Использование сети Интернет изначально сопровождалось анонимностью лица, так как его действия фактически не имели никакой привязки к его реальной жизни, но по мере развития технологий в рамках сети Интернет стали появляться возможности, серверы, пользование которыми требовало от лица предоставления реальных данных, что привело к появлению цифровых образов, напрямую связанных с конкретными личностями в офлайн-пространстве. Но не все субъекты смогли и (или) захотели приспособиться к новому содержательному и функциональному наполнению сети Интернет, отчего сформировались парадоксальные ситуации, когда, во-первых, люди продолжали воспринимать виртуальное пространство как гарантированно анонимное и, во-вторых, даже зная о возможности раскрытия информации, включающейся в категорию частная жизнь, не предпринимают каких-либо действий для сохранения этих данных нераскрытыми. Вторая обозначенная проблема получила наименование парадокс приватности, но становилась предметом исследования в рамках социально-экономических, а не юридических наук. Цель - определить положение статуса анонимности в сети Интернет в качестве либо обязательного содержания права на неприкосновенность частной жизни, либо явления, требующего ограничения в целях обеспечения защиты прав и законных интересов других лиц и обеспечения безопасности государства. В результате были сделаны предложения, направленные на нормативное установление баланса между анонимностью и правом на неприкосновенность частной жизни.
Несмотря на важность роли, которую играет сеть Интернет, превалирующая часть процессов, осуществляемых в пределах виртуального пространства, находится вне сферы интересов законодателя. Существующие нормативные правовые акты регулируют отношения, изначально появившиеся в пределах реального мира, и не всегда способны учесть специфику отношений в виртуальном пространстве. Отсутствие необходимого правового регулирования связано с тем, что законодатель не может определиться, являются ли цифровые права и свободы новыми категориями или продолжением уже существующих правовых положений. В статье предпринимается попытка обосновать наиболее правильный подход. Цель - понять, существует ли цифровая жизнь и обособленная цифровая личность, или все, что происходит в цифровом пространстве, является продолжением конституционного права на жизнь, осуществляемого тем же субъектом права. Это нужно, чтобы осознать, какой подход к закреплению цифровых прав и свобод является наиболее корректным. Использованы общенаучные (анализ, синтез, моделирование) и частнонаучные (сравнительно-правовой, формально-логический) методы познания. Анализируется конституционное право на жизнь; выделяются категории цифровой образ и цифровая личность; рассматривается природа и особенности этих категорий; предлагается вариант правового регулирования цифровых прав и свобод. Сделан вывод, что возможность существования цифровой личности зависит от выбранного законодателем подхода к регулированию цифровых прав и свобод. Если законодатель оценивает цифровые права и свободы как продолжение прав и свобод, существующих в реальности, то создание цифровой личности является невозможным, человек лишь формирует и воплощает свой цифровой образ в виртуальном пространстве. Если законодатель оценивает права и свободы как новую категорию, то создание цифровой личности является возможном, но только в контексте искусственного интеллекта.
В статье рассматривается теоретическая дискуссия по вопросу дефиниций, содержания и соотношения категорий «цифровые права» и «цифровизация прав и свобод», используемых в юридической науке. Автор выявляет причины, порождающие сложности при правовом регулировании прав и свобод в цифровом пространстве, анализирует имеющиеся нормативные и теоретические подходы к модели правового регулирования цифровой сферы. Итогом проведенного исследования является предложенная автором модель соотношения категорий «цифровые права» и «цифровизация прав и свобод», согласно которой цифровые права могут создаваться только в том случае, если возможность, порожденная технологическим прогрессом, не имеет уже существующих аналогов в правовой сфере. В случае если законодательство Российской Федерации уже содержит подходящую категорию, действующую в офлайн-пространстве, следует говорить исключительно о цифровизации данного правомочия, выражающейся в корректировке содержания или способов реализации. Вместе с этим автор рассматривает вопрос корректности использования характеристики «цифровые» по отношению к правам и свободам, так как некоторые авторы предлагают иное наименование указанной группы правомочий. Проведенный анализ позволил сделать вывод о том, что категории «информационные права и свободы» и «цифровые права и свободы» нельзя признать тождественными, а термин «виртуальные права и свободы» является излишним.