Научный архив: статьи

В статье исследуются исторические обстоятельства появления среднеазиатской (туркестанской) политической эмиграции на территории Турецкой Республики в первой половине 20-х годов ХХ в. Рассматривается ее политическая деятельность, направленная на организационное оформление и достижение идеологического единства, для чего необходимо было заручиться политической поддержкой турецкого руководства. Исследование опирается на мемуары, воспоминания и опубликованные записки видных представителей туркестанской эмиграции (как на русском языке, так и на турецком), сборники документов, публиковавшиеся в СССР, а также недавно рассекреченные архивные материалы, освещающие внешнюю политику Советской России и сопредельных стран. Несмотря на культурно-этническую общность и пантюркистские убеждения отдельных представителей турецкого политического руководства, Турция оказала лишь ограниченную помощь представителям туркестанской антисоветской эмиграции. В итоге эмигрантские группировки и объединения были вынуждены искать политической поддержки у государств Восточной Европы. Автор приходит к выводу о бесперспективности создания независимых политических образований на территории СССР лишь за счет поддержки локальных антисоветских выступлений из-за рубежа. Для жизнеспособности подобных образований необходимы внутренние объективные условия

Задачей статьи является анализ стратегических планов Советской России и Великобритании в отношении Центральной Азии – важнейшего геополитического региона, контроль над которым позволял Москве и Лондону обеспечить защиту своих государственных интересов на заключительном этапе Первой мировой войны. Разработка этих планов сопровождалась острой внутриполитической борьбой в Великобритании в связи с «большевистской угрозой» британским владениям в Азии и кризисом Османской империи, повлиявшими на этноконфессиональные движения в Персии и Афганистане под националистическими лозунгами. Цель автора заключается в рассмотрении роли и места центральноазиатского региона во внешней политике Москвы и Лондона, которые стремились со стороны Республики Советов использовать сложившуюся ситуацию для реализации планов подготовки «мировой революции», а с точки зрения Британии, укрепить ее позиции в противодействии национальным движениям, которые искали поддержки у держав Четверного союза. Актуальность исследования обусловлена сохранением и даже обострением напряженности в интересующем автора регионе, что вызывает необходимость изучения исторического опыта урегулирования спорных вопросов. Новизна работы определяется введением в научный оборот целого ряда источников официального и личного происхождения, а также использованием комплексного, компаративного метода анализа стратегических целей ведущих геополитических акторов на завершающем этапе Первой мировой войны. Как показано в статье, несмотря на имеющуюся отечественную и зарубежную историографию по тематике статьи, требуют уточнения различные сценарии военно-политических шагов Москвы и Лондона в Центральной Азии с учетом германо-турецких проектов использования национальных движений под исламскими лозунгами

Революционные события и события Гражданской войны на Памире до настоящего времени мало исследованы и не до конца ясны. Это связано, прежде всего, с недостатком изучения архивных материалов. Благодаря впервые вводимым в широкий научный оборот документам становятся лучше понятны происходившие в регионе события. В статье главное внимание уделено разведывательной и антибольшевистской деятельности на Памире и в соседних регионах британского генерального консула в Кашгаре Перси Этертона. Отчеты и донесения П. Этертона свидетельствуют, что он активно привлекал для разведывательных целей как местное население, так и антибольшевистски настроенных русских. Отдельно можно выделить широкое использование исмаилитов Памира и исмаилитских пиров, часть которых стремилась не допустить установления советской власти в регионе и готова была в этом опереться даже на суннитов афганцев и бухарцев, а также заручиться поддержкой англичан. В статье показана борьба большевиков за утверждение своей власти на Памире и их контрразведывательные мероприятия против действий англичан в регионе. Предметом исследования становятся методы, которые использовали обе противоборствующие стороны, вопрос, кто оказывал им поддержку и почему антибольшевистские усилия британской стороны оказались, в целом, малоуспешными. На основании архивных документов и ряда исследований реконструируется ход борьбы с антисоветскими силами и повстанцами. Сам же Памир интересовал большевиков как путь, по которому можно было «экспортировать» революцию в Британскую Индию, что являлось частью политики распространения своей идеологии в Азии. Все это – малоизвестные страницы в истории региона. Использование новых архивных материалов позволило во многом иначе взглянуть на события, происходившие на Памире в 1917–1922 гг

Общие сюжеты истории басмаческого движения, участники которого боролись против советской власти в Туркестане с 1918 г. и до второй половины 1930-х годов ХХ в., исследованы сравнительно полно. Но при этом в большей части публикаций, посвященных этой проблеме, акцент делается на анализе причин, определивших возникновение движения, характеристике его социальной базы, основных задачах и этапах. Значительно меньшее внимание уделяется вопросам, раскрывающим конечные цели основных союзников басмачей в борьбе с большевизмом в Туркестане, и тому, какое место в достижении подобных целей отводилось этому движению. Между тем это актуальная и значимая проблема. Ставшие в последние годы доступными для исследователей источники свидетельствуют, что у всех основных участников антисоветского фронта в Туркестане имелись собственные планы в отношении будущего этого региона. Реализация этих планов предусматривала тесное сотрудничество с басмаческим движением и ставила перед ним вполне определенные задачи. Анализ этих задач в планах адмирала А. В. Колчака, правящих кругов Афганистана, эмира Бухары, светских и религиозных авторитетов мусульман китайской провинции Синьцзян позволяет, с одной стороны, уточнить отдельные детали истории движения, а с другой – по-новому взглянуть на целый ряд сюжетов Гражданской войны в Туркестане. Полученные факты дают, в частности, основание говорить, что в борьбе за реализацию своих планов участники схватки с большевизмом являлись одновременно ярыми соперниками. Представляется, что, в случае победы над советской властью, новый этап противостояния развернулся бы между бывшими союзниками и движение басмачей было бы втянуто в эту борьбу.

На примере анализа содержания, структуры, концептов монографии И. В. Нарского, посвященной хореографическому любительству в СССР, рассматривается одна из стратегий создания научных исследований с использованием методов и приемов «культурной истории». И. В. Нарский в своей работе рисует художественную самодеятельность, задуманную как успешный государственный проект, но одновременно ставшую важной составляющей досуга советских людей нескольких поколений, практик их самореализации, выстраивания собственных «миров своих». Такой подход обусловил использование историком не только источников официального происхождения и материалов специализированных печатных изданий, но и широкое привлечение в работе материалов инициативного документирования, а также воспоминаний о собственном советском опыте участия в художественной самодеятельности. Хотя работа четко делится на три части - по количеству «акторов» создания и реализации государственного проекта (государство, профессиональные хореографы, самодеятельность), внутри каждой из частей ткань повествования оказывается выстроенной сложнее. В них отдельные источники становятся точками, от которых отталкиваются многочисленные отдельные сюжеты, перебиваемые лирическими отступлениями с личными воспоминаниями автора. Столь же разнообразен и арсенал используемых автором концептов, проговариваемых и не проговариваемых специально - от теории «плодотворного браконьерства» Мишеля де Серто и теории бриколажа Клода Леви-Стросса до примет концепта «вненаходимости» Алексея Юрчака. Используемые И. В. Нарским исследовательские и повествовательные стратегии представляют собой оригинальный, плодотворный и интересный опыт создания работы в рамках историко-культурной парадигмы, который, безусловно, далеко не исчерпывает все возможности последней.

Статья посвящена опыту Советского Союза 1920-1940-х гг. в области преодоления спортивных санкций и спортивной изоляции. Оказавшись после Октябрьской революции в идеологической конфронтации с Западом, руководство СССР выдержало жесткий прессинг тогдашнего «международного сообщества» практически по всем направлениям своей деятельности, в т. ч. в сфере физкультуры и спорта. При этом СССР не только устоял в таком противоборстве, но и сумел выстроить уникальную модель органичного сочетания и взаимодополнения «большого спорта» и спорта массового. Кроме того, за счет игры на противоречиях капиталистических стран СССР периодически удавалось прорывать спортивную блокаду не только по линии Спортинтерна, но и по линии двустороннего сотрудничества с отдельными странами и территориями. В итоге международные официальные спортивные структуры (МОК и др.) были вынуждены не только интегрировать советских спортсменов в свои ряды, но и сделать это в инициативном порядке, да еще после выполнения жестких требований со стороны СССР.

С помощью изучения специфики технологий советской пропаганды анализируются места и способы санитарного просвещения в СССР в 1920-е гг. С опорой на подход Штефана Плаггенборга аналитический акцент в работе ставится на модальности санитарной пропаганды. Из этой перспективы технология пропаганды, осуществляемая в рамках проводимой кампании санитарного просвещения советских граждан, рассматривается как проявление современных на 1920-е гг. тенденций, отвечающих новым нормам государства эпохи модерна. Анализируются четыре основных места осуществления санитарной пропаганды: дома санитарного просвещения с их мультиформатной работой, агитпоезда и их передвижные выставки, театральные сцены с гигиеническими постановками и специальными санитарными судами, избы-читальни и санитарная работа в них. Рассматриваются причины успехов и неудач различных способов санитарного просвещения. В зависимости от места и избираемой формы метод санитарной пропаганды использовал различные языковые и образные приемы: это помогло сместить изучение практик поддержания здоровья от теоретического осмысления к их пониманию в процессах осуществления ежедневных человеческих практик2. Исследование демонстрирует, как постепенно в раннее советское время выстраивалась целостная система эффективных технологий обучения санитарии и гигиене, которая опиралась на различные практики медикализации населения, перформативные и творческие методы и предшествующий опыт социально-политического информирования. Благодаря используемым формам санитарной пропаганды и различным репертуарам санитарного просвещения советский трудящийся смог стать участником процессов медикализации общества и начать самостоятельно интересоваться охраной своего здоровья.

До революции для многих финно-пермских народов были разработаны алфавиты на основе кириллицы. Продолжался этот процесс и при советской власти. Однако уже в 1920-х гг. возникли первые идеи о латинизации письменности этих народов. Триггером для данной активности стало внедрение в 1920-х гг. в разных регионах СССР латинизированных алфавитов для народов, пользовавшихся «сложной» письменностью (в первую очередь арабской). Ввиду того что финно-пермские народы СССР использовали русский алфавит, который не имеет принципиальных отличий от латинского, «латинизаторы» выдвинули для своих идей политические обоснования. В 1930 г. деятельность по латинизации письменности финно- пермских народов СССР вступила в активную фазу. На первых порах местные власти большинства финно-пермских регионов не решались открыто противостоять деятельности «латинизаторов». Т ем н е м енее в э тих р егионах б ыли о тмечены н е т олько прохладное отношение к латинизации со стороны властей и части интеллигенции, но и сопротивление ей, главными причинами чего были, во-первых, наличие уже существовавших и применявшихся алфавитов на кириллической основе, во-вторых, сохранение важной роли русского языка. Ударом по латинизации стало изменение политической ситуации на уровне всей страны, в том числе в 1930 г. была запрещена латинизация русской письменности. После этого в большинстве финно-пермских регионов власти отринули латинизацию. Во всех регионах прослеживались схожие тенденции, за исключением Карелии, где родной язык на официальном уровне не использовался, и лишь в 1937-1939 гг. на короткое время был введен в оборот.

Представлены результаты математического анализа статей газеты «Аргументы и факты», связанных с советским периодом истории. Выбор темы исследования обусловлен возросшей ролью советского исторического наследия в современной российской социально-политической практике и идеологическом дискурсе. Цель исследования - выявление наиболее характерных черт медиаобраза СССР, конструируемого и транслируемого российской медиасредой, и особенностей исторической памяти современного российского общества. Для этого были проанализированы публикации за период с 2014 по 2022 г., в результате чего были выделены тематические кластеры, отражающие характерные черты медиаобраза Советского Союза. Кроме того, был проанализирован архив публикаций с 1983 по 1991 г. Обращение к данному временному диапазону позволило установить круг тем, присутствовавших в статьях газеты «Аргументы и факты», и сопоставить их с темами публикаций постсоветского периода (2014-2022). Для анализа современного медиаобраза СССР были выбраны первые десять (по наибольшему количеству публикаций) кластеров. Исследование показало, что выделенные тематические кластеры связаны с теми или иными достижениями Советского Союза или же с негативными последствиями его распада. Статьи выделенных кластеров конструируют образ сильного, обладающего большим потенциалом государства с богатым культурным наследием, распад которого стал катастрофическим событием. Конструирование и трансляция в медиасреде данного образа советского прошлого свидетельствуют о наличии непроработанной исторической травмы, связанной с крушением проекта построения коммунистического государства. Подобный медиаобраз является следствием стремления обрести устойчивые ценностные ориентиры в советском прошлом.

В статье рассматриваются общие тренды формирования образа СССР и восприятие его роли в исторической памяти государств Центрально-Азиатского региона (Казахстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан и Кыргызстан) в контексте исследования политики памяти на постсоветском пространстве.

Статья призвана выявить причины зарождения, интеллектуальные истоки и эволюцию системного подхода в советской науке о международных отношениях 1970-х–1980-х гг. Обращение к этому опыту теоретизирования востребовано в связи с интенсификацией дискуссий относительно отечественных подходов к научному осмыслению межгосударственных взаимодействий. Системный подход возник как ответ на аномалии, с которыми сталкивался марксизм-ленинизм в объяснении международной обстановки. Наибольшую опасность для его доминирующего положения создавали ослабление межимпериалистической борьбы после Второй мировой войны, сохранение капитализма и нарастание противоречий внутри социалистического лагеря. В результате даже закрепление господствующей парадигмы в качестве идеологической догмы оказалось неспособно предотвратить научную революцию. Вместе с тем она осуществлялась скрыто, а коренная ревизия маскировалась под косметическую реинтерпретацию учения. Внедрение системного подхода подготавливалось тремя путями: манипуляциями наследием основоположников марксизма-ленинизма, освоением буржуазной литературы, внедрением терминологии общей теории систем. В его становлении ведущую роль сыграли Э. А. Поздняков и М. А. Хрусталёв. Теоретики задали широкие рамки анализа на высоком уровне абстракции, с тем чтобы избежать обвинений в идейном ренегатстве. При этом они разработали оригинальную схему анализа, в ряде отношений опередив представителей буржуазной науки, с которыми находились в заочной дискуссии. Тот факт, что эти построения не всегда оказывались востребованы в прикладных исследованиях и официальном дискурсе советского руководства в 1980-х гг. также свидетельствует о нетривиальности полученных результатов. Они приводили к логически обоснованным, но политически неудобным следствиям. Обращение к опыту разработки системного подхода в СССР даёт значимые уроки для дальнейшего развития теоретической мысли в России. Он формирует интеллектуальную альтернативу ряду более обсуждаемых в отечественной науке подходов.

Актуальность статьи обусловлена тем, что в рамках трансформаций российской государственности важным этапом политического прошлого выступал советский период. При всех структурных, функциональных, политико-культурных и других изменениях политической системы России (включая избирательную), которая в начале 1990-х гг. начала процесс своей режимной перестройки, полностью исключить ситуацию преемственности было нельзя. Она обусловлена как элементами традиций и норм, сохраняющихся в политической культуре, так и эффективностью определенных управленческих практик, которые действуют в рамках определенных национальных общностей, что предполагает их адаптацию и использование в современных политических реалиях. Соответственно, цель работы заключается в определении советского влияния на современную практику избирательных процессов. Результаты ее осуществления включают решение таких задач, как обозначение ситуации преемственности советского прошлого в современной избирательной системе РФ и демонстрация практик, используемых современными российскими политическими партиями, имеющих историческую обусловленность советского периода. Методологическую основу работы сформировали историко-культурный и структурно-функциональный подходы.