Научный архив: статьи

Цветообозначения можно считать одним из ключевых элементов концептуальной и языковой картины мира. Центральным в колористической палитре цветов является белый цвет. В славянской культуре белый цвет, с одной стороны, означал почитание, благородство, истину, сакральность, чистоту, с другой стороны, ассоциировался со смертью, вечностью и пустотой. Рассмотрение символики белого цвета, отраженной в курской частушке, - задача данной статьи. Материалом исследования послужил свод «Частушки Курского края», в который вошли тексты, записанные в двадцати восьми районах Курской области в период с 1968-го по 2012-й год.

Статья посвящена исследованию возможного символического контекста романа Е. Замятина «Мы». С помощью приемов интертекстуального анализа одного из ключевых в его поэтике символов выявлена смысловая связь идейного содержания произведения с романом М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и романом В. Дудинцева «Белые одежды» в аспекте ключевого конфликта личности и тоталитарной системы.

    В статье анализируются «Письма русского путешественника» Н. М. Карамзина в аспекте символико-мифологического восприятия пространства, предполагающего взгляд на страны, изображенные в травелоге, как символико-мифологические единицы «ментальной карты» в книге. Под «ментальной картой» понимается целостный образ географического пространства, ценностно перестроенный в соответствии с авторским видением европейской культурно-исторической ситуации. Цель работы – выявить срытый дополнительный сюжет книги Карамзина, определяющий логику восприятия географического пространства и его осмысления с учетом историко-политической ситуации, свидетелем которой становится карамзинский герой-путешественник. С помощью методологии структурно-семиотического, историко-генетического, сравнительно-типологического прочтения текста, а также методологии гуманитарной географии показано, каким образом Карамзин обобщает представления о логике развития западноевропейской истории и культуры к концу XVIII столетия. Охарактеризован символико-мифологический взгляд писателя на культурный диалог России и Европы, на место и роль на «ментальной карте» «Писем…» Франции, Швейцарии, Англии и стран германского мира. Сделаны выводы о значении пространственного образа «Писем…» для оформления историко-политической концепции Карамзина конца XVIII столетия, ключевую роль в которой играли идеи диалога, умения оценивать по достоинству достижения европейской культуры и развивать потенциал отечественной.

    В статье анализируются «Письма русского путешественника» Н. М. Карамзина в аспекте символико-мифологического восприятия пространства, предполагающего взгляд на страны, изображенные в травелоге, как символико-мифологические единицы «ментальной карты» в книге. Под «ментальной картой» понимается целостный образ географического пространства, ценностно перестроенный в соответствии с авторским видением европейской культурно-исторической ситуации. Цель работы – выявить срытый дополнительный сюжет книги Карамзина, определяющий логику восприятия географического пространства и его осмысления с учетом историко-политической ситуации, свидетелем которой становится карамзинский герой-путешественник. С помощью методологии структурно-семиотического, историко-генетического, сравнительно-типологического прочтения текста, а также методологии гуманитарной географии показано, каким образом Карамзин обобщает представления о логике развития западноевропейской истории и культуры к концу XVIII столетия. Охарактеризован символико-мифологический взгляд писателя на культурный диалог России и Европы, на место и роль на «ментальной карте» «Писем…» Франции, Швейцарии, Англии и стран германского мира. Сделаны выводы о значении пространственного образа «Писем…» для оформления историко-политической концепции Карамзина конца XVIII столетия, ключевую роль в которой играли идеи диалога, умения оценивать по достоинству достижения европейской культуры и развивать потенциал отечественной.

Человек - часть природы. И как неотъемлемая ее часть он живет и взаимодействует с другими ее творениями - растениями и животными, горами, реками и морями, пустынями, степями. В зависимости от условий окружающей среды и связанных с ними основных форм и рода деятельности человек выделяет те природные объекты, от которых больше всего зависит его благополучие, а подчас и само существование. В этом смысле растительный и животный мир - наиболее важная часть природы, в которой он черпает все необходимое для своей жизни. Растения и животные дают людям пищу, кров, одежду, лекарства, защиту и эстетическое удовольствие. Но среди всего разнообразия видов растений и животных каждая национальная культура выбирает лишь те, которые олицетворяют самые важные для данного народа черты. Они и становятся национальным символом данной культуры. Для арабо-мусульманского общества такими символами стали пальма, олива, кофе, а для отдельно взятой страны - Ливана - кедр. Статья посвящена некоторым из них в свете традиций и обычаев арабов, их фольклора, религиозных воззрений на базе мифов, сказок, пословиц, поговорок и других произведений. Наиболее полно и на всех уровнях национального сознания - религиозного, поэтического, фольклорного - представлены два наиболее широко распространенных в странах арабского мира дерева. Это пальма и олива. Они не только неоднократно встречаются в священных текстах и различных сказаниях. Эти растения, о которых существует также множество пословиц, поговорок и фразеологизмов, стали выразителями представлений арабов о самых существенных качествах и ценностях, которые играют первостепенную роль в жизни арабского общества. В межкультурной коммуникации знание такого материала и умелое его использование может способствовать установлению тесных дружеских контактов и налаживанию общения.

В статье рассматривается значение термина «обладатель сорока копий» («қырық сүңгілі»), в отдельном списке тюрко-татарской хроники конца XVII в. Дафтар-и Чингиз-наме. Кроме того, предпринята попытка идентификации некоторых персонажей из данного источника как «обладателя сорока копий Болат бахадура» и его сына «Бек бия» с реальными историческими личностями (беками, племенными вождями) эпохи золотоордынского хана Джанибека. В военной истории древних насельников Евразии и поздних средневековых тюрко-монгольских кочевых племён копья и пики были одним из основных видов оружия, ближнего боя и неоднократно в летописях отмечалась их важность. Помимо основного, функционального, боевого назначения, копья и пики в воинской культуре и традиции тюрко-монгольских кочевников Великой степи имели еще символическое значение. Копье как предмет вооружения, использовавшийся при таранной атаке и в ближнем бою, эволюционировало в символ государственности в виде штандартов, знамен, а обладание им приравнивалось к статусу «главнокомандующего» или «крупного военачальника». В связи с этим, анализируя и учитывая непрерывную многовековую воинскую традицию степных кочевников, в статье предполагается, что словосочетание «обладатель сорока копий» («қырық сүңгілі») в Дафтар-и Чингиз-наме эквивалентно «командующему огромного войска». По нашему мнению, в данном источнике копье-пика представлено как абстрагированный текстовый символ, обозначающий «армию», «огромное войско», а ее обладатель является «главнокомандующим», «крупным военачальником».

Особенность художественного рисунка армянских ковров заключается в том, что композицией, орнаментами и гаммой цветов ковер выражает архаические представления о сотворении мира и связан с космогоническими мифами, древними верованиями и культами. Как отмечала специалист по древней литературе и мифам Ольга Фрейденберг, предметы (и орнаменты на них) являются выражением мифотворческого мышления древнего человека. Именно эти древние представления отразились в композициях армянских ковров. Композиционные части армянского ковра состоят из: 1) центра - сакрального места, откуда началось сотворение мира; 2) космического пространства, сформировавшегося вокруг центра; 3) пояса, окаймляющего мир и защищающего его от хаоса. Древние представления о мифологической структуре мира продолжают существовать в христианской культуре армян. Основные понятия христианской философии о космическом пространстве как творении Бога, несомненно, нашли свое выражение в символах художественных рисунков на многих предметах декоративно–прикладного искусства, в том числе на коврах. Отметим, что ковер в армянской культуре считался сакральным предметом. И поэтому размещение в центральной части композиции ковра символического изображения Храма или Хорана (Алтаря) абсолютно закономерно. Так, медальоны ковров XIX века (МИА № 7867-8, 10740, 9163, 10297) повторяют контуры плана крестокупольных (центральнокупольных) церквей: Кафедрального собора, храма Св. Рипсиме (618) в Эчмиадзине и др. Другая группа ковров с замкнутой композиционной структурой из армянских областей Гандзака, Вайоц Дзора, Арцаха, Карина (МИА № 7214, 8057-1, 9262, 11380) имеет аналогии с трехнефными базиличными и купольно-базиличными залами храмов IV-VII веков.

Роль традиционного искусства в системе жизнеобеспечения коренных народов Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера приобретает все большее значение с вовлечением регионов в процессы развития туризма. И само искусство, и жизнеобеспечение в этих процессах претерпевают структурную и смысловую трансформацию, несущую новые риски и открывающую новые перспективы. Ремесла, забытые в процессах модернизации, вновь актуализируются, но как предметы «арт-рынка», то есть становятся объектами рыночных отношений и в качестве таковых участвуют в жизнеобеспечении. Туристы, приезжающие в Сибирь, в основном руководствуются мотивами, отличными от мотивов тех, кто едет «на моря». Часто туристы отправляются в Сибирь преодолевать профанность быта, в поисках бытийных смыслов в том виде, в каком они им представляются. Такое восприятие сибирского пространства, во-первых, представляет Сибирь конкурентным макрорегионом на мировом туристическом рынке, во-вторых, открывает колоссальные возможности для развития новой волны традиционных ремесел и искусств, востребованных в индустрии аутентичных знаков сопричастности бытийным смыслам, которые мы упрощенно называем сувенирами. Развитие этой индустрии происходит спонтанно и преимущественно конструктивно. Максимальный успех имеют те мастера, кто изучает работы археологов и этнографов, и в своих авторских импровизациях на тему древнего и этнического искусства создает подлинные шедевры. Этноисторический туризм являет собой не просто отрасль экономического развития регионов, но также развитие традиционной культуры в ее смысловых и эстетических областях.

Рассматривается организация зеленых общественных пространств как живых картин, создающих динамичные архитектурные образы, которые отражают определенные культурные ценности. Зеленые общественные пространства рассматриваются как специфический элемент архитектурного пространства города, где осуществляется взаимосвязь природных и социокультурных особенностей садов и парков. Исследуются отличительные черты и характеристики образов и символической структуры классических парков регулярного и пейзажного типа, анализируются зарубежные и отечественные памятники ландшафтной архитектуры. Рассмотрены так же современные приемы создания вечернего образа сада или парка с помощью технологических новшеств, «живые» движущиеся картины на деревьях, полученные с применением искусственного света.

В статье рассмотрено преломление природы Кавказа в творчестве А.С. Пушкина. Автор подчеркивает, как кавказская природа наполняется символами, ассоциациями, становится особым художественным миром.

В статье путем привлечения обширного круга фольклорных и этнографических сведений, в том числе впервые переведенных на русский язык, а также вводимых в научный оборот архивных данных, реконструирован и проанализирован мировоззренческий комплекс хакасов, связанный с рыбой. В ходе исследования доказано, что в культуре хакасов рыба занимала одно из ключевых мест. В традиционных воззрениях ее образ наделялся многообразным значением. Символически рыба была неразрывно связана с водой как важнейшей природной стихией и основополагающей жизненной субстанцией. Она воспринималась в качестве одного из первозданных существ и имела статус сакрального животного, выполняющего функцию опоры земли. Выявлена ее связь с небесной сферой. Определено, что в религиозно-мифологическом сознании хакасов рыба осмыслялась в качестве тотемистического предка и воплощения духа-хозяина воды — cyF ээзi. В отношении последнего была сформирована особая система ритуального взаимодействия. Доказано, что у хакасов наряду с процессом антропоморфизации природных существ известна и обратная тенденция — перенесение ихтиологического символизма на образ самого человек, в связи с чем в мифологическом сознании допускалась мысль о возможности брачного союза между человеком и духом воды, нередко принимавшим ихтиоморфное обличие. Показано, что рыба наряду с иными, выступала в качестве фаллического символа и была связана с идеей плодородия.

В данной статье ключевой для китайской духовной культуры символ дракона рассмотрен в переходный период от рода к государству. Автор анализирует процессы трансформации мифологического символа дракона в генезисе китайской философии, демонстрирует, что наряду с процессами эвгемеризации, антропоморфизма и десакрализации символа дракона происходило одновременное закрепление его в письменной традиции, встраивание в философские категориальные схемы. В статье подробно рассмотрен архетипический мотив битвы Героя и Дракона: делается вывод о том, что этот мотив может указывать на утрату человеком внутриродового единства и целостности с природным окружением, на изменение самого человеческого сознания – отделение рационального (логического) сознания от магического. В статье также анализируется символ дракона в космогонических мифах древнего Китая. Автор полагает, что в космогонических мифах переосмысляется цикл «жизни–смерти–возрождения» в новом качестве «бытия-космоса – небытия-хаоса – порождения космоса». Образ змеи или дракона при этом проявляется на всех уровнях: он предстает одновременно как бесконечно-становящееся (мир бытия), бескрайне-пустотное
(мир инобытия, небытия или хаоса) и постоянно-порождающее (творческая сила); как пребывающее в самом себе и постоянно проявляющее себя, то сворачиваясь, то распрямляясь.