SCI Библиотека

Создание портрета М. В. Ломоносова было обосновано необходимостью сформировать галерею известных и значимых деятелей середины XVIII в., прославляющих и развивающих Российское государство. В нее вошли, например, портреты мецената, инициатора учреждения Московского университета и Академии художеств И. И. Шувалова авторства Ф. С. Рокотова (1760, Государственный Эрмитаж), графа А. П. Бестужева-Рюмина авторства Л. Токке (1757, Государственная Третьяковская галерея), вице-канцлера России графа М. И. Воронцова авторства Г. К. фон Преннера (1755, Музей-заповедник «Павловск»). М. В. Ломоносов — ученый-энциклопедист, человек непростой судьбы, получивший значительный опыт европейского образования, искренне желавший развивать разные науки у себя на родине, стал символом Просвещения и науки в России. Портретный образ великого ученого, представленный на картине австрийского художника Георга фон Преннера, опирается на иконографические традиции европейской живописи и символы. Конструируя парадный образ значимого для государства человека, Преннер продолжал работать в духе барочной традиции своего времени, обращаясь к изобразительным схемам «вдохновения», «поэтичного восторга», а также помещая портретируемого в интерьер с многочисленными аксессуарами, подтверждающими и объясняющими статус, достижения и род занятий портретируемого. Не сохранившийся в оригинале, но дошедший до наших дней в различных копиях портрет кисти Георга фон Преннера оказал большое влияние на традицию изображения М. В. Ломоносова, в дальнейшем став основой образа, отражавшего такие идеи, как «российская наука», «Московский университет», «Просвещение» и «образование».

Императрица Екатерина II 7 июня 1764 г. посетила академика Михаила Васильевича Ломоносова в его собственном доме на набережной реки Мойки в Санкт-Петербурге. Документальное свидетельство посещение императрицы получило в камер-фурьерском журнале и газете «Санкт-Петербургские ведомости». Визит был неожиданным для ученого. Ломоносов, в доме которого Екатерина провела более двух часов, показал ей предназначенные для монумента Петру Великому в Петропавловском соборе картины «Полтавская баталия» (набор этого мозаичного полотна к тому времени был окончен) и «Осада Азова» (набор которой к тому времени был уже начат), а также недавно изобретенные им физические инструменты и некоторые физические и химические опыты. Ни в одном из известных источников не названы имена придворных особ, сопровождавших императрицу. В статье представлены источники, подтверждающие это событие, и проанализированы имеющиеся в литературе (и предпринятые П. К. Билярским, П. П. Пекарским и составителями восьмого тома «Полного собрания сочинений» М. В. Ломоносова, изданного в 1959 г.) попытки выявить лиц, сопровождавших императрицу при посещении ученого. Также представлены работы художников на эту тему (работы А. Д. Кившенко, И. К. Федорова и малоизвестный в наше время эскиз Б. Э. Борисова-Мусатова). После подробного анализа воспоминаний княгини Е. Р. Дашковой, на наш взгляд, не вызывает сомнений только ее присутствие в свите Екатерины при посещении М. В. Ломоносова.

Традиционно определение Кунсткамеры как научно-вспомогательного учреждения («лаборатории») Академии наук, идущее из «Проекта Положения об учреждении Академии наук и художеств». Однако в «Регламенте Императорской Академии наук и художеств в Санкт-Петербурге», утвержденном в 1747 г., статус Библиотеки и Кунсткамеры имел иной характер. Они определены в Регламенте как самостоятельная институция в составе Академии со своим управлением, штатом и финансированием. Руководство должно быть сосредоточено в руках библиотекаря — он главный командир под президентом, а при нем унтер-библиотекарь. К официальному отчуждению музея и библиотеки привело многолетнее противостояние ученого сообщества и И. Д. Шумахера. Такое положение просуществовало недолго. Однако этот краткий период деятельности Кунсткамеры и Библиотеки по Регламенту 1747 года показывает, какую роль в истории Академии наук в первой половине XVIII в. играл библиотекарь И. Д. Шумахер. В Регламенте 1803 года и Уставе 1836 года библиотека и музеи отнесены к «ученым принадлежностям» академии. Петровская Кунсткамера прекратила свое существование как универсальный энциклопедический музей 5 декабря 1747 г., однако с 1714 по 1747 г. музей создал такой потенциал, что, несмотря на двадцатилетний период консервации, возродился в последней трети XVIII в. в статусе сначала специализированных кабинетов, а потом самостоятельных музеев.

До Петра I Россия не знала наук, полагаясь лишь на народные знания и Священное Писание, а на рубеже XVII–XVIII вв. усилиями царя круто развернулась к науке и просвещению. Петр в юношестве стал стихийным исследователем и экспериментатором, пережив испытания и преодолев страхи, когда детская водобоязнь сменилась в нем страстью к морю. Преодоление трудностей, выраженное во фразе «небываемое бывает», превращается в жизненное кредо царя и влечет за собой преобразование страны, которую он ведет к морю, военным победам, наукам и просвещению. Царь сам успешно осваивает науки и художества, прежде всего морские и военные, а также основы геометрии, механики, физики, географии и хирургии, видя в них практическую (прикладную) ценность для страны. Хроника наукостроительства показывает, что после решающих побед в Северной войне круг его интересов пополнился гуманитарной, прежде всего исторической, тематикой. Существенное влияние на планы Петра оказал немецкий мыслитель Лейбниц, с 1708 г. предлагавший свои услуги по введению наук в России, а с 1711 г. принятый на русскую службу и готовившийся возглавить проектируемую Академию наук и художеств. После его смерти царь находит опору в парижской Королевской академии наук, которую посетил в 1717 г. и членом которой был избран. Научное наследие Петра I — не академические трактаты, а собственно российская наука как институционализированная система деятельности и мировоззрения. Царю принадлежит высказывание, датируемое 1714 г.: «Науки коловращаются в свете наподобие крови в человеческом теле, и я надеюсь, что они скоро преселятся и к нам».

The article presents an overview of the Kiarabu written tradition in the Swahili language in Arabic graphics, which has long been an important component of the Muslim Swahili civilization of the East African coast and the adjacent islands of the Indian Ocean, which united since the Middle Ages a number of port cities-sultanates located over a long stretch from the south of modern Somalia to the north Mozambique. During the colonial period, this type of literacy was gradually ousted from the culture due to the transition to the Latin alphabet within the framework of the project standardization of Swahili and its transition to the status of an official language in the British East Africa. Nevertheless, in recent history, there are cases when traditionalist poets, in order to manifest their Swahili identity, continue to record their compositions with the help of new author’s modifications of kiarabu.

This study examines interpersonal symbolic communication in the traditional Igbo society, which entails culturally-learned, often nuanced, socially shared system of communication between individuals by the use of instruments as symbols, in which the relation between the symbol and the signified concept is arbitrary. Data for the study were drawn from oral interviews and participant observation as primary sources, while secondary sources were library materials and the internet. Findings indicate that there exists yet another form of non-verbal communication that is symbolic (involves symbols) and is exclusively interpersonal in “the various Igbo culture areas” (Onwuejeogwu 1975). The examples are sub classified based on what they communicate. The study concludes that interpersonal symbolic communicative practices could be used as tools in interesting and complex ways for the description and reproduction of varied sociocultural world of the Igbo.

Koyraboro Senni (KS), a Malian language of Songhay family, has a system of TAM markers that distinguish two aspectual categories – the perfective and the imperfective and three series – the “weak” series used in neutral declarative clauses and clauses with a non-subject focus, the subject-focus series, and the “strong” series, which is used for predicate-centered focus. The paper studies the use of the strong in-focus forms in a corpus of narrative texts and shows that the strong perfectives in most cases are used to describe real events, while strong imperfectives are irrealis-oriented. Contrary to implications of our current knowledge of polyfunctionality of in-focus forms the strong imperfective is not used for present progressive and is relatively frequent in narrative texts. I also argue that while the perfective part of the system is better understood as the result of development of typical intrinsically-focused reading – the perfect, its imperfective part is better explained in line with Tatevosov’s (2005) proposal of direct development of the habitual to the prospective.

The study examined animal-based metaphors in Igbo with a focus on their cultural and contextual meanings and interpretations. It adopted the pragmatic methodological approach involving interviews with 20 participants drawn from various Igbo culture areas to collect animal-based metaphors as well as their meanings and interpretations. Introspection also featured in data collection as the authors are native speakers of Igbo. The study revealed that animal-based metaphors are used to describe human personality, conduct or behavior. This is essentially by the process of associating some features or attributes of the animals with human conduct and personality. The study further identified that some metaphors could be used in dual metaphorical sense, i.e., derogatory/negative, and commendatory/ positive, and these depend on the cultural connotations as well as contextual meanings and interpretations of the referents. The study concludes that animalbased metaphors in the Igbo language and culture reflect and represent the description of a person, conduct or behavior, as well as beliefs and realities among the Igbo.

Сегодня мы беседуем с директором Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера) РАН Андреем Владимировичем Головнёвым — ученым-путешественником, специалистом в области этнографии, этнологии, исторической и визуальной антропологии, сценаристом и режиссером документальных фильмов о народах и культурах, доктором исторических наук, профессором, членом-корреспондентом РАН, лауреатом Государственной премии РФ в области науки и технологий за вклад в изучение культурного наследия народов Арктики. Разговор шел о науке и творчестве, об археологии и этнографии, об уникальном вкладе народов Севера в мировой цивилизационный процесс, о МАЭ и перспективах его развития и о многом, многом другом…

Участники поискового движения России теоретически должны обладать базовыми знаниями об анатомии человеческого скелета, а также о возрастной и половой изменчивости костей. На практике знания поисковиков в этой сфере зависят исключительно от личной заинтересованности в изучении предмета. Результаты тестирования, в ходе которого исследовалась способность поисковиков пользоваться графическими схемами определения пола и возраста, оказались достаточно низкими. Оценки характеризуются не только чрезвычайной вариативностью, но и часто плохо соотносятся с предложенными к анализу схемами. Более опытные поисковики в среднем оказались более точными в оценках. Вероятно, это обстоятельство скорее всего связано с их большей концентрацией на поставленной задаче, нежели обусловлено реальным позитивным опытом сопоставления характеристик скелета и паспортного возраста человека. Несомненно, неудовлетворительные результаты отчасти объясняются условиями проведения тестирования — массовым скоплением большого числа людей, звуковым фоном в зале, временными ограничениями мероприятия. В целом мероприятие оказалось красноречивым свидетельством низкой эффективности групповых занятий, посвященных антропологическим методикам, для лиц, не специализирующихся в области антропологии.