В статье раскрывается статус Библии и Корана как «вечных книг», или «книг человечества» в жизни и творчестве Достоевского; наряду с исключительной ролью Библии утверждается и значимость «небесной книги» мусульман в жизни и творчестве писателя. С типологической точки зрения эти книги объединяет контекст «вечности» и «всечеловечности», а также графические и лексические (синонимические и перифрастические) особенности их категориального функционирования как в произведениях Достоевского, так и в исследованиях, посвященных им. В этой связи подчеркивается аналогия между библейскими книгами и «великим пятикнижием» романиста, в частности, сходство их метаструктур, а также эволюция героев произведений Достоевского по отношению к Книге. Наряду с этим приводятся дополнительные подтверждения его основательного знакомства с Кораном. Оно состоялось благодаря личным впечатлениям писателя от знакомства с мусульманами в омском остроге и в семипалатинской ссылке, чтению Корана в его разных переводах и изданиях, биографических книг о Магомете и в особенности посредничеству выдающегося казахского востоковеда Чокана Валиханова, который, находясь в русле русского ориентализма, интересовался историей мировых религий. Сложившееся в общении с ним понимание генетического родства «небесной книги» с Библией нашло отражение во многих произведениях Достоевского, в которых очевидна перекличка коранических образов и мотивов с Библией. Один из самых ярких примеров - «фантастический рассказ» «Сон смешного человека», являющий собой оригинальное «подражание Корану» Достоевского, не противоречащее духу Евангелия. Делается вывод о том, что вслед за Пушкиным Достоевский, исходя из понимания корневой связи Библии и Корана как равноценных «вечных книг» человечества, пришел к их сопряжению в художественном плане.
В статье реализуются принципы микроанализа художественного текста на примере романа «Преступление и наказание». В этом русле выявляется «ошибка» Раскольникова. Имеется в виду его историческая «оглядка» на великих «установителей и законодателей человечества». 177 Достоевский и мировая культура. Филологический журнал № 3. 2024 Не менее важен для понимания произведения Достоевского контекст Священной истории. Историческая и ценностная иерархия этих контекстов обусловлена дифференцированными позициями автора и героя по отношению к Магомету. Его образ, одновременно входя в кругозор автора и героя, приобретает разное аксиологическое значение, особенно в сопоставлении мусульманского пророка с Христом: высокое для самого автора и низкое для героя. «Ошибка» Раскольникова целенаправленно «исправляется» автором, о чем свидетельствует переключение стилевого регистра художественной речи, изменение ее модальности, особенности функционирования цитаты/ реминисценции, ключевых слов и деталей, «сюжетная критика» героя и т.п. Микроанализ (с учетом графики и пунктуации) «странного» высказывания русского православного студента об Аллахе и его пророке свидетельствует о двух уровнях интертекстуальной цитации в приведенном фрагменте, соотнесенных одновременно с кругозором автора и героя. В контексте романа ряд законодателей и установителей человечества, определенный Раскольниковым (Ликург, Солон, Магомет, Наполеон), заменяется другим рядом (Авраам, Христос, Магомет). Так Достоевский наглядно раскрывает генеалогическую и духовную связь авраамических религий и их пророков в контексте Священной истории. Без учета этой религиозной генеалогии невозможна адекватная интерпретация последнего видения Раскольникова о «лоне Авраама». Созерцая «райскую долину», главный герой романа, подобно благоразумному разбойнику, оказывается рядом с праотцом.