Статья: Рутинизация представления о коллективной жертве как механизм поиска онтологической безопасности: случай Сербии (2025)

В статье дается систематизация политических скандалов в современной России. В качестве теоретической основы исследования выступили современные подходы к интерпретации тенденций персонификации власти, выражающиеся в том, что личные качества политических лидеров, такие как харизма, искренность и способность к эмпатии, стали играть центральную роль в формировании доверия и лояльности граждан. Авторы также исходят из того, что в условиях медиацентрированной политики образ политика в СМИ стал ключевым маркером его легитимности. Поскольку скандалы в политике обеспечивают высокий уровень вовлеченности и интереса аудитории, они являются одним из наиболее ярких и влиятельных проявлений медиатизации политической фигуры.

Источниковую базу исследования составили новостная информация ключевых 14 интернет-изданий современной России за период с 13.07.2023 по 13.07.2024. С помощью большой языковой модели (LLM) и количественных методов анализа данных – дается систематизация политических скандалов - анализируется их хронологическое и географическое распределение, интенсивность, а также вовлеченность различных должностных лиц. Отмечается, что центральное место в медийной повестке современной России занимают коррупционные скандалы. Обращается внимание на то, что медийные лица, такие как журналисты, инфлюенсеры и политические комментаторы, играют важную роль в агрегации и распространении скандалов, усиливая их влияние на общественное мнение и политическую стабильность. Определяются ключевые агрегаторы (медиа и инфлюенсеры) политических скандалов в современной России. Исследование подчеркивает, что политические скандалы выступают в качестве критического механизма, посредством которого общество оценивает своих руководителей, что делает их важным элементом современной политической жизни в России.

Миф об американской исключительности хотя и подвергается критике и деконструкции, в том числе в академических кругах, по-прежнему продолжает играть важную роль в политических процессах в США, что делает актуальным выявление механизмов его воспроизводства. Настоящее исследование представляет собой попытку внести вклад в приращение научного знания в обозначенной проблемной области посредством ответа на вопрос о том, какие политические символы используются сегодня для поддержания этого мифа. Он, в частности, основывается на представлениях об американской государственности, американских ценностях и американском могуществе. Обращаясь к анализу кинематографа как форме публичного дискурса, авторы выбрали объектом исследования кинокартину «Падение империи» (Civil War). Центральное место в киноленте занимает крушение государственности и могущества США на фоне внутреннего вооруженного конфликта, что делает произведение ценным эмпирическим материалом. Авторы ставят перед собой задачу выявления символов, которые участвуют в воспроизводстве мифа об американской исключительности в рамках выбранного кейса. Теоретико-методологическую базу исследования составляет конструктивизм, основным прикладным методом выступает качественный контент-анализ. Проведенный анализ показал, что посредством демонстрации крушения символов американской государственности и основ экономической, ценностной и военно-политической мощи США транслируется мысль о неизбежности и необходимости поддержания веры в американскую исключительность; отказ от нее равнозначен концу самой нации в нынешнем виде.

В статье рассмотрены слова и смыслы, составляющие основу внешнеполитического дискурса современной Турецкой Республики, значение которой на международной арене повышается из года в год. Дискурс является неотъемлемой частью политики любого государства и вместе с тем важным маркером настроений, преобладающих в обществе. Принимая во внимание разворот России на Восток и многоплановое партнерство с Турцией, задача по изучению ее внешнеполитических нарративов обретает особую актуальность с точки зрения стратегического планирования и перспектив двусторонних отношений. Авторы рассматривают «открытые» и «закрытые» нарративы официальной Анкары, а также выделяют главные вербальные посылы или «тотальные мифы», которые встраиваются властной элитой во внешнеполитический курс государства. Предпринята попытка с помощью контент-анализа публичных выступлений президента Турции Р. Т. Эрдогана за 2024 г. проанализировать частоту и контекст употребления ключевых слов, таких как: «лидер», «справедливость», «хаб» и «Мир больше пяти». Определено, что ключевым в 2024 г. стал нарратив о «справедливости», которому была посвящена бо́льшая часть речей турецкого лидера. Наряду с этим изучено соотношение декларируемого с реальным. Выявлено, что почти каждое слово наделяется как минимум несколькими смыслами, а нарратив о справедливости и вовсе является собирательным. Однако трактовка ряда слов и концептов президентом Турции может существенным образом отличаться от общепринятых норм или трактовок другими обществами. В связи с этим не все из них представляются конкурентоспособными относительно дискурсивных элементов внешней среды.

В настоящее время «популистский момент» (Ш. Муфф) совпал с четвертой волной развития крайне правых партий, нарастивших свой коалиционный потенциал в результате мейнстриминга (К. Мюдде). В Италии примерами таких партий стали «Лига» и «Братья Италии». Статья посвящена проблематике дискурса крайне правых популистских лидеров до и после прихода к власти. Сделана попытка определить выигрышную формулу дискурса Дж. Мелони и М. Сальвини через выявление дискурсивной конфигурации фреймов популизма и нативизма и их трансформацию во времени. С этой целью были критически рассмотрены подходы к популизму и нативизму, проведен контент-анализ фреймов популизма и нативизма в речах М. Сальвини и Дж. Мелони и дискурс-анализ конструирования и репрезентации «народа» и «других». Проведенный анализ выявил разные конфигурации фреймов популизма и нативизма и разные степени радикализации правопопулистского дискурса. В дискурсе М. Сальвини произошла трансформация образа «народа» (от паданцев к итальянской нации), которому противопоставлялась «элита» в лице евробюрократов (ранее политические управленцы в Риме) и группа «ненарода» – иммигранты, прибывающие, прежде всего, из Азии и Африки и исповедующие ислам. В дискурсе Дж. Мелони сменились акценты с символического на экономический нативизм и шовинизм благосостояния, на место «борьбы» с «чужими» пришла проактивная позиция перераспределения благ и поддержки законности и правопорядка. Показано, что формула успеха Дж. Мелони заключалась в постепенной дерадикализации крайне правого дискурса и исключении из него неключевых и противоречивых вопросов.

Рец. на кн.: Гоше М. Правые и левые: история и судьба / М. Гоше; пер. с фр. В. А. Мильчиной. – М.: Новое литературное обозрение, 2024. – 144 с. (Серия «Интеллектуальная история»)

Рец. на кн.: Решетников А. Погоня за величием: тысячелетний диалог России с Западом / А. Решетников; пер. с англ. Ю. Игнатьевой. – М.: Новое литературное обозрение, 2024. – 384 с.

Рец. на кн.: Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории / сост. Т. Атнашев, М. Велижев. – 2-е изд. – М.: Новое литературное обозрение, 2023. – 632 с. (Серия «Интеллектуальная история»)

В статье на основе методов британского историка К. Скиннера исследуются развитие и особенности концепции суверенитета в постколониальный период мексиканского государства (1820–1830-е годы). Обращаясь к идеям о значении авторской интенции, контекста, целях употребления понятия, автор анализирует формы слова «суверенитет» и его синонимы. Основным источником выступает периодическая печать того времени – пять газет, которые отражали как либеральные, так и консервативные настроения. В центре внимания находятся два северо-восточных мексиканских штата – Веракрус и Тамаулипас, демонстрирующие особенности использования понятия в портовых и приграничных территориях.

Главным стимулом к формированию суверенитета стала Война за независимость испанских колоний в Америке (1810–1826). Язык стал важным инструментом мексиканцев, направленным на интерпретацию новой политической реальности. Проведенное исследование позволяет сделать вывод, что в 1820–1830-е годы под суверенитетом понимали независимость во внутренних и внешних делах, а также верховенство и легитимность закона. При этом у либералов и консерваторов расходились трактовки источника суверенитета: если первые подчеркивали верховенство политической власти нации, то вторые отмечали его божественное происхождение. Сочетание местных (колониальных) и общеевропейских интерпретаций понятия стало особенностью мексиканского дискурса в этот период.

Политические предубеждения больших языковых моделей нередко становились предметом научного рассмотрения. Большинство исследователей, однако, скорее конкурирует в изобретении оригинальных способов выявлять предубеждения, нежели стремится ставить новые вопросы, с ними связанные, кроме: «Предубеждена ли эта модель политически?» и «Каков характер этого предубеждения?». Для оценки возможного влияния моделей на политическую реальность и получения ответов на некоторые вопросы регулирования необходимо также обладать способами изучения связи между предубежденностью и ее причиной. По качеству ответа на вопрос о выявлении зависимости между открытой предубежденностью и ее возможным источником я разделил подходы на три кластера: подходы, задействующие анкеты по определению политической позиции, исследования, посвященные способу составления промптов и откликов модели и их взаимосвязи, а также междисциплинарные исследования, в которых проводятся манипуляции с возможными источниками политических предубеждений больших языковых моделей. Последнее исследовательское направление кжется наиболее перспективным, несмотря на свою непопулярность на данный момент. Тем не менее продвижение в нем невозможно без тесного сотрудничества другими подходами, подпадающими под первые два кластера. К исследованиям проблемы предубеждений LLM должны привлекаться не только специалисты по компьютерным наукам, но и философы, политологи и другие специалисты в области социальных наук. Отдельного изучения также требуют политические предубеждения на стыке LLM и других технологий генеративного ИИ, в частности, технологий генерации изображений на основе промптов, составленных на естественном языке, рекомендательных алгоритмов и т. д. С точки зрения регулирования дальнейшее продвижение в области ослабления, искоренения и контроля политических предубеждений в алгоритмических инструментах потребует предоставления большего доступа исследователей к существующим и активно использующимся технологиям. Кроме того, кажется необходимым создание специальных институтов, посвященных изучению ИИ на стыке компьютерных наук, этики, философии сознания, нейрокогнитивных и социальных наук.

Несмотря на популярность концепта «Евразия» в российском политическом дискурсе нельзя сказать, что его содержание и географические границы отличаются определенностью. Данная статья посвящена анализу трансформации представлений о «Евразии» и нарративов регионостроительства в дискурсе В. В. Путина с 2011 по 2024 г. В рамках интерпретативистских парадигм в статье предлагается оригинальный нарративный подход к изучению процесса конструирования региона. Заимствуя концепцию «нарративного шаблона» Дж. Верча и используя герменевтическую теорию нарратива, автор осуществляет нарративный анализ ключевых выступлений В. Путина, связанных с темой «Евразии» за 14 лет. Исходя из специфических нарративов о «Евразии», артикулировавшихся Путиным в различных контекстах, в статье были выделены повторяющиеся темы и общие нарративные элементы, на основе которых были реконструированы нарративные шаблоны.

Результаты исследования показывают, что в дискурсе Путина концепт «Евразия» приобретает три основных значения с разными географическими границами: государства (Россия), региона (постсоветское пространство) и континента («Большая Евразия»). Также в дискурсе Путина выделяются два нарративных шаблона о «Евразии»: функционально-экономический и цивилизационно-суверенный. В рамках этих шаблонов формируются различные сюжетные линии и образы «других», основанные на различных представлениях о будущем, что раскрывает двойственную логику воображения о «Евразии».

«Суверенитет» как единица языка стремительно начинает заполнять многообразные смысловые ниши, выступая при этом в качественно различающихся семантических статусах. Традиционно терминология суверенитета увязывается с его государственными, народными и национальными версиями, с дихотомией верховенства и независимости, с распространенной таксономией С. Краснера (1) внутренний суверенитет публичной власти во взаимодействии с обществом; 2) международный суверенитет как международно-правовой принцип; 3) «вестфальский» суверенитет как равноправие игроков в международной политике; 4) суверенитет взаимозависимости как способность государства контролировать трансграничные потоки). В нынешнем публично-информационном пространстве номинации, связанные с суверенитетом (шире – свойствами суверенности), проникают в самые разные предметные области. В так называемых «экстралегальных» значениях и словосочетаниях – применительно к политическим, культурным, технологическим, гносеологическим, виртуальным предметам, в виде концептов, или (в отличие от терминов в строгом понимании), образований с открытыми возможностями множественных интерпретаций, с выраженными субъективными началами.

Здесь возникают все новые контурные схемы, концептуальные фреймы, семантические образования. Из общего корневого прототипа начинают произрастать многочисленные производные. Суверенитет в политико-языковой коммуникации перестает восприниматься как что-то само собой разумеющееся, автореферентное. Появляющиеся во множестве концепты (в отличие от юридически строгих категорий) предстают в различных семантических позициях, берут на себя оборачиваемые субъектно-предикатные роли. Наряду с политико-правовыми терминами здесь появляются концепты-переживания, концепты-события, конвенционально нагруженные символы и, наконец, эмблемы идейных диспозиций. Этот процесс разрастания смысловых нюансов и вариантов словоупотребления отмечен своей стадиальностью и происходит в различных режимах. Семантическая деривация организована по правилам регулярности, логически последовательно, порождает иерархические структуры производных в их линейности. В иной версии новые концепты могут появляться и вне определенного узуса. Они, скорее, характеризуются спорадичностью, калейдоскопической ситуативностью, используются вне общепринятого значения, множатся ризоматически, проникая в контексты, которые, казалось бы, не связаны между собой. Такой режим семантической производности характеризуется как окказиональный, или обусловленный отдельными случаями. Концепты суверенности в зависимости от этого служат разноплановым целям.

Опыт показывает, что нарративы постепенно превращаются в основной инструмент организации публичного дискурса, обретая субстанциональное значение для всех политических акторов, маневрирующих в пространстве власти. В этой связи возникает исследовательская проблема: как механизмы публичного продвижения политических историй изменяют коммуникативную среду в пространстве власти, вписываясь при этом в общеполитический курс государства и влияя на цели конкурирующих с ним акторов, тем самым трансформируя реакцию общества на соперничество заложенных в историях политических смыслов и ценностей.

Одним из способов решения этой проблемы является рассмотрение роли нарративов в поле публичной политики, где последняя понимается как разновидность пространства власти, отражающего конкуренцию соперничающих сил и их целенаправленных проектов. Такой ракурс изучения, соединяющий устоявшиеся в научной литературе трактовки государственных политик с целенаправленным использованием нарративов, позволяет уточнить политический функционал этой когнитивной конструкции, влияющей на общественное мнение и политические изменения.

Методологически решение этой задачи предполагает использование принципов неклассической и неонеклассической методологий с их номотетическими стратегиями, позволяющими связать развертывание политических повествований с акторами публичной политики, а также структурами и механизмами политико-административного регулирования. Это позволяет корректно использовать лексику целевого применения нарративов, описывая соответствующие акции структур и институтов через призму конструктивистских, коммуникативных и нарративных подходов, раскрывающих процесс усвоения людьми целевых инвективов и учитывающих трансверсальные связи публичных и латентных акторов, административные и политические методы политического проектирования.