Статьи

В современной научной парадигме литературу ужасов зачастую трактуют, основываясь на концепции отвращения, во многом благодаря работам Ю. Кристевой и Н. Кэрролла, инспирированным М. Дуглас. Вместе с тем равным образом феноменологический анализ и данные когнитивных наук демонстрируют принципиальное различие аффектов страха и отвращения. Принимая во внимание, что вышеуказанные критики понимают отвращение как категориальную аномалию, допустимо сделать вывод, что в основе их понимания отвратительного лежит более широкая эстетическая категория, известная как гротеск. С опорой на труды М. М. Бахтина, А. Колнаи и С. Асмы можно продемонстрировать, что гротескные образы способны не только вызывать реакции отвращения, но также, в зависимости от контекста, смешить или вызывать страх. В некоторых случаях реакция может оказаться существенно менее определенной, пограничной, поскольку, в полном соответствии с карнавальной поэтикой, сформулированной Бахтиным, гротескные образы амбивалентны. Данный тезис иллюстрируется на материале автора постмодернистского хоррора Дэвида Вонга (псевдоним Дж. Парджина), который известен тенденцией смешивать пугающее и комическое в смелых пропорциях. Широко используя поэтику гротескного реализма, Вонг в то же время не чурается демонстрировать, что в некоторых случаях принижение пугающих образов с целью превращения в «смешное страшилище» не срабатывает, и космическое гротескное тело может оказаться возвышенным вопреки подчеркиванию его сниженной анатомии. Рассмотрение различных неоконченных и становящихся тел в романе Вонга иллюстрирует, как инструментарий гротеска может использоваться для достижения самых разных целей, от фарсовой комики до экзистенциального ужаса, а также промежуточных форм, чья эффективность во многом завязана именно на контрасте. Таким образом, гротескная гибридность свойственна хоррору не только на тематическом и формальном, но и на прагматическом уровне - в сфере вызываемых у читателя эмоций.

   Космический ужас – направление в литературе хоррора, имеющее дело с отказом от антропоцентризма и изображением непознаваемой равнодушной вселенной, полной гносеологических аномалий. В контексте космического ужаса человек нередко характеризуется как игрушка неведомых сил, что, однако, может восприниматься как внутреннее противоречие: концепция «игры» сама по себе ассоциируется со «слишком человеческим»; более того, далека от равнодушия как одной из центральных категорий космического ужаса. В то же время свидетельства эволюционной биологии говорят о том, что игровое поведение присуще не только людям – а соответственно, гипотетически допустимо и как атрибут нездешних сверхчеловеческих сущностей. Следовательно, представляется закономерным, что неантропоцентричный мир все еще допускает изображение в игровых терминах. Такое изображение не тождественно конспирологии: их отличают внутренняя мотивировка и в некоторых случаях масштаб; однако мир-как-чужая-игра и теории заговора – родственные формы описания реальности и как таковые могут пересекаться. Показав важность интересующего экзистенциала в творчестве ключевого автора направления – Г.Ф. Лавкрафта, исследование переходит к произведениям Т. Лиготти, Л. Баррона, М. Подлевского и Д. Вонга (Дж. Парджина), демонстрируя различные ипостаси мира-как-чужой-игры в литературе космического ужаса.