эмоции, концепции и настроения), различения трансцендентных и имманентных модусов религиозного переживания, проведенного С. П. Тилле, ранняя феноменология голландской школы приходит к формированию представления об универсальных для всех конфессий и доктрин принципов религиозности, которые могут быть использованы для исследования разнообразных феноменальных манифестаций религиозной жизни, их классификации и обобщения. Показано, что в методологическом плане, начиная с Бреде Кристенсена, феноменология религии противостоит эволюционистскому и позитивистскому подходам, что определяется тем, что она сосредотачивается на рефлексии уникальности религиозных переживаний, а не на выстраивании единой эволюционной картины религиозных представлений, что открывает феноменологическую перспективу изучения религиозных феноменов «от первого лица». Кристенсен проводит методологическое различение двух типов религиозного опыта: «нашего» и «не-нашего», предостерегает от трактовки священного как априорного принципа. Это послужило методологическим основанием для формирования оригинального феноменологического метода исследования религии ван дер Леу, который разошелся с родоначальником феноменологии Э. Гуссерлем в вопросе о необходимости выведения за рамки феноменологии психологизма: только интенсивное сочувствие к переживаниям религиозного опыта дает феноменологу право интерпретировать религиозные феномены. Леу радикализирует методологическую позицию «от первого лица», показывая, что религиозный опыт может быть только глубоко личным. Подводя итоги проведенному исследованию, авторы приходят к выводу, что ранний этап развития феноменологии религии на примере голландской школы маркирует проблему феноменологического метода применительно к религиозным феноменам, как проблему, которую можно представить как структуру более частных проблем, связанных с выделением ее объектов, осмыслением сущности сакрального в перспективе уникальности религиозного опыта, позиционированием исследователя относительно его объекта, степенью вовлеченности исследователя в объект и др. Все это приобретает особую актуальность в контексте вопроса о том, насколько данный путь постижения религии является феноменологическим в традиционном понимании этого термина, связывающего феноменологию религии голландской школы с трансцендентальной феноменологией Э. Гуссерля.

в статье отмечено, что низкое и стабильное неравенство связано с сильными институтами и богатством; высокое неравенство − это удел более бедных стран с открытой экономикой, нестабильных цен на сырье и колеблющихся процентных ставок, а также военных конфликтов и политических потрясений. Вместе с тем, в самых богатых странах мирового центра (в особенности в США) основной движущей силой неравенства является растущая позиция финансового сектора и рыночная капитализация технологического сектора (фирм), которые контролируют «экономику знаний».

в статье поднимается вопрос о нарастании кризиса современной цивилизации. Существующая социально-экономическая система, обеспечив значительный технологический прогресс, оказалась не в состоянии справиться с последствиями применения новейших технологий. Длительное время нарастает экологический кризис, обостряется проблема социального неравенства, замедляются темпы экономического развития, разгораются международные конфликты. Финансиализация экономики подчиняет интересы развития производства интересам экспансии финансового рынка. В тоже время именно новейшие технологии содержат в себе потенциальную возможность преодоления кризисных явлений. Ядро этих технологических возможностей формируется индустриальным сектором экономики, который остается драйвером экономического развития. Технологии современных технологических укладов характеризуются значительным возрастанием роли знаний в производстве при соответствующем снижении роли материальных затрат. При этом производство знаний не встает на место материального производства, а переводит его на новую ступень развития – на ступень знаниеинтенсивного материального производства. Это позволяет обеспечить значительно более высокий уровень удовлетворения потребностей людей с относительно меньшими издержками. Но чтобы реализовать эту потенциальную возможность, необходимо уйти от сегодняшней экономической рациональности, зачастую ведущей к раздуванию симулятивных потребностей в погоне за объемами сбыта, и тем самым – к усугублению бездумной растраты природных ресурсов, что уже привело мир на грань экологического кризиса. Необходим переход от экономики к ноономике – к общественной системе, основанной на постепенном вытеснении человека из непосредственного производства, переходу людей к преимущественно творческой деятельности и изменении социальных приоритетов и ценностей. В такой производственной системе вопросы обеспечения потребности людей решает относительно автономно функционирующая техносфера, а людей связывают уже не столько отношения в системе непосредственного производства, сколько взаимодействие в процессе творческой деятельности. Критерии прежней, экономической рациональности производственного и потребительского поведения людей, сменяются критериями знания и культуры. На место погони за объемом потребляемых благ встает обеспечение развития способностей людей, определяемое уровнем их культурного развития.

В статье рассматривается возможность построения метафизики на трансцендентальном основании на примере анализа ранних работ Карла Ранера. Анализируется влияние философии Мартина Хайдеггера на ранеровское переосмысление метафизики Фомы Аквинского. В рассмотрении интерпретации Ранером метафизики человеческого познания делается акцент на переживании конечности человеческого существования. Также ставится вопрос о природе границ человеческого познания, о возможности трансценденции в пределах конечного поля. Мы показываем, что трансценденция, согласно Ранеру, происходит внутри мира, внутри познания мира, в соответствии со способом бытия познающего. В анализе уникальности человеческого познания, связанного с чувственностью, рецептивностью и «обращением к фантазму», выделяется особая роль воображения. Демонстрируется, что сравнительный анализ человеческого интеллекта с ангельским и божественным интеллектами позволяют Ранеру обозначить контуры фундаментальной томистской онтологии. Согласно этой онтологии, знание в целом представляется как субъективность самого бытия, как само-присутствие бытия. Ранер находит новый способ мышления о Боге, который бросает вызов логике, разрушает стремление метафизического субъекта рассматривать Бога как метафизический объект.

В статье анализируется критика теологических взглядов Канта в области физикотеологии и теологии истории его современником И. Г. Гаманом. Кант рассматривает Бога как фигуру, которую человек способен мыслить. Однако, отрицая возможность восприятия сверхчувственного, он полагает невозможным восприятие человеком божественных действий. Гаман критикует кантовскую модель восприятия как начинающегося с доязыкового сенсорного многообразного и утверждая изначально языковой и потому внутренне коммуникативный характер человеческого восприятия. Он указывает на то, что в самом своём восприятии человек воспринимает чувственное (сенсорное) и сверхчувственное (смысловое) в их динамическом единстве, подобном единству сенсорной (фонетической или графической) и смысловой сторон в слышимом или читаемом человеком слове. Понимая таким образом человеческое восприятие, Гаман разрабатывает христианскую герменевтику природы и истории, нацеленную на познание непосредственного присутствия и участия Бога в человеческой жизни. Парадигму такой герменевтики даёт, по мысли Гамана, Священное Писание, говорящее о Боге не только как о Творце всего сущего, но и как о живом участнике судьбы своего творения - и прежде всего, исторической судьбы созданного Им по Своему образу и подобию человека.

В статье рассматривается кантовская постановка вопроса о возможности [трансцендентальной] теологии (в ее трех основных модусах: oнтотеологии, космотеологии и физикотеологии) в качестве науки, ее предмете и методе. Предметом теологии выступает Бог. На роль метода теологии может претендовать кантовский трансцендентальный метод как «измененный метод мышления» [В XVIII] (в свете его определения трансцендентальной философии как изучения нашего «способа познания» [В 25]), который применим не только к естествознанию и математике, но к другим областям знания, в том числе и к теологии. Интерес в этой связи представляет кантовская трансцендентальная аргументация (‘transcendentalarguments’), которая применяется не только в метафизике (кантовская трансцендентальная дедукция категорий, аналогии опыта), но и в науке (модель Г. Гемпеля - К. Поппера), а также в теологии (онтологическое доказательство бытия Бога). В статье затрагивается также вопрос о возможности теологии в модусе этикотеологии.

В статье анализируется развитие взглядов Канта на трансцендентальную теологию, ее сущность и возможность в качестве науки. Отмечается, что в ранних докритических работах для Канта не было характерно подвергать сомнению возможность трансцендентальной теологии, равно как и возможность трансцендентальных доказательств бытия Бога. Некоторые изменения мы наблюдаем в сочинении «О единственно возможном основании для доказательства бытия Бога» (1763). В данной работе Кант по-прежнему не подвергает сомнению возможность трансцендентальной теологии и трансцендентального доказательства бытия Бога (онтологического), однако уже высказывает предположение о том, что такое доказательство вовсе не является необходимым. В этой работе Кант представляет подробную классификацию доказательств бытия Бога и рассмотрение их сильных и слабых сторон. Все эти соображения полностью повторяются в известной критике доказательств бытия Бога в «Критике чистого разума». В критический период Кант приходит к однозначному выводу о невозможности любого вида спекулятивных доказательств бытия Бога. Однако это не изменяет его взгляд на возможность трансцендентальной теологии как таковой. Она по-прежнему признается не только возможной, но и полезной, однако теперь Кант считает ее недостаточной и несамостоятельной. Она нуждается в восполнении этикотеологией, которая единственная может предоставить уверенность в существовании предмета трансцендентальной теологии, т. е. Бога.