КИНОКУЛЬТУРА

Творчество Тэраяма Сюдзи является одним из самых ярких примеров прихода в послевоенное искусство Японии приемов из европейского и американского искусства. Национальное движение ангура 1960–1970‑х годов соединило в своих работах уникальные черты японской культуры и важные элементы поэтики возникающих в это время в мировом искусстве хэппининга, постдраматического театра и кинематографа «новых волн». Особое внимание в статье уделено манифесту режиссера «Выброси книги, выходи на улицы», который был реализован в разных видах искусства: в литературе, театре и кинематографе. Параллельный анализ одноименных спектакля и фильма помогает обнаружить различные подходы режиссера Тэраяма Сюдзи, используемые им для трансляции базовых идей своего творчества в эстетиках двух порой очень противоречивых видах визуальных искусств.

Статья посвящена анализу образности фильма Юрая Герца «Сжигатель трупов» (1969) по роману Ладислава Фукса (1967). Поскольку фильмическое пространство построено по принципу субъективной наррации, которую определяет перверсивная структура главного героя, основное внимание в статье уделено персонажу и художественным методам его репрезентации. Образ героя и образность пространства в целом, однако, в «Сжигателе трупов» неразрывно связаны, поэтому выводы и положения о кинематографических приемах и повествовательной структуре в равной степени описывают и то и другое. В важнейших для фильма вопросах субъектности героя исследование обращается к методам, предложенным психоаналитической кинотеорией, которая позволяет также концептуализировать фильм как хоррор и определить его основные характеристики. Центральным положением анализа становится то, что парадоксальная художественная реальность, объединяющая несовместимые друг с другом регистры шокирующего и смешного, сформирована через восприятие мира главного героя, субъектность которого определяет нрав человека бидермайера, склонность к мистицизму и некрофилия.

Проблемное поле статьи – исследование моделей «отцовства» в отношении протагониста, юного Джима Хокинса со стороны основных и второплановых персонажей в советских киноверсиях романа Р.-Л. Стивенсона «Остров сокровищ». Материалом анализа выступают четыре экранизации (1937, 1971, 1982 и 1988 гг.). «Хороший, мудрый отец-друг» (доктор Ливси), «строгий, но справедливый отец» (капитан Смоллетт) и «спесивый отец-спонсор» (сквайр Трелони) соседствуют с «опасным отцом-покровителем » (Билли Бонс) и «образумившимся отцом-отщепенцем» (Бен Ганн). Самая колоритная фигура – «отец-оборотень» Джон Сильвер. Эту роль воплощают актеры разных поколений, актерских школ, и самое главное – несхожих исторических периодов советского кино, что неизбежно отражается и на драматургическом построении фильмов. Инициация Джима в мир мужского сообщества по-разному резонирует с судьбой трикстера – «плохого хорошего отца».

В статье на примере двух фильмов гипержанра пост-хоррор («Солнцестояние» 2019 г., реж. Ари Астер, «Варяг» 2022 г., реж. Роберт Эггерс) анализируется одна из тенденций в современном кинематографе, связанная с совмещением категорий технического и магического. В современной философии можно проследить ориентированность на подобное сплетение, где аннигилируется дихотомия рационального и иррационального, внутреннего и внешнего. Восприятие мира в контексте виртуализации по-новому определяет процесс мышления в качестве того, что не относится к психическому, а кино оказывается медиатором безрефлексивного созерцания, определяя место субъекта в качестве отсутствующего.

В статье анализируется символика пространства в ключевых фильмах жанра научной фантастики XXI в., определяются онейрические топосы в фильмах и сериалах, формулируется связь символики архитектуры и психоанализа и ее репрезентация в художественном мире фильма.