SCI Библиотека

В настоящее время многое в сложившихся представлениях о творчестве М. Е. Салтыкова-Щедрина пересматривается, литературоведы ищут новые подходы к анализу произведений сатирика (см.: Дмитренко 2022). Однако в современных исследованиях редко затрагивается вопрос о влиянии произведений Ф. М. Достоевского на творчество М. Е. Салтыкова-Щедрина, хотя известно, что сатирик высоко ценил талант Ф. М. Достоевского, выделяя его из ряда других писателей второй половины XIX века по глубине проблем, которые великий романист разрабатывал в своем творчестве (см.: М. Е. Салтыков-Щедрин «Светлов, его взгляды, характер и деятельность («Шаг за шагом»). Роман в трех частях Омулевского», 1871). В современной культуре образы Иудушки Головлева и князя Мышкина сближаются — в первую очередь благодаря театральным спектаклям и экранизациям романов. Герои впервые были поставлены читателями и критиками XXI века в один историко-литературный ряд, однако в литературоведческой науке связи между героями не изучались. Актуальность данной статьи заключается в том, что сравнительно-типологический анализ романа Ф. М. Достоевского «Идиот» и романа М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» открывает новые перспективы в исследовании творчества Салтыкова-Щедрина, а также позволяет увидеть обновленной историю русского классического романа в целом. Гипотеза, лежащая в основе работы, заключается в том, что при написании своего самого известного романа «Господа Головлевы» и создании образа главного героя этого романа Иудушки Головлева М. Е. Салтыков-Щедрин имел в виду идею романа Ф. М. Достоевского «Идиот», особенности поэтики и смыслы образа князя Мышкина. Целью работы является обнаружение оснований для сближения образов героев и определение путей научного обоснования выдвинутой гипотезы.

В статье образ Владимира Ленского в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин» рассматривается с позиций его связи с немецкой романтической культурой. Пушкин обосновывает романтическую сущность героя: Ленский – выпускник Геттингенского университета, поэт, воодушевленный «поэтическим огнем» и «вольнолюбивыми мечтами», его образ связан с Шиллером (в том числе и чисто внешним сходством: «кудри черные до плеч»), ему свойственны романтически-восторженное стремление к возвышенному, максимализм в любви и дружбе, его судьба исполнена романтического трагизма. Образ Ленского рассматривается в литературном контексте с привлечением исторических материалов о жизни русского дворянства XIX века. Выясняется причина иронии Пушкина относительно Ленского (он «с душою прямо геттингенской» и «поклонник» Канта, иронично описание его судьбы, если бы он не был убит Онегиным). Автор заключает, что она связана с несоответствием немецких романтических идеалов реальной жизни. Делается вывод, что предпринятая героем попытка двойной идентичности (его принадлежности к двум национальным мирам – немецкому и русскому, в их проявлении романтизма и реализма) не выдержала проверки на прочность.

В статье сопоставляются понятия близости (Nähe) и дали (Ferne) в работах В. Беньямина и М. Хайдеггера. Оба автора используют данную дихотомию для описания изменений, происходящих в ХХ веке в политике, искусстве и повседневности. Рассмотрение этих понятий в оригинальных текстах позволяет выявить их соотнесенность, не всегда очевидную при переводе на русский язык, и потенциал их использования в качестве философских категорий как в современном контексте, так и в отношении классических проблем континентальной философии. В частности, через призму дихотомии «близости — дали» рассматривается классическое определение произведения искусства как предъявление (присутствие) отсутствующего в «Лаокооне» Лессинга. Еще одной характерной аналогией становится представление игры fort/da (там / здесь) в тексте «По ту сторону принципа удовольствия» З. Фрейда, а также тот расширенный контекст, который приобретает интерпретация этого сюжета у Ж. Деррида.

В общих чертах намечены возможные направления дальнейшей разработки данного подхода в рамках диалектики отношений между человеком и вещами, человеком и техникой и между людьми. Рассмотрен ряд современных статей, которые позволяют проследить связь антиномии близости и дали с такими сферами, как физика (спутанность времени и пространства), вычислительная аналитика больших данных (проблема уникального и массового), социальные процессы (техническое опосредование взаимодействия между людьми). Отдельное внимание уделено соотношению понятий «ближнего» и «другого» в работах Р. Жирара и Дж. Агамбена и возможности их интерпретации через категории близости и дали. В целом статья скорее очерчивает возможные перспективы обращения к антиномии «близости — дали» как философским категориям, а не только служебным метафорам, чем предлагает готовые интерпретации.

Статья посвящена описанию и анализу прагматических особенностей использования фразеологических единиц (ФЕ) как средств художественного перевода. Проведенное исследование конкретизирует и систематизирует сведения о прагматическом потенциале ФЕ в контексте изучения индивидуального стиля переводчика. Источником практического материала послужил первый перевод романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» на французский язык, выполненный родственником поэта А. А. Столыпиным (Монго) (1816-1858) и опубликованный в период с конца сентября по начало ноября 1843 года в парижской газете La Démocratie pacifique: journal des intérêts des gouvernements et des peuples .

Исследование проведено в русле продукто-ориентированного дескриптивного направления с использованием функционального, лексико-семантического и количественного видов анализа. Для более наглядной экспликации данных использован прием обратного перевода. Проведенный анализ позволяет прийти к выводу о приверженности переводчика к использованию ФЕ для передачи «свободных» языковых единиц.

Установлено, что выявленные ФЕ отличаются семантической вариативностью и служат переводчику для достижения двух основных коммуникативных намерений: внесению в текст субъективных описаний и характеристик, а также актуализации дополнительных иронических смыслов.

Мемуары Б. Н. Чичерина, которые, как и его философские труды, «пленяют прелестью изложения» (Э. Радлов), имеют высокую ценность для истории русской общественной мысли, пространством реализации которой в 1840-е годы, в условиях жесткой николаевской цензуры, стали широко посещаемые литературные салоны Москвы. Именно в салонах в острых дискуссиях славянофилов и западников «выковывалась новая русская культура» (Д. Святополк-Мирский). Чичерин-мемуарист рисует живые и яркие картины жизни десятков московских салонов, как светских, так и литературных, выделяя дома А. П. Елагиной, Е. А. Свербеевой, К. К. Павловой, М. Д. Шеппинг, превратившиеся в дискуссионные аудитории славянофилов и западников. Выразительные портреты хозяев и гостей салонов, «людей сороковых годов», созданные мемуаристом, существенно дополняют известные литературные мемуары Панаева, Анненкова, Григоровича, Кавелина, отдельные главы «Былого и дум» Герцена. В статье обобщены важнейшие свидетельства как Чичерина, так и других мемуаристов, которые обогащают наше представление о русской салонной культуре и исторически обусловленных формах ее существования.

В статье рассматриваются проблемные соотношения символических конструкций бытия и рефлексии философско-эстетического сознания. Исследованы роль и значимость символических построений, приобретающих онтологические характеристики в познании и социализации. Актуализирована онтологика символического, оказывающая существенное влияние на социальную онтологию и понимание бытия в целом. Это особенно значимо для современности, где эстетическое отношение к жизни, всегда связанное с чувственным переживанием и познанием, активно задействовано в манифестациях аффектированной социальной чувственности. На этом фоне происходит онтологизация символического, предстающая в текстоцентризме современности — позиционированная в совокупности текстов, она рассматривается как глобальное произведение, где одновременно актуализированы эффекты произведенности и извода.

Эти эффекты предстают нагляднее всего в модусах символической «спектакулярности» (Ги Дебор): реальное поглощено моделью, онтология спроецирована в дискурсивные «практики признания истины». Феномены символического предписывают порядок познания и поступания: «знаковый характер» действий смещается в сторону понимания их как символически выраженной материальности. Вследствие этого в центре внимания оказываются физиологические, аффективные, энергетические и моторные реакции — в целом порождаемый ими совокупный чувственный опыт.

В сфере социальной онтологии это значит в конечном счете, что акт отправления власти предстает в форме перформанса.

Эстетика текстуальности словно бы предписывает объектной и человеческой размерности порядок социальных отношений — задает актуальный ход понимания. Символическое создает представления об объектности, которая пребывает между символическим «самим по себе» и его действиями в области прагматики («театральность») — создается новый обширный объект социальности. Энергия этой стяженности создает и новые отношения с бытием символического «самого по себе» — с тем, как оно воспроизводится, и теми проекциями, которые возникают в социальных отношениях. В статье отмечена значимость открытий представителей отечественной гуманитарной науки и плодотворность методологических идей славянского структурализма, где глубоко исследована соотнесенность произведений-объектов в их автономной структурности с социальными отношениями и эпистемологическими стратегиями гуманитарного знания.

Уникальное произведение русской словесности XV века «Хожение за три моря» Афанасия Никитина», несмотря на длительную и плодотворную историю его изучения, остается во многом загадочным для читателей XXI века. Нерешенными или дискуссионными на сегодня являются вопросы, связанные как с личностью автора, его мировоззренческой позицией, целью путешествия, так и со спецификой «Хожения» как литературного памятника. Цель статьи – определить основные тенденции в изучении «Хожения» в российской филологической науке XXI века. Новизна прочтения «Хожения» в XXI веке связана с применением современной методологии и методики анализа литературного произведения. Описываются ключевые проблемы в изучении памятника: проблема автора, авторского сознания; способы конструирования своей культурной и религиозной идентичности Афанасием Никитиным; мотивы обращения Афанасия Никитина к восточным языкам; «мусульманский код» «Хожения», его связь с философией суфизма; типологические связи памятника с иноязычными травелогами и другие. В статье делается вывод о значительном вкладе российской филологии XXI века в осмысление «Хожения за три моря» и о перспективности намеченных направлений изучения памятника.

Данная статья посвящена анализу перевода одного из выдающихся немецкоязычных романов современности Die Vermessung der Welt . Произведение, написанное Даниэлем Кельманом в жанре переосмысленной формы романа-биографии, повествует о жизни двух гениев немецкой науки - математика и астронома Иоганна Карла Фридриха Гаусса и географа, натуралиста, естествоиспытателя Фридриха Вильгельма Генриха Александра фон Гумбольдта. Русский вариант, предложенный известной переводчицей Г. М. Косарик, проанализирован с позиций критики перевода, позволяющей выявить дискуссионные моменты, поставить их на обсуждение, что в конечном итоге призвано способствовать развитию теории художественного перевода и выработке критериев оценки перевода. Особый акцент сделан на передаче культурно-детерминированной лексики с участием ономастического компонента, чего не делали другие авторы, занимающиеся анализом переводческих особенностей романа Д. Кельмана.

В статье сопоставляются два метода гуманитарного знания, включающие в себя как анализ процессуальности явления (историю), так и рефлексию по поводу принципов его словесного или иного оформления (поэтику): историческая поэтика Александра Веселовского (1838–1906) и поэтика истории Хейдена Уайта (1928–2018). Прослеживается эволюция взглядов Веселовского на предложенный им метод (от эволюции содержания, отливающегося в устойчивые формы, к эволюции самих форм), а также некоторые изменения, которые привнесли в понимание метода его продолжатели, в частности, С. С. Аверинцев, связавший «слово» и «историю» через человека и позволивший исторической поэтике обрести антропологическое измерение. Х. Уайт, тяготеющий к лингвистическому повороту в философии, развивает мысль о том, что прошлое является территорией фантазии, а значит историописание представляет собой отчасти художественное творчество. Элемент художественной поэтики в процессе описания истории он находит как на уровне одной из объясняющих стратегий (объяснение посредством сюжета через архетипы Романа, Комедии, Трагедии и Сатиры), так и на уровне дорациональном — в «префигуративном акте», предшествующем созданию исторического текста и понятом им как акт поэтический (через тропы поэтического языка Метафору, Метонимию, Синекдоху и Иронию). Сопоставление исторической поэтики и поэтики истории позволяет увидеть путь фундаментальных изменений в методологии гуманитарного знания, свершившийся в течение ХХ века, а также по-новому осмыслить роль художественного начала и языка в процессе научного познания, увидеть значение человека в методологии «наук о духе».

Цель нашего исследования - сопоставление способов передачи элементов религиозного дискурса в переводах романа «Джейн Эйр», выполненных В. О. Станевич и И. Г. Гуровой.

Подобное сопоставление предпринимается впервые. Работа вносит определенный вклад в исследования повторного перевода художественной прозы, а также в изучение перевода элементов религиозного дискурса с английского языка на русский.

Стратегии переводчиц определялись историческим периодом, в который работала каждая из них, и существовавшими тогда переводческими традициями. Станевич, воссоздав основные сюжетные вехи и художественные особенности романа, прибегает к сокращениям и купюрам по двум причинам: из-за советской цензуры и одновременно для того, чтобы сделать роман более понятным для массового читателя.

Ее стратегия - доместикация текста перевода, приближение его к читателю, ориентация на принимающую культуру. Гурова выполняет полный перевод элементов религиозного дискурса и вместе с тем добавляет религиозные мотивы, отсутствующие в оригинале, а также архаизирует текст, насыщая его славянизмами. Гурова придерживается стратегии форенизации текста перевода и ориентации на передающую культуру.