МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПРОЦЕССЫ

Выдвинутый в 2015 г. проект Большого Евразийского партнёрства стал одной из ключевых российских инициатив по построению широкого, охватывающего значительную часть континента, регионализма. Начало специальной военной операции на Украине и углубление российскозападной конфронтации породили значительные структурные изменения в мировой и региональной системах. Серьёзные коррективы они вносят и во внешнюю политику России, её объективные возможности и субъективное восприятие её инициатив. Цель настоящего исследования – определение перспектив концепции Большой Евразии в свете меняющихся международных реалий 2015–2022 годов. В его рамках был проведён обзор условий, в которых евразийский регионализм развивался в рассматриваемый период; прослежено развитие концепции Большой Евразии в российском официальном и экспертном дискурсе, показано, как происходило идейное наполнение выдвинутой инициативы, то, как кристаллизовалась изначально широко трактуемая концепция; рассмотрены достижения в реализации концепции, среди которых наиболее выделяется дискурсивная экспансия на различных международных площадках (среди них не только продвигаемый Россией ЕАЭС, но и саммиты ШОС, и Россия–АСЕАН); рассмотрены наиболее острые проблемы, с которыми концепция столкнулась в связи с усилением конфронтации с западными странами, а также произошедшую в этих условиях эволюцию концепции Большой Евразии и подхода внешнеполитического руководства Российской Федерации к её продвижению. Для выполнения целей данного исследования авторы опирались на анализ высказываний публичных лиц России и других государств на международных мероприятиях и в публицистике, аналитических статей в научных журналах и прессе, официальных документов международных организаций. Основной вывод исследования состоит в констатации неоднозначности положения, в котором оказалась концепция Большой Евразии в условиях усиливающейся геополитической конфронтации и относительно скромных результатов её реализации в прошедшие годы. Вместе с тем авторы полагают, что к настоящему моменту ключевым достижением концепции Большой Евразии стала её дискурсивная экспансия и её международное признание на разных уровнях. Это может служить хорошей политической основой для её дальнейшего воплощения в условиях наблюдаемых структурных изменений.

Исследование посвящено проблематике артикуляции международных угроз и вмешательства в международные кризисы. Оставляя за скобками традиционные подходы к исследованию конструирования угроз, как-то: секьюритизация, стратегические нарративы или конструирование идентичности по Дэвиду Кемпбеллу, автор обращается к теории дискурсивной гегемонии Эрнесто Лакло и Шанталь Муфф. В постструктуралистском прочтении концепта «гегемония» Лакло и Муфф анализируют, как политические классы формулируют дискурс, легитимирующий политическую власть. В центре внимания данного исследования - артикуляционные практики западного истеблишмента (политического и дипломатического) с целью сформировать гегемонию и тем самым оправдать военно-политическое вмешательство в сирийский и ливийский конфликты. Развивая имеющиеся подходы к интерпретации дискурсивной гегемонии, автор вводит понятие «разделённый Другой». В интерпретации автора «разделённый Другой» выступает формой дискурсивной гегемонии политического субъекта с целью легитимации военного вмешательства. «Разделённый Другой» представляет собой сцену насилия, в которой Другой-Диктатор осуществляет насилие над Другим-Гражданином. Объект исследования - дискуссии политиков и дипломатов в стенах Совета Безопасности ООН и пресс-центра НАТО на фоне развивающихся конфликтов в Сирии и Ливии. Исследование показывает, что накануне вмешательства НАТО в Ливийскую гражданскую войну (2011) западные дипломаты успешно артикулировали «разделённого Другого», тогда как в ходе обширных дискуссий в стенах Совета Безопасности ООН западным дипломатам не удалось артикулировать гегемонию.

В статье рассматриваются особенности трансформации подхода малых открытых экономик к процессу расширения Европейского Союза. Этот вопрос представляет значительный научный интерес в контексте дискуссий середины 2020-х годов о потенциальном включении новых государств в состав ЕС и внутренних разногласиях в интеграционном объединении по данному поводу. В качестве объекта исследования выбраны Нидерланды как модельное государство, сыгравшее одну из ключевых ролей в развитии интеграционных процессов в Европе. Цель исследования – выявить логику эволюции подхода Нидерландов к разным волнам расширения ЕС. Для достижения этой цели на основе синтеза аналитических категорий малого государства и малой открытой экономики детально рассматриваются факторы, повлиявшие на позицию данных типов игроков в отношении каждого из расширений ЕС. Отдельное внимание уделено особенностям восточного расширения, обострившего хронические дисбалансы объединения и заложившего основу его структурных кризисов. В рамках исследования сделан вывод о когерентности подхода Нидерландов к процессу расширения ЕС. Малые открытые экономики поддерживают включение более развитых государств в состав объединения, что отвечает интересам торговых наций и способствует реализации стратегии коалиционности в европейской политике. При этом они занимают жёсткую позицию в отношении расширения на страны с неустойчивыми экономиками и нестабильными политическими институтами. Для голландского подхода к данному процессу характерны три модели: первая применима к развитым государствам Европы (Нидерланды поддержали расширения до 1995 года), вторая – к странам, добившимся определённой устойчивости экономики (Гаага выразила опасения в отношении включения в ЕС большого количества государств ЦВЕ с переходной экономикой), третья – к потенциальным кандидатам на вступление (Нидерланды отрицают возможность включения ряда Балканских государств и Украины в состав ЕС в ближайшей перспективе). Таким образом, структурные кризисы в Европе, обострившиеся в результате восточного расширения, определили ужесточение позиции малых открытых экономик в отношении включения новых государств в состав ЕС.

Глобальное управление в сфере ИКТ-безопасности представляет собой режимный комплекс, который включает в себя совокупность институтов и режимов, регулирующих проблематику безопасности цифровых сетей и технологий, противодействия преступному использованию информационных технологий, военно-политическим угрозам в цифровом пространстве и др. Сосуществование и конкуренция различных режимов позволяют отдельным странам и негосударственным игрокам манипулировать выбором удобных институтов и создают угрозу эскалации межгосударственных противоречий. Для того чтобы избежать подобного сценария, Россия выступает за формирование консолидированного режима информационной безопасности на глобальном уровне. При этом важная роль отводится региональным и макрорегиональным площадкам, в том числе БРИКС. Настоящая статья ставит задачей оценить влияние БРИКС на эволюцию режимного комплекса в сфере ИКТ-безопасности и формирование универсального режима в данной области. Была исследована повестка БРИКС в области ИКТ-безопасности и определены заявленные обязательства. Для оценки потенциала имплементации достигнутых соглашений были проанализированы документы стратегического планирования стран БРИКС на предмет выявления в них приоритетов в сфере ИКТ-безопасности, которые затем были соотнесены с зафиксированными в официальных документах БРИКС обязательствами и обозначенными перспективными направлениями сотрудничества. Приоритетным направлением сотрудничества БРИКС в сфере ИКТбезопасности является выработка общей внешнеполитической позиции относительно норм и принципов международного режима ИКТ-безопасности и их продвижение на уровне ООН. Важным преимуществом БРИКС на данном направлении является возможность агрегации интересов и позиций развивающихся стран. Однако в настоящее время в условиях нарастающей международной конфликтности формирование универсального режима представляется практически невероятным. В этом контексте взаимодействие на уровне БРИКС фокусируется на более узких проблемных областях. Наибольшим потенциалом институционализации обладает сотрудничество БРИКС в сфере противодействия терроризму и экстремизму в цифровой среде. Вместе с тем заинтересованность стран БРИКС в развитии и институционализации противодействия ИКТ-угрозам неоднородна. Россия, Китай и Индия выступают в роли локомотивов сотрудничества, в то время как Бразилия и ЮАР проявляют в нём меньшую заинтересованность.

Статья посвящена сравнительному анализу подходов США, ЕС и КНР к политике содействия международному развитию (СМР) с учётом тенденций, проявившихся в начале 2020-х годов. Выявлены общие и особенные черты в деятельности каждого из субъектов, раскрыты ключевые факторы, определяющие трансформацию подходов в условиях геополитического соперничества. К общим характеристикам относятся стремление к комплексному воздействию, увязке экономических проектов с культурно-гуманитарным влиянием и безопасностью. В действиях западных игроков сохраняется ориентация на переформатирование общественно-политических структур целевых стран. Отчётливо проявляются тенденции секьюритизации, которые в случае Вашингтона демонстрируют признаки «вепонизации» СМР – размывания грани между военной помощью, военно-политическим целеполаганием и традиционным содействием развитию. Политика в сфере СМР испытывает растущее давление краткосрочных приоритетов усиливающегося геополитического соперничества. Китай, в отличие от западных стран, избегает навязывания своей модели развития и секьюритизации СМР. Пекин выдвигает новые глобальные инициативы, стремясь позиционировать их как альтернативу политике Соединённых Штатов в сфере СМР. Место «мягкой силы» в мире междержавного соперничества постепенно занимают более сложные и комбинированные формы внешнеполитического влияния, сочетающие в себе культурно-гуманитарные, дипломатические, геоэкономические и силовые инструменты, важнейшим невоенным ресурсом для которых остаются программы в сфере СМР. Растущее значение приобретают новые пространства соперничества, связанные с индустриально-технологической гонкой, в том числе в области энергетики, климата и цепочек поставок, влияющие на политику СМР. Возрастает роль культурно-гуманитарных инструментов влияния в связи с развитием информационно-коммуникационных технологий воздействия на человека, расширением числа негосударственных участников международных отношений и ростом активности Китая на арене гуманитарного сотрудничества и борьбы, в рамках которой бросается вызов доминированию Запада в данной сфере.

Кибернетическая модель управления, предложенная Норбертом Винером, хорошо описана для национального уровня. Она предполагает постоянный мониторинг значимых показателей для обеспечения успешной обратной связи в отношении предпринимаемых управленческих действий и постоянную адаптацию поведения с опорой на собираемую информацию. Несмотря на то что изначально она разрабатывалась для решения технических задач, её положения оказались переносимы на социальную реальность. Тем не менее для анализа транснациональных и глобальных процессов модель практически не использовалась, невзирая на сложившиеся для этого условия. Сама практика глобального управления стала напоминать классические кибернетические задачи, как, например, удержание средней температуры по планете в пределах роста до 1,5°C относительно доиндустриального периода. Фактически речь идёт о создании системы климат-контроля в планетарных масштабах. Решение такой задачи требует не только изменения моделей социального поведения и экономического потребления на индивидуальном уровне, но и учёта механизмов климатической и геологической эволюции планеты. В статье прослеживается генеалогия кибернетической модели управления от её первого описания в работах Н. Винера до современных работ в политических науках, выделаются основные концепты и ограничения данной модели. С помощью Копенгагенской школы изучения безопасности, в частности с помощью концепта «макросекьюритизации», обосновывается выбор изменения климата в качестве показательного случая для оценки применимости кибернетической модели глобального управления. Анализ практики реализации глобального управления в сфере изменения климата соответствует основным характеристикам кибернетической модели и может быть представлена как её практическая реализация. При этом распространение этой модели на другие сферы глобального управления проблематично, так как требует высокого уровня макросекьюритизации регулируемого вопроса при выделении одного-двух относительно легкоизмеримых показателей.

Изучение посредничества при урегулировании вооружённых конфликтов остаётся перспективным направлением исследований международных отношений. Тем не менее до сих пор не установлено, действительно ли доминирование в военной силе государства-посредника может влиять на прекращение боевых действий и имплементацию итоговых мирных соглашений. Мы предположили, что превосходство посредника в военной мощи (или отсутствие такового) можно охарактеризовать в терминах асимметрии и паритета. Для оценки соответствующих характеристик военной силы мы предлагаем воспользоваться обобщённым показателем военной асимметрии, созданным посредством проведения простого сравнительного анализа. В рамках представленной в статье методики различные метрики военной мощи сторон конфликта и посредников попарно сравнивались между собой по критерию пороговых значений (квартилей), констатирующих наличие асимметрии военной мощи или её отсутствие (паритет военной мощи). Затем для агрегирования бинарных оценок в единый показатель также использовались различные пороги достаточной асимметрии от 20 до 50%. В результате проведённого исследования, с помощью оценки серии регрессионных моделей, удалось установить, что совокупное превосходство государства посредника в военной силе над враждующими сторонами конфликта статистически значимо способствует как непосредственно прекращению боевых действий, так и успешному установлению мира в долгосрочной перспективе. Контрольные переменные в виде особенностей мирного соглашения также оказывают влияние на положительный исход мирного процесса. Ключевые среди них – повышение транспарентности процедур принятия политических решений и вовлечение различных социальных групп во властные процессы на различных уровнях. Результаты настоящего исследования демонстрируют взаимосвязанность военной силы и успешного посредничества, а также указывают на взаимодополняемость военной и переговорной составляющих в контексте медиации, осуществляемой государством. Таким образом, настоящее исследование предлагает трансформировать представление о посредничестве, доминирующее в настоящее время в теории международных отношений.