Научный архив: статьи

В рамках данной работы предпринята попытка анализа и систематизации, отдельных мер уголовно-процессуального принуждения и оценка их эффективности. Так, автором особое внимание уделено вопросам применения залога как меры принуждения, домашнего ареста, запрета определенных действий, а также ряда мер, применяемых к несовершеннолетним. Основные положения: В современном судопроизводстве самым эффективным является задержание подозреваемого, однако только в случае если он виновен. В случаях «подозревания», правосудие сталкивается с прямым нарушением конституционных прав человека и презумпции невиновности. В связи с данным обстоятельством правоведы занимаются разработкой мер принуждения, которые бы стали балансом соблюдения прав человека и интересов правосудия. Несмотря на то, что в некоторых случаях применение запрета определенных действий нашло свое положительное отражение, достаточно большое количество исследователей отмечает формальность новой меры, а также сложность отграничения одного вида пресечения от другого. Однозначной проблемой является условная контролируемость соблюдения таких запретов, поскольку, например, запрет отправлять и получать почтовые сообщения невозможно отследить, поскольку можно просто попросить кого-нибудь отправить письмо, и даже наложение ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию не всегда может решить данную проблему, причина в том, что заказное письмо в отделениях отправляется без предъявления паспорта, к тому же технической возможности отследить тех, кто не имеет на это право также не существует. Запрет пользоваться мобильной связью за исключением обращения в экстренные службы также не до конца справедлив, поскольку исключает возможность обвиняемого связываться со своим адвокатом, что является нарушением конституционного права любого гражданина на квалифицированную юридическую помощь. Запрет пользоваться сетью интернет, также является, по мнению автора недостаточно урегулированным, поскольку обвиняемый (подозреваемый) может проживать с членами семьи, такому запрету не подвергнутыми, и осуществлять данные манипуляции за него. Выводы: Таким образом, считаем, что необходимо четко регламентировать места, запрещенные для посещения лицом, к которому применен запрет определенных действий, предусмотреть законную возможность общаться с защитником посредством сотовой связи. Применение залога как меры принуждения также не имеет однозначного мнения об эффективности, поскольку для того, чтобы залог был избран мерой пресечения нужно подать ходатайство в суд. Его могут подать сами обвиняемые (подозреваемые), их представители или защитники. В нем должны быть изложены все факты и основания для избрания именно этой меры пресечения. Залог может внести любое лицо (физическое или юридическое), у которого есть на это необходимые средства. По данному факту должен быть составлен протокол. Однако, нередко возникают ситуации, когда лицо не в состоянии внести залог, либо обвиняемый готов это сделать в особо крупных размерах, но суд не идет на такие «сделки», поскольку размер хищения, вменяемого лицу, превосходит размер залога в несколько раз, и потеря пусть и значительного количества денежных средств, может «спасти» преступника от заключения. Поэтому суды не всегда принимают решение о залоге в пользу таких лиц, и предпочитают держать их под стражей. Еще одной мерой принуждения, особенно в отношении несовершеннолетнего, вызывающая активные споры является присмотр. К сожалению, эффективность данной меры сложно оценить, поскольку малолетние нарушители, как правило, являются детьми родителей, чей образ жизни далек от идеального, родители злоупотребляют алкоголем, наркотическими веществами и пр. Бывают ситуации, когда родитель не имеет возможности осуществлять присмотр, поскольку работает вахтовым методом или посменно. Поскольку присмотр, прежде всего, предусматривает воспитательное воздействие на несовершеннолетнего, то применение в таких случаях данной меры объективно считаем не эффективной. Также важно применять определенные критерии, к вменяемому несовершеннолетнему, преступления, поскольку если это тяжкое или особо тяжкое, то хоть и несовершеннолетний, но все же преступник, подлежит заключению под стражу.

Целью данной статьи является обзор вопросов, касающихся правового статуса психолога и педагога в уголовном судопроизводстве, степени их участия. Авторами были выявлены такие проблемы как формальное привлечение данных специалистов следователем и недостаточность правового регулирования процесса привлечения данных специалистов. Отсутствие понимания значимости присутствия педагогов и психологов у субъектов уголовного судопроизводства приводит к тому, что специалисты «играют» номинальную роль, а их правовой статус сводится к минимальным функциям в виде проверки протоколов, исключая ту важную помощь, которые они могут оказывать в действительности. Выводы: Правовой статус педагога и психолога в уголовном судопроизводстве нашей страны вызывает широкие дискуссии и обсуждается ведущими правоведами страны, поскольку законодательно не определен. Как правило, следователь на основании своего субъективного мнения определяет какой именно специалист будет привлечен к участию. Поскольку в нашей стране не существует единой базы специалистов рассматриваемой категории, то к следствию может быть привлечен любой специалист, формально подходящий под квалификационные требования (наличие образования либо опыта работы). К сожалению, данные критерии могут быть очень разнообразны, а специалист, выступающий в данном статусе не всегда может ему соответствовать, в чем, собственно, и состоит главная проблема. Педагог, обладающий педагогическим опытом, но не образованием, либо психолог может иметь свидетельство о переквалификации, а не о профессиональном образовании. В связи с чем, участие данных специалистов, в большинстве случаев отмечается как формальное. По мнению же ученых педагог и психолог имеют функцию оказания помощи всем участникам уголовного процесса не только подозреваемым(обвиняемым), но и следователю, в связи с чем, процессуальный статус психолога и педагога в УПК РФ должен быть конкретизирован. Несмотря на важную роль психолога и педагога, деятельность данных субъектов в уголовном судопроизводстве не лишена проблем, в числе которых следующие: специалисты привлекаются формально, с целью соблюдения норм права; перечень полномочий у психологов и педагогов в уголовном судопроизводстве ограничен; отсутствие понимания значимости присутствия педагогов и психологов у субъектов уголовного судопроизводства приводит к тому, что специалисты «играют» номинальную роль; низкий уровень ответственности самих специалистов, как результат неприменение собственных знаний на практике; недостаточность правового регулирования процесса привлечения педагогов и психологов.

Целью данного исследования выступает изучение вопросов, связанных с совершением преступлений в сфере компьютерной информации. Чаще всего действия преступников выражены во вмешательстве в работу компьютерной техники, вторжении в работу программ, баз данных, компьютерных сетей, а также в выполнении незаконных действий, связанных с доступом к этим устройствам. Путем применения преступниками вычислительной техники и компьютерной информации дестабилизируется работа органов государственной власти, а также дезорганизуется работы информационных систем. Эти действия могут нести физическую угрозу жизни людей, создавать угрозу гибели, финансовые потери. Преступники могут использовать компьютерную информацию для нарушения общественной безопасности, давления на органы государственной власти, создания ажиотажа и паники среди населения. Кроме того, преступники могут использовать всемирную сеть не только для получения финансовой выгоды, но и для борьбы с действующей властью. Именно поэтому необходимо разработать действенные методы борьбы. Одним из важных способов является повышение компьютерной грамотности среди населения, ведение просветительской работы о киберпреступности через СМИ. Сделан вывод о том, что назрела необходимость создания эффективных мер со стороны государства, уголовно-правовая политика которого должна быть направлена на решение актуальных проблем, связанных с преступлениями, совершаемыми в сфере компьютерной информации. Данные преступления значительно отличаются от традиционных и имеют ряд особенностей, которые важно брать во внимание. Например, это их международный характер, который препятствует поимке преступников, так как требуется объединить законодательства разных стран, зачастую имеющих разные взгляды на проблему. Если международных договоров нет, приходится вести длительные переговоры, которые зачастую не имеют успеха. Проблемы возникают и при расследовании и сборе доказательств. Кроме того, что это в принципе сложнее, чем когда преступление совершено физически, остается препятствие, связанное с международными договоренностями или их отсутствием.

Онтологическая безопасность макрополитического сообщест- ва сводится к безопасному ощущению сообществом себя-в-мире, выражаемому в предсказуемой социальной среде и в устойчивости представления о Себе в прошлом, настоящем и будущем. Механизм рутинизации постулируется теоретиками как многократное повторение определенных социальных действий, предназначенных для вытеснения коллективной тревожности и достижения тем самым состояния онтологической безопасности. Настоящая статья представляет одну из первых попыток концептуализации понятий «рутинизация» и «рутина» в теории онтологической безопасности в международных отношениях. Автором демонстрируется, что рутина – некое представление, воспроизводимое в ходе рутинизации. В эмпирической части работы автор рассматривает рутинизацию представления о Нас как о жертве на примере двух эпизодов сербского биографического нарратива – историй о Второй мировой войне и о Югославских войнах. Релевантность выбора предмета обосновывается наличием и результатами исследований, посвященных теме коллективной жертвы в сербской политике. Конструирование виктимологического нарратива о Второй мировой войне осуществляется за счет повышенного внимания к теме жертв среди мирного населения («мученики Ясеновацкие» или жертвы нацистского террора). В случае же Югославских войн аналогичная задача решается через коммеморацию травмирующих эпизодов национальной биографии (операция «Буря», бомбардировки НАТО) и через оспаривание факта причастности к массовым преступлениям («геноцид в Сребренице»), способной «размыть» рутинизируемое представление о коллективной жертве сербов. Показано, каким образом рутинизация представлений о коллективной жертве способствует укреплению онтологической безопасности Сербии.

Несмотря на популярность концепта «Евразия» в российском политическом дискурсе нельзя сказать, что его содержание и географические границы отличаются определенностью. Данная статья посвящена анализу трансформации представлений о «Евразии» и нарративов регионостроительства в дискурсе В. В. Путина с 2011 по 2024 г. В рамках интерпретативистских парадигм в статье предлагается оригинальный нарративный подход к изучению процесса конструирования региона. Заимствуя концепцию «нарративного шаблона» Дж. Верча и используя герменевтическую теорию нарратива, автор осуществляет нарративный анализ ключевых выступлений В. Путина, связанных с темой «Евразии» за 14 лет. Исходя из специфических нарративов о «Евразии», артикулировавшихся Путиным в различных контекстах, в статье были выделены повторяющиеся темы и общие нарративные элементы, на основе которых были реконструированы нарративные шаблоны.

Результаты исследования показывают, что в дискурсе Путина концепт «Евразия» приобретает три основных значения с разными географическими границами: государства (Россия), региона (постсоветское пространство) и континента («Большая Евразия»). Также в дискурсе Путина выделяются два нарративных шаблона о «Евразии»: функционально-экономический и цивилизационно-суверенный. В рамках этих шаблонов формируются различные сюжетные линии и образы «других», основанные на различных представлениях о будущем, что раскрывает двойственную логику воображения о «Евразии».

Опыт показывает, что нарративы постепенно превращаются в основной инструмент организации публичного дискурса, обретая субстанциональное значение для всех политических акторов, маневрирующих в пространстве власти. В этой связи возникает исследовательская проблема: как механизмы публичного продвижения политических историй изменяют коммуникативную среду в пространстве власти, вписываясь при этом в общеполитический курс государства и влияя на цели конкурирующих с ним акторов, тем самым трансформируя реакцию общества на соперничество заложенных в историях политических смыслов и ценностей.

Одним из способов решения этой проблемы является рассмотрение роли нарративов в поле публичной политики, где последняя понимается как разновидность пространства власти, отражающего конкуренцию соперничающих сил и их целенаправленных проектов. Такой ракурс изучения, соединяющий устоявшиеся в научной литературе трактовки государственных политик с целенаправленным использованием нарративов, позволяет уточнить политический функционал этой когнитивной конструкции, влияющей на общественное мнение и политические изменения.

Методологически решение этой задачи предполагает использование принципов неклассической и неонеклассической методологий с их номотетическими стратегиями, позволяющими связать развертывание политических повествований с акторами публичной политики, а также структурами и механизмами политико-административного регулирования. Это позволяет корректно использовать лексику целевого применения нарративов, описывая соответствующие акции структур и институтов через призму конструктивистских, коммуникативных и нарративных подходов, раскрывающих процесс усвоения людьми целевых инвективов и учитывающих трансверсальные связи публичных и латентных акторов, административные и политические методы политического проектирования.

Целью данного исследования является изучение современного состояния оборота криптовалюты, преступлений в данной сфере и специфики их расследования. В мировой экономике все шире применяется технология блокчейна и используется криптовалюта. Применение современных технологий привлекательно и для финансовых организаций, которые вкладывают в их развитие деньги, используют электронную бухгалтерскую книгу и т. д., однако это дает новые возможности и киберпреступникам, которые осваивают технологии, позволяющие им нападать на финансовые организации и вымогать крупные суммы в результате таких атак. Криптовалюты дорожают во всем мире, набирают влияние и начинают существенно угрожать национальной безопасности страны. Многие международные законодатели отмечают, что на данный момент возникла ситуация, при которой преступники бесконтрольно выводят средства, полученные незаконным путем, за границу из национальных финансовых систем, переводя сначала деньги в электронный вид. Виртуальная валюта не имеет физического выражения, поэтому контролировать ее передвижение крайне сложно. Преступники не ограничиваются только хищением средств. Еще одной широкой проблемой киберпреступности является то, что она не ограничена рамками какого-либо государства. Такая преступность всегда международная. Сам исполнитель может находиться в любой точке мира и совершать преступление в любой выбранной точке. Вторая проблема - это отсутствие строгой иерархии. Преступник может действовать один или сообща, но лидера, как правило, нет. Это также в значительной степени усложняет расследование такого рода преступлений. Анализируя российскую и зарубежную практику, можно сделать вывод о том, что чем выше материально-технический прогресс, тем динамичнее развивается преступность в сфере высоких технологий, которая учится применять свои возможности в интернете. Например, появляется специальное программное обеспечение, которое способно защитить пользователя от фиксации его действий, сделать его полностью анонимным. Это отличные возможности для преступников, так как можно не оставлять следов, ведя нелегальную деятельность, пользуясь криптовалютой и добывая ее. Существует достаточно большой арсенал средств, применимых преступниками, что значительно усложняет противодействие им.

В статье авторами анализируется состояние процессуальной самостоятельности следователя в настоящее время. Главное внимание обращается на проблемы, возникающие у следователя в ходе проведения предварительного расследования. Рассматривается возможность наделения следователя полной процессуальной самостоятельностью для повышения активности его деятельности. Авторы подробно исследуют правовой статус следователя и степень его «независимости» при проведении предварительного следствия. Обосновывается необходимость изменения уголовно-процессуального законодательства в плане предоставления следователю более широкого круга полномочий. Исследуются проблемы, возникающие в ходе взаимодействия следователя с другими субъектами уголовного процесса. Подчеркивается, что от степени процессуальной самостоятельности следователя напрямую зависит успешность расследования уголовных дел и их разрешение.

Представлен комплексный взгляд на проблемные аспекты в системе урегулирования споров между инвесторами и государствами, которые порождают кризис легитимности данной системы. Акцент делается на вопросах обеспечения независимости и беспристрастности арбитров как ключевом звене выявленных задач по реформированию системы и обеспечению ее эффективного функционирования. Учитывая особенности такого инструмента международного правосудия, как инвестиционный арбитраж, предлагаются альтернативы по минимизации перспектив возникновения сомнений в таких презюмирующихся характеристиках арбитров, как независимость и беспристрастность.

Рассмотрены вопросы персональной ответственности врача при принятии решений о диагностике, лечении и назначении лекарственных средств на основании сформулированного предложения (решения) алгоритма искусственного интеллекта. Представлен обзор системы правового регулирования ответственности медицинских работников, а также проведена оценка возможных вариантов распределения уголовной ответственности в связи с внедрением искусственного интеллекта в работу врачей в будущем. Предложены возможные направления по совершенствованию законодательства, связанного с оказанием медицинской помощи с использованием интеллектуальных систем. Проанализированы тенденции распределения ответственности за причинение вреда при оказании медицинской помощи, что позволило выработать возможные варианты распределения ответственности между медицинской организацией и врачом в будущем.

Изучается проблема дифференциации стандартов доказывания по гражданским делам. Рассматриваются подходы Верховного Суда РФ, делается вывод, что повышение стандартов доказывания в отдельных случаях не имеет под собой должного основания, противоречит ранее установленной системе презумпций, не отвечает установленным Федеральным законом от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» механизмам пересмотра судебных актов. Утверждается парадоксальность того, что применение стандартов доказывания может угрожать определенности и предсказуемости судебного процесса.