Научный архив: статьи

Становление института донорства в сфере вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) приводит к тому, что некоторые женщины участвуют в процедуре донации ооцитов и суррогатного материнства (либо того и другого) неоднократно, т.е. получают определенный опыт профессионализации в этой сфере. Материалом статьи являются девять глубинных полуструктурированных интервью женщин, имевших более чем двукратный опыт донорства ооцитов и/или суррогатного материнства, а также четыре экспертных интервью со специалистами в области ВРТ. Авторы сосредоточены на двух исследовательских вопросах: каким образом доноры выстраивают автобиографический нарратив, в который вписывается история регулярного донорства, и как видятся донорам параметры становящейся профессиональной сферы, которым они должны соответствовать, т.е. каким образом нарративы доноров коррелируют и взаимодействуют с внешними дискурсивными рамками. Поиск ответов на эти вопросы предполагает качественный анализ интервью доноров и медиков. Внутренняя динамика ситуации с профессиональным донорством сегодня определяется еще и тем, что заинтересованность в стабильности и предсказуемости «доноров с хорошим опытом», имеющая материальное выражение (вознаграждение), оборачивается «эффектом конвейера» для самих участниц, противореча тем ценностям повышения самооценки и социального статуса, которые помимо денег служат мощным стимулом длительного участия в программе для женщин-доноров. Материал и выводы статьи представляют интерес для специалистов, работающих в сфере репродуктивной медицины, а также для специалистов в сфере продвижения этого продукта на рынке.

В транзитивных периодах появляется аксиологический запрос - потребность защиты, устранения антинормы в разных формах. Это реакция на общественно-политические и социально-культурные явления современности. Формируется межтекстовое образование в медиадискурсе вокруг предметно-тематического поля «приведение к норме», которое можно обозначить как нарратив о приведении к норме. Здесь компенсация нарушения нормы распространяется на разные тематические блоки, особенно актуальные для текущей новостной повестки, становится концептуальным основанием для формирования фактуальности. Когнитивной базой содержания подобного нарратива выступает, с одной стороны, шаблонный рассказ о событиях, связанных с устранением нарушений социальной нормы, с другой стороны, речевые клишированные структуры, семантически объединяемые значением языковой нормы.

В статье выявляются основные нарративные стратегии коммуникации российских региональных политиков в визуальном сторителлинге. В качестве методов исследования выступают дискурс-анализ в интерпретации Н. Фэркло и подход П. Штомпки. Объектом исследования выступают 15 наиболее популярных пабликов глав регионов России в социальной сети ВКонтакте. Предметом - публикации, которые содержат иконографические материалы. Хронологические рамки определяются периодом с 01 марта 2023 года по 01 ноября 2023 года. Результаты исследования позволили выделить четыре ключевые нарративные стратегии, используемые при ведении паблика глав регионов. Ими являются «путь героя», «стабильность», «свои-чужие» и «планы на будущее». В статье делается вывод о том, что в каждом из рассмотренных пабликов так или иначе задействован каждый из этих нарративов. Наиболее популярным является «путь героя». Представление каждой из стратегий в визуальном сторителлинге отличается во всех рассмотренных нами случаев. Это позволяет сделать предположение о том, что демонстрация той или иной стратегии зависит как от целевой аудитории паблика (в данном случае жителей региона), так и от личностных особенностей, присущих самим политикам.

В статье рассматриваются вопросы социально-политического и правового явления русофобии, представлен понятийный аппарат и приводится правоприменительная практика.

Современная коммуникационная среда насыщена мультимодальной информацией, с которой человек активно взаимодействует в повседневной жизни. Исследователями мультимодальных текстов было доказано, что восприятие данных текстов отличается от восприятия линейных мономодальных текстов, так как семантическая нагрузка в мультимодальном тексте распределена между вербальным и невербальным модусами. Однако помимо собственно свойства мультимодальности такие тексты могут обладать другими свойствами, например нарративностью. В настоящее время довольно мало работ посвящено изучению нарративных мультимодальных текстов в целом как вида мультимодальных текстов. В нашей работе мы обратим внимание на тексты, являющиеся не только мультимодальными, но и нарративными. В статье анализируется понятие нарративного мультимодального текста, приводится классификация данных текстов. Рассматриваются особенности взаимодействия нарративности и мультимодальности в рамках одного текста, выявляется влияние нарративности на корреляцию модусов текста, а также влияние двух данных свойств на восприятие таких текстов. Актуализируется вопрос дальнейшего исследования способов взаимодействия нарративности и мультимодальности в рамках одного текста.

В статье производится сравнительный анализ нарративной структуры романа М. Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» и романа Т. Рошака «Воспоминания Элизабет Франкенштейн». Выдвигается предположение о том, что в романе Шелли «концентрическая» композиция, при которой три главных нарратива - капитана Уолтона, Виктора Франкенштейна и Создания - помещались один внутрь другого, была вариацией на тему популярного в готической литературе мотива «обретенной рукописи» и служила цели усилить эмоциональное воздействие на читателя, размыв границу между правдой и вымыслом. Рошак в целом воспроизводит эту структуру, однако наделяет первичного повествователя Уолтона аукториальной функцией, выводя его за пределы рамочной конструкции и значительно расширяя его «присутствие» в основной части текста, представленной дневником Элизабет Франкенштейн. Преследуя ту же художественную цель, что и его литературная предшественница, Рошак создает более сложную систему, при которой каждое из основных действующих лиц выступает в нескольких функциональных ролях, а также включает в текст многочисленные дополнительные вставные нарративы; такая организация повествования значительно труднее для восприятия, чем изящная композиция романа Шелли, однако с точки зрения эмоционального воздействия она оказывается более эффективной: переплетая вымысел и реальность, Рошак разрушает саму ткань художественного мира, вторгается в экстрадиегетическую реальность читателя и таким образом многократно усиливает эмоциональное воздействие повествуемых событий.

Статья посвящена рассмотрению теорий постисторизма в аналитической философии истории. Подчеркивается, что постисторизм изначально выступает критической позицией по отношению к лингвистически ориентированному историческому релятивизму. Теоретики постисторизма подвергают критике дискурсивное понимание предмета истории, а также взгляд на историка как на автора. Они осуществляют парадигмальный поворот от языка историков к анализу исторического опыта (понимаемого как особый, «возвышенный» опыт). Отмечается, что в центр теорий постисторизма ставятся такие категории, как «нарратив», «прошлое», «память», «метафора», «репрезентация» и др. Нарративистский подход включает в себя предположение, что историк работает не с событиями прошлого, а лишь с интерпретациями прошлого. Главным историческим методом выступает реконструкция исторического опыта через продуктивное воспоминание. Возникает принципиально новая задача: создание множества локальных историй в виде нарративов, но без стремления создавать«метанарративы». Ретроспективизм в нарративном подходе заключается в стремлении историка пересказать определенную совокупность событий прошлого в виде текстуальной целостности. Целостность нарратива как исторического текста базируется не на лингвистическом, а на «эстетическом» принципе: ее фундирует присущее описываемому ряду исторических событий единство опыта - как действующих лиц этих событий, так и историка-интерпретатора. Аналитическая философия истории в эпоху постисторизма стремится конструировать не дискурс, а нарратив, поскольку последний изначально апеллирует, скорее, к сопереживанию, а не к пониманию или языковому родству. На первый план выходит понятие метафоры, включающее в себя символическую трактовку исторических понятий и обобщений, согласно которой возникает возможность «репрезентировать» прошлое. С точки зрения автора, можно основывать историческую эпистемологию на допущении символической трактовки исторического опыта и нарратива.

   Современная литературная критика рассматривается в статье как часть культурного нарратива, способного конструировать и структурировать историческую память, творить мифы. Автор обнаруживает «сюжет» сменяющих друг друга форм мифологизации и демифологизации прошлого в критике. В 1990-е гг. в условиях обвала журнальных тиражей актуальным стало ностальгическое припоминание (пост)оттепели, миф о которой как о «золотом веке» выполнял для литературной критики терапевтическую функцию. Формами ностальгии становятся воспоминания о времени молодости, возвращение в прошлое, взгляд на него с позиции «из вне», тоска по былым ценностям. 1990-е гг. воспринимались как время кризиса, катастрофы. Спустя два десятилетия критика демонстрирует разворот от ностальгии к демифологизации и разрушению мифа о «золотом веке» (пост)оттепели. Опыт мифологизации оценивается критикой 2020-х гг. как опасный путь осмысления действительности. В то же время вычленяется тенденция строительства нового мифа: 1990-е начинают в воспоминаниях критиков превращаться в образ по-настоящему свободного «золотого времени». Создавая и разрушая мифы, критика пытается осмыслить современную социокультурную ситуацию и свой статус. Обращение к прошлому помогает обнаружить структуру, порядок, закономерности, позволяющие ей понять настоящее.

В современном научном знании повышается внимание к языку и его потенциалу. Вышедшие на первый план вследствие лингвистического поворота личные истории и нарративы позволили исследователям сфокусироваться вокруг новых репрезентативных возможностей и эвристических граней в восприятии, объяснении и структурировании социокультурной реальности. Вполне правомерно говорить об осознании значимости повествований в жизнедеятельности, сосредоточенных не в специализированных текстах, но в обыденном языке. Кроме этого, следует констатировать, что в современных условиях акценты смещаются именно на перформативную природу личностного конструирования и моделирования действительности в самых различных сообществах. Стало быть, структурный и функциональный потенциал личных историй и нарративов перманентно расширяется. Настоящая статья посвящена рассмотрению личных историй и нарративов в современных реалиях. Автор фиксирует активную нарративизацию научного знания, сосредоточиваясь на репрезентативных возможностях этих социальных феноменов и проводя дифференциации между нарративами как таковыми, выражающими авторское осмысление каких-либо фактов через призму своего жизненного опыта и их последующее изложение, и личными историями как рассказами ментальных субъектов непосредственно о своих жизненных событиях. На основе анализа различных подходов уточнены сущностные характеристики рассматриваемых социальных феноменов. В работе также изучены стадии формирования личных историй и нарративов. В заключение подведены итоги исследования.

Новый этап развития естественных наук и связанной с ними медицины, приходящийся на начало XIX в., и общесоциальные тенденции к обособлению детства, а тем самым всего периода биологического роста, меняют и культурные практики, и культурный семиозис. Формируется культурное поле нового медицинского праксиса, ориентированного на детский и юношеский возраст, развитие соответствующего сегмента когнитивного пространства и семиотического поля. Обособление детской медицины происходит параллельно с освоением новой темы в искусстве, особенно в литературе. Эффект обращения планов позволяет не только рассматривать семиотические отображения этого рода как иллюстрации, созданные благодаря языкам культуры, но и использовать такой художественный дискурс для создания интерпретационных рамок, нужных для рецепции текстов. Оба варианта семиотических отношений используются в дискурсе культурной антропологии.

Представлен результат исследования воздействия концепции аналитического искусства на практики киномонтажа и формы преподнесения исторического нарратива. Из данной постановки задачи следует избрание предмета исследования, который должен быть отнесен, во-первых, к периоду доминирования указанной концепции, во-вторых, к творчеству художника, одновременно являющегося кинематографистом и писателем. По обозначенным причинам в статье впервые представлен анализ использования в 30-х годах ХХ века техники монтажа как художественного метода в творчестве художника, кинематографиста и писателя Павла Зальцмана (1912-1985). В то время идея монтажа, как это выявлено в статье, стала своеобразной культурной «константой», а базовый принцип монтажа относили не только к кинематографу, но и к поэзии, прозе и живописи. Именно у П. Я. Зальцмана можно видеть главную черту монтажной эстетики - разделение текста не на главы, акты или явления, а на фрагменты и эпизоды, выявляющие монтажную оптику автора. Как результат монтаж в текстах П. Я. Зальцмана так же, как и в кино, воссоздает художественную субъективность - возможность воспринимать реальность глазами героя. В эстетике романов можно проследить как монтаж планов (монтаж изображений), так и монтаж эпизодов (действий), что формирует полифонический роман как кинодискурс. Выяснено, что в литературных произведениях П. Я. Зальцмана идея постутопического модернизма - изображение истории и / или современности в личном и социальном опыте как серии болезненных разрывов - представлена как основной нарратив. Доказывается, что ставшие известными в наше время тексты П. Я. Зальцмана порождены самим временем и реализуют художественные принципы раннего авангарда. Формы взаимодействия вербального, интермедиального, кинематографического и визуального подводят в случае с текстами П. Я. Зальцмана, как это доказывается в статье, к созданию в сознании читателя преобразующего действительность дискурса. Обосновано, что ретроспективное исследование творчества Павла Зальцмана продуктивно с позиций нашего времени тем отстраненно-объективным взглядом на происходящее, который в технике киномонтажа обозначил автор ХХ века, и самой оригинальной формой преподнесения исторического нарратива, перекликающегося с нашим временем.

В статье рассматривается проблема использования исторических преданий и соотносимых с ними по жанровым признакам форм устной несказочной прозы в художественной иносреде. Исследование проведено на материале путевых очерков В.Г. Короленко «У казаков», которые, по признанию современников писателя, являются одним из лучших образцов в его литературном наследии. Своеобразие приемов построения повествовательной структуры «У казаков» и принципы авторской интерпретации отобранных фольклорных претекстов определяются сложной задачей, стоявшей перед литератором. На протяжении многих лет он собирал материал для исторического романа о Е.И. Пугачеве «Набеглый царь», рассчитывая сказать новое слово в литературе об этой знаковой для российской истории и противоречивой личности. Пытаясь найти ответы на сложные вопросы, связанные с генезисом пугачевщины, он превратил путевые очерки о Приуралье в лабораторию по моделированию эстетической концепции будущего романа. Такая установка позволила ему максимально расширить жанровый потенциал произведения, добиться иного уровня функциональности заимствованных элементов. В статье представлен подробный анализ ключевых эпизодов очеркового цикла, позволяющий сделать выводы об эффективности авторского метода и особенностях творческой лаборатории прозаика.