Метаболические потребности головного мозга (ГМ) в значительной степени зависят от интенсивности функционирования различных его отделов, что требует постоянной регуляции уровня местного кровотока. Важность точной и своевременной регуляции мозгового кровотока усиливается отсутствием запасов субстратов для автономного получения энергии в нервной ткани. При этом состояние системной гемодинамики может оказывать значительное влияние на органный кровоток. В то же время, учитывая роль центральной нервной системы в обеспечении всех физиологических процессов, регуляция органного мозгового кровотока направлена на минимизацию возможных неблагоприятных последствий влияния нарушений системной гемодинамики. В связи с этим регуляция мозгового кровотока основана на множественных и сложных физиологических механизмах, реализующихся на различных уровнях. Базовым уровнем регуляции мозгового кровотока является миогенная реакция, которая обеспечивает феномен ауторегуляции кровотока в ГМ. В настоящем обзоре будут рассмотрены физиологические механизмы, лежащие в основе миогенной регуляции, а также изменение этой регуляции при различных заболеваниях.
Идентификаторы и классификаторы
Представления о миогенном принципе регуляции кровотока базируются на впервые описанном в начале XX века феномене Остроумова–Бейлисса [1]. Данный феномен заключается в способности сосудистых гладкомышечных клеток (ГМК) артерий резистивного типа реагировать на изменения силы растяжения, которая в физиологических условиях воздействует на них за счет изменений давления в просвете. Растяжение ГМК в результате увеличения трансмурального давления приводит к их сокращению и уменьшению площади поперечного сечения сосуда [2]. Уменьшение трансмурального давления, напротив, сопровождается расслаблением сосудистых ГМК и вазодилатацией [3, 4].
Список литературы
- Bayliss WM. On the local reactions of the arterial wall to changes of internal pressure. J Physiol. 1902;28(3):220–231. doi:10.1113/jphysiol.1902.sp000911
- Антонов В. И., Семенютин В. Б., Алиев В. А. Модели и методы исследования ауторегуляции мозгового кровообращения человека. Научно-технические ведомости Санкт-Петербургского государственного политехнического университета. Физико-математические науки. 2020;13(3):136–155. doi:10.18721/JPM.13311 [Antonov VI, Semenyutin VB, Aliev VA. Studies in the autoregulation of human cerebral circulation: models and methods. St Petersburg Polytechnical State University Journal. Physics and Mathematics. 2020;13(3):136–155. doi:10.18721/JPM. 13311. In Russian].
- Kontos HA, Wei EP, Raper AJ, Rosenblum WI, Navari RM, Patterson JL et al. Role of tissue hypoxia in local regulation of cerebral microcirculation. Am J Physiol. 1978;234(5):H582–H591. doi:10.1152/ajpheart.1978.234.5.H582
- Mellander S. Functional aspects of myogenic vascular control. J Hypertens Suppl. 1989;7(4):S21–S30. discussion S31
- Busija DW, Heistad DD. Factors involved in the physiological regulation of the cerebral circulation. Rev Physiol Biochem Pharmacol. 1984;101:161–211. doi:10.1007/BFb0027696
- Carlström M, Wilcox CS, Arendshorst WJ. Renal autoregulation in health and disease. Physiol Rev. 2015;95(2): 405–511. doi:10.1152/physrev.00042.2012
- Osol G, Brekke JF, McElroy-Yaggy K, Gokina NI. Myogenic tone, reactivity, and forced dilatation: a three-phase model of in vitro arterial myogenic behavior. Am J Physiol Heart Circ Physiol. 2002;283(6):H2260–H2267. doi:10.1152/ajpheart.00634.2002
- Hill-Eubanks DC, Gonzales AL, Sonkusare SK, Nelson MT. Vascular TRP channels: performing under pressure and going with the flow. Physiology (Bethesda). 2014;29(5):343–360. doi:10.1152/ physiol.00009.2014
- Drummond HA, Grifoni SC, Jernigan NL. A new trick for an old dogma: ENaC proteins as mechanotransducers in vascular smooth muscle. Physiology (Bethesda). 2008;23:23–31. doi:10.1152/physiol.00034.2007
- Schubert R, Lidington D, Bolz SS. The emerging role of Ca2+ sensitivity regulation in promoting myogenic vasoconstriction. Cardiovasc Res. 2008;77(1):8–18. doi:10.1016/j.cardiores.
2007.07.018 - Moosmang S, Schulla V, Welling A, Feil R, Feil S, Wegener JW et al. Dominant role of smooth muscle L-type calcium channel Cav1.2 for blood pressure regulation. EMBO J.
2003;17;22(22):6027–6034. doi:10.1093/emboj/cdg583 - Cipolla MJ, Gokina NI, Osol G. Pressure-induced actin polymerization in vascular smooth muscle as a mechanism underlying myogenic behavior. FASEB J. 2002;16(1):72–76. doi:10. 1096/cj.01-0104hyp
- Coulson RJ, Cipolla MJ, Vitullo L, Chesler NC. Mechanical properties of rat middle cerebral arteries with and without myogenic tone. J Biomech Eng. 2004;126(1):76–81. doi:10.1115/1.1645525
- Lagaud G, Gaudreault N, Moore ED, Van Breemen C, Laher I. Pressure-dependent myogenic constriction of cerebral arteries occurs independently of voltage-dependent activation. Am J Physiol Heart Circ Physiol. 2002;283(6):H2187–H2195. doi:10.1152/ajpheart.00554.2002
- Osol G, Laher I, Cipolla M. Protein kinase C modulates basal myogenic tone in resistance arteries from the cerebral circulation. Circ Res. 1991;68(2):359–367. doi:10.1161/01.res.68. 2.359
- Jaggar JH. Intravascular pressure regulates local and global Ca(2+) signaling in cerebral artery smooth muscle cells. Am J Physiol Cell Physiol. 2001;281(2):439–448. doi:10.1152/ ajpcell.2001.281.2.C439
- Jaggar JH, Porter VA, Lederer WJ, Nelson MT. Calcium sparks in smooth muscle. Am J Physiol Cell Physiol. 2000;278(2): 235–256. doi:10.1152/ajpcell.2000.278.2.C235
- Cipolla MJ, Osol G. Vascular smooth muscle actin cytoskeleton in cerebral artery forced dilatation. Stroke. 1998;29(6): 1223–1228. doi:10.1161/01.str.29.6.1223
- Paternò R, Heistad DD, Faraci FM. Potassium channels modulate cerebral autoregulation during acute hypertension. Am J Physiol Heart Circ Physiol. 2000;278(6):H2003–H2007. doi:10.1152/ajpheart.2000.278.6.H2003
- Hamner JW, Tan CO. Relative contributions of sympathetic, cholinergic, and myogenic mechanisms to cerebral autoregulation. Stroke. 2014;45(6):1771–1777. doi:10.1161/STROKEAHA.
114.005293 - Saleem S, Teal PD, Howe CA, Tymko MM, Ainslie PN, Tzeng YC. Is the Cushing mechanism a dynamic blood pressure-stabilizing system? Insights from Granger causality analysis of spontaneous blood pressure and cerebral blood flow. Am J Physiol Regul Integr Comp Physiol. 2018;315(3):R484–R495. doi:10.1152/ ajpregu.00032.2018
- Kimmerly DS, Tutungi E, Wilson TD, Serrador JM, Gelb AW, Hughson RL et al. Circulating norepinephrine and cerebrovascular control in conscious humans. Clin Physiol Funct Imaging. 2003;23(6):314–319. doi:10.1046/j.1475-0961.2003. 00507.x
- Tzeng YC, Lucas SJ, Atkinson G, Willie CK, Ainslie PN. Fundamental relationships between arterial baroreflex sensitivity and dynamic cerebral autoregulation in humans. J Appl Physiol (1985). 2010;108(5):1162–1168. doi:10.1152/japplphysiol.01390. 2009
- Xing CY, Tarumi T, Meijers RL, Turner M, Repshas J, Xiong L et al. Arterial pressure, heart rate, and cerebral hemodynamics across the adult life span. Hypertension. 2017;69(4):712–720. doi:10.1161/ HYPERTENSIONAHA.116.08986
- Claassen JAHR, Thijssen DHJ, Panerai RB, Faraci FM. Regulation of cerebral blood flow in humans: physiology and clinical implications of autoregulation. Physiol Rev. 2021;101(4):1487–
- doi:10.1152/physrev.00022.2020
- Lassen NA. Cerebral blood flow and oxygen consumption in man. Physiol Rev. 1959;39(2):183–238. doi:10.1152/physrev.1959. 39.2.183
- Brassard P, Labrecque L, Smirl JD, Tymko MM, Caldwell HG, Hoiland RL et al. Losing the dogmatic view of cerebral autoregulation. Physiol Rep. 2021;9(15):e14982. doi:10.14814/phy2.14982
- Brassard P, Tymko MM, Ainslie PN. Sympathetic control of the brain circulation: appreciating the complexities to better understand the controversy. Auton Neurosci. 2017;207:37–47. doi:10.1016/j.autneu.2017.05.003
- Panerai RB, Barnes SC, Nath M, Ball N, Robinson TG, Haunton VJ. Directional sensitivity of dynamic cerebral autoregulation in squat-stand maneuvers. Am J Physiol Regul Integr Comp Physiol. 2018;315(4):R730–R740. doi:10.1152/ajpregu.000 10.2018
- Hossmann KA. Pathophysiology and therapy of experimental stroke. Cell Mol Neurobiol. 2006;26(7–8):1057–1083. doi:10.1007/s10571-006-9008-1
- Moskowitz MA, Lo EH, Iadecola C. The science of stroke: mechanisms in search of treatments. Neuron. 2010;67(2):181–198. doi:10.1016/j.neuron.2010.07.002. Erratum in: Neuron. 2010; 68(1):161.
- Phillips SJ, Whisnant JP. Hypertension and the brain. The national high blood pressure education program. Arch Intern Med. 1992;152(5):938–945.
- Euser AG, Cipolla MJ. Cerebral blood flow autoregulation and edema formation during pregnancy in anesthetized rats. Hypertension. 2007;49(2):334–340. doi:10.1161/01.HYP.00002
55791.54655.29 - Masamoto K, Tanishita K. Oxygen transport in brain tissue. J Biomech Eng. 2009;131(7):074002. doi:10.1115/1.3184694
- Steiner LA, Gupta AK, Menon DK. Cerebral oxygen vasoreactivity and cerebral tissue oxygen reactivity. Br J Anaesth. 2003;90(6):774–786. doi:10.1093/bja/aeg104
- Hoiland RL, Bain AR, Rieger MG, Bailey DM, Ainslie PN.Hypoxemia, oxygen content, and the regulation of cerebral blood flow. Am J Physiol Regul Integr Comp Physiol. 2016;310(5): R398– R413. doi:10.1152/ajpregu.00270.2015
- Taguchi H, Heistad DD, Kitazono T, Faraci FM. ATPsensitive K+ channels mediate dilatation of cerebral arterioles during hypoxia. Circ Res. 1994;74(5):1005–1008. doi:10.1161/01. res.74.5.1005
- Phillis JW. Adenosine and adenine nucleotides as regulators of cerebral blood flow: roles of acidosis, cell swelling, and KATP channels. Crit Rev Neurobiol. 2004;16(4):237–270. doi:10.1615/ critrevneurobiol.v16.i4.20
Выпуск
Другие статьи выпуска
Цель исследования — охарактеризовать изменения центрального систолического артериального давления (цСАД) и параметров артериальной ригидности (АР) у пациентов, госпитализированных с сердечной недостаточностью (СН), в зависимости от фенотипов фракции выброса (ФВ) и изучить их изменения на фоне стабилизации состояния через 6 месяцев. Материалы и методы. У пациентов, госпитализированных с острой декомпенсацией СН (ОДСН), помимо рутинного обследования, на 3–4‑й день госпитализации проводили измерение цСАД и параметров АР методом аппланационной тонометрии (SphygmoCor). При интерпретации результатов цСАД использовали референсные значения для здоровой популяции. В качестве маркеров повышения АР рассматривали центральное пульсовое давление (ПД) ≥ 50 мм рт. ст., каротидно-феморальную скорость распространения пульсовой волны (кфСРПВ) > 10 м/с, отклонение кфСРПВ от индивидуальной нормы и утрату градиента жесткости (ГЖ) (кфСРПВ/каротидно-радиальная (кр)СРПВ ≥ 1). Анализ проводили в подгруппах с ФВ ≥ 50 % и < 50 %. Различия считали значимыми при р < 0,05. Результаты. 54 пациента (61 % мужчин, медиана возраста 69,5 (62; 77) лет, медиана ФВ 51 % (межквартильный интервал (IQR) 38; 55 %), медиана N-терминального пропептида натрийуретического гормона B типа (NTproBNP) 623 (500; 1842) пг/мл; СН со сниженной ФВ (СНнФВ) у 37 %, СН с умеренно сниженной ФВ (СНусФВ) у 13 %, СН с сохранной ФВ (СНсФВ) у 50 %). Исходное периферическое систолическое артериальное давление (САД) в общей группе составило 117,0 (106; 130) мм рт. ст.; цСАД 1109,5 (96; 120) мм рт. ст. Отсутствие контроля АД выявлено у 40 %, гипотония — у 3 %. Повышение цСАД в общей группе отмечено у 33 % (28,5 % при ФВ ≥ 50 % и 38,4 % при ФВ < 50 % (р > 0,05)), в том числе у 27,1 % при клинической нормотонии. Значимых различий по цСАД и параметрам АР между под- группами в зависимости от ФВ не выявлено. В целом повышение хотя бы одного маркера АР выявлено у 78,5 %; повышение кфСРПВ > 10 м/с — у 50 %, кфСРПВ выше индивидуальной нормы — у 55,5 %, ПД ≥ 50 мм рт. ст. — у 16,6 %, утрата ГЖ — у 70,3 %. В группе с нормальной кфСРПВ утрата ГЖ отмечена у 48,1 %. Группы c более выраженным застоем по данным биоимпедансного векторного анализа характеризовались меньшими значениями кфСРПВ (9 (6,7; 10,2) против 11,6 (6,9; 15,1) м/с, р = 0,04). кфСРПВ обратно коррелировала с показателем внеклеточной жидкости (r = –0,36, p < 0,05). Через 6 месяцев отмечено значимое повышение цСАД, ПД, кфСРПВ и индекса прироста и снижение амплификации ПД в общей группе. Заключение. У пациентов, госпитализированных с ОДСН, отмечена высокая частота повышения цСАД, независимо от ФВ и контроля периферического АД. Из маркеров АР чаще всего выявлялись утрата ГЖ и повышение кфСРПВ выше индивидуальной нормы. Пациенты с менее выраженным застоем характеризовались более высокими значениями кфСРПВ. Через 6 месяцев отмечено повышение цСАД и параметров АР.
Цель исследования — выявить ассоциативную связь между показателями воспаления, гематологическими индексами и гипертрофией левого желудочка (ГЛЖ) у пациентов с неконтролируемой артериальной гипертензией (АГ). Материалы и методы. Обследовано 130 пациентов с неосложненной эссенциальной АГ 1–2‑й степени и неэффективным контролем артериального давления ≥ 140/90 мм рт. ст. Всем пациентам проведен клинический осмотр с определением факторов риска, показателей воспаления — высокочувствительный С-реактивный белок (вч-СРБ), интерлейкин‑1β (ИЛ‑1β), интерлейкин‑6 (ИЛ‑6), интерлейкин‑8 (ИЛ‑8), фактор некроза опухоли-α (ФНО-α), гематологических индексов — индекс системного иммунного воспаления (SII), соотношение моноцитов к холестерину липопротеинов высокой плотности (MHR), соотношение тромбоцитов к лимфоцитам (PLR), соотношение нейтрофилов к лимфоцитам (NLR), выполнена эхокардиография. Результаты. Выявлена положительная корреляция между показателями воспаления, гематологическими индексами и эхокардиографическими признаками ГЛЖ — MHR и индексом массы миокарда левого желудочка (ИММЛЖ) (r = 0,407; p < 0,001), толщиной задней стенки левого желудочка в диастолу (ТЗСЛЖд) (r = 0,256; р = 0,003), толщиной межжелудочковой перегородки в диастолу (ТМЖПд) (r = 0,311; p < 0,001); уровнем вч-СРБ и относительной толщиной стенок (ОТС) левого желудочка (ЛЖ) (r = 0,283; р = 0,002), ТЗСЛЖд (r = 0,202; р = 0,043), ТМЖПд (r = 0,231; р = 0,011); уровнем ИЛ‑6 и ТЗСЛЖд (r = 0,215; р = 0,018); SII и ТМЖПд (r = 0,230; р = 0,009), ОТС ЛЖ (r = 0,205; р = 0,019); NLR и ТМЖПд (r = 0,227; р = 0,009), ТЗСЛЖд (r = 0,154; р = 0,029), ОТС ЛЖ (r = 0,206; p = 0,016). Методом множественной линейной регрессии определены независимые факторы, ассоциированные с увеличением ИММЛЖ у пациентов с АГ, которые включали мужской пол (β = 0,201), окружность талии (ОТ) (β = 0,258) и MHR (β = 0,236) (р = 0,029). Независимыми факторами увеличения ТЗСЛЖд у пациентов с АГ являлись ОТ (β = 0,354) и мужской пол (β = 0,266) (р = 0,003); увеличения ТМЖПд — SII (β = 0,254), ОТ (β = 0,392) и мужской пол (β = 0,219) (р = 0,021); а увеличения ОТС ЛЖ — вч-СРБ (β = 0,333) (р = 0,001). Выводы. У пациентов с неконтролируемой АГ повышение вч-CРБ, ИЛ‑6, SII, MHR и NLR ассоциировано с эхокардиографическими критериями ГЛЖ — ИММЛЖ, ТЗСЛЖд, ТМЖПд и ОТС ЛЖ. Независимыми факторами увеличения ИММЛЖ являлись ОТ, мужской пол и MHR; ТМЖПд — SII, ОТ и мужской пол; ОТС ЛЖ — вч-СРБ.
Актуальность. Удовлетворительный контроль артериальной гипертензии при неосложненной гипертонической болезни (ГБ) не означает полного регресса доклинического повреждения органов-мишеней. Цель исследования — изучить взаимосвязь показателей, характеризующих структурно-функциональное состояние почек и сетчатки, у пациентов среднего возраста неосложненной ГБ, получающих комбинированную антигипертензивную терапию (АГТ) и имеющих офисный уровень систолического (САД) и диастолического (ДАД) артериального давления < 140 и < 90 мм рт. ст. Материалы и методы. Обследовали 87 пациентов (65 мужчин и 22 женщины, средний возраст 50,5 ± 4,87 года) с ГБ I и II стадии без клинически значимой сопутствующей патологии на фоне применения двойной комбинированной АГТ (среднегрупповой офисный уровень САД и ДАД 134 ± 12,3 и 84 ± 14,5 мм рт. ст. соответственно). На протяжении предшествующих не менее 12 месяцев пациенты регулярно получали произвольную двойную комбинированную АГТ, основанную на фармакологической блокаде ренин ангиотензинальдостероновой системы. У пациентов с ГБ была проведена комплексная оценка структурно-функционального состояния почек и глазного дна. Для оценки взаимосвязей биомаркеров повреждения почек и сетчатки у обследованных лиц в пределах всей совокупности изученных параметров применены корреляционный анализ и сравнительный анализ одноименных количественных (ренальных или ретинальных) показтелей в подгруппах лиц, разделенных по условно выбранному качественному признаку, соответствующему норме или отклонению от нормы (величины центрального артериального эквивалента сетчатки (ЦАЭС ≥ или < 145 мкм), центрального венозного эквивалента сетчатки (ЦВЭС ≥ или < 227 мкм), альбумин-креатининового соотношения (АКС ≥ или < 10 мг/г), площади фовеальной аваскулярной зоны (ФАЗ ≥ или < 0,36 мм²). Статистическую обработку данных осуществляли с помощью модулей Basic Statistics / Tables пакета прикладных программ Statistica for Windows (версия 12). Изучение связи между количественными ренальными и ретинальными показателями осуществляли с помощью коэффициента корреляции r Пирсона. Сравнительный анализ количественных параметров в пределах обследованной группы, условно подразделенной по определенному качественному признаку, выполняли с применением непараметрического U-критерия Mann–Whitney. Результаты. Значения ЦВЭС прямо коррелировали с АКС (r = 0,30; р = 0,037), площадь ФАЗ — с АКС (r = 0,40; р = 0,005), субфовеальная толщина хориоидеи (СТХ) — с расчетной скоростью клубочковой фильтрации (r = 0,45; р = 0,001); значения ЦАЭС обратно коррелировали с мочевиной сыворотки (r = –0,34; р = 0,019), СТХ — с креатинином сыворотки (r = –0,36; р = 0,011). Пациенты с АКС ≥ 10 мг/г по сравнению с пациентами с АКС < 10 мг/г характеризовались значительно меньшими величинами ретинального артериовенозного соотношения (0,646 ± 0,09 и 0,689 ± 0,08 соответственно, р = 0,016). У больных с площадью ФАЗ ≥ 0,36 мм² по сравнению с теми, кто имел площадь ФАЗ < 0,36 мм², были выше значения суточной протеинурии (0,101 ± 0,13 и 0,075 ± 0,14 мг/г соответственно, р = 0,01). Вывод. У пациентов среднего возраста с неосложненной ГБ без клинически значимой сопутствующей патологии, получающих двойную комбинированную АГТ, наблюдаются ассоциации показателей, характеризующих структурно-функциональное состояние почек и микроциркуляторного русла сетчатки в аспекте их доклинического повреждения.
Влияние физической активности (ФА) на состояние сердечно-сосудистой системы и качество жизни при артериальной гипертензии (АГ) остается недостаточно изученной областью клинической медицины, при этом отсутствуют данные о влиянии программ ФА и реабилитации на кардиометаболические показатели с учетом их продолжительности и стойкости их эффекта у женщин с анамнезом АГ в период беременности. Цель исследования — сравнить кардиометаболические показатели у женщин с АГ в период беременности в анамнезе и у женщин без АГ в период беременности и оценить динамику этих показателей у женщин с АГ в период беременности в анамнезе на фоне программы ФА. Материалы и методы. В исследование включены 66 женщин, разделенных на две группы. Группа 1 — 33 женщины с АГ в период беременности в анамнезе. В структуре АГ на долю гестационной АГ приходилось 75,8 % случаев; хронической АГ и преэклампсии — 12,1 % случаев соответственно. Группа 2 — 33 женщины без АГ в период беременности в анамнезе. Обязательным элементом программы физической тренировки в группе вмешательства была ходьба не менее 150 минут в неделю (30 минут в день, 5 раз в неделю) на протяжении 9 месяцев. Женщины в контрольной группе продолжали клиническое наблюдение без программы физических тренировок. Все участники ответили на специально разработанную анкету. Были оценены антропометрические, клинические и биохимические показатели,
уровень ФА, показатели качества жизни (короткая анкета SF‑36), концентрации лептина и адипонектина в сыворотке крови. Результаты. Программа физических тренировок в форме ходьбы в течение 9 месяцев у женщин с анамнезом АГ в период беременности привела к уменьшению окружности талии и величины индекса массы тела, снижению уровня сывороточного лептина и повышению уровня сывороточного адипонектина, повышению показателей уровня ФА и улучшению качества жизни за счет общего физического и духовного компонентов.
Актуальность. Атеросклероз является основной причиной сердечно-сосудистых заболеваний во всем мире, но сроки развития заболевания различаются у полов, что позволяет предположить, что механизмы, в том числе иммунные, которые усиливают заболевание у мужчин (М) и женщин (Ж), отличаются. Цель исследования — изучить вероятность выявления субклинического каротидного атеросклероза (СКА) в зависимости от пола, наличия артериальной гипертензии (АГ), иммунного воспаления и некоторых метаболических факторов риска у лиц в условиях арктической вахты. Материалы и методы. В заполярном поселке Ямбург (68° 21’ 40” с. ш.) на базе медико-санитарной части ООО «Газпром добыча Ямбург» одномоментно обследовано 99 М и 81 Ж с АГ 1‑й, 2‑й степени и нормотензивных лиц, сопоставимых по возрасту (р = 0,450), северному стажу (р = 0,956), числу лет работы вахтой (р = 0,824), уровню офисного систолического артериального давления (АД) (р = 0,251) и диастолического АД (р = 0,579). Проведено суточное мониторирование АД; ультразвуковое исследование сонных артерий с определением наличия (отсутствия) атеросклеротической бляшки; биохимическое исследование крови с определением липидного спектра, биомаркеров системного воспаления, интерлейкинов, кортизола, половых гормонов и некоторых метаболических факторов риска. Результаты. Проведен анализ в группах М и Ж с наличием СКА (n = 98) и без СКА (n = 82), из них в 1‑й группе — 57 М (58 %), 41 Ж (51 %), Рχ2 = 0,612; также в группах М и Ж с наличием и без АГ. У М незначимо чаще выявлялся СКА. Получены различия между группами с СКА и без СКА: у Ж с АГ по уровням высокочувствительного С-реактивного белка (вч-СРБ) (р = 0,018), интерлейкина 1β (IL‑1β) (р = 0,045) и IL‑10 (р = 0,017); у М с АГ по концентрации кортизола (р = 0,049), вч-СРБ (р = 0,046), IL‑1β (р = 0,033); у М с нормальным АД — по уровню вч-СРБ (р = 0,052), кортизола (р = 0,036), гомоцистеина (р = 0,042), IL‑6 (р = 0,009); у нормотензивных Ж — по уровню общего холестерина (р = 0,039), холестерина липопротеинов очень низкой плотности (ХС ЛПОНП) (р = 0,026), Аро-В (р = 0,026); фолликулостимулирующего гормона (р = 0,019), тестостерона (р = 0,044). По данным логистической регрессии, наличие АГ увеличивало вероятность выявления СКА у М в 1,2 раза (р = 0,045), ХС ЛПОНП (отношение шансов (ОШ) 1,680; 95 % доверительный интервал (ДИ) 1,014–2,811; р = 0,038), IL‑10 (ОШ 0,757; 95 % ДИ 0,096–0,958; р = 0,048), вч-СРБ (ОШ 1,346; 95 % ДИ 1,047–1,613; р = 0,042) и С-пептида (ОШ 1,151; 95 % ДИ 1,035–1,416; р = 0,044); у Ж вероятность визуализации СКА не зависела от наличия АГ, но была ассоциирована с ХС ЛПОНП (ОШ 4,411; 95 % ДИ 1,021–7,911; р = 0,002), гомоцистеином (ОШ 1,537; 95 % ДИ 1,092–2,163; р = 0,014), Аро-В (ОШ 1,172; 95 % ДИ 1,042–1,317; р = 0,008), тестостероном (ОШ 1,008; 95 % ДИ 1,001–1,016; р = 0,031), IL‑10 (ОШ 0,250; 95 % ДИ 0,072–0,872; р = 0,030). Заключение. В условиях арктической вахты СКА чаще выявляется у М. Наличие АГ значимо увеличивает шанс выявления СКА только у М. По данным логистического регрессионного анализа, независимо от уровня АД визуализация СКА у М ассоциирована с системным воспалением, провоспалительными интерлейкинами и уровнем ХС ЛПОНП. У Ж нарушение липидного обмена, дисгормональные и метаболические изменения, но не иммунное воспаление, увеличивали вероятность выявления СКА.
Цель исследования — изучить встречаемость и факторы риска фибрилляции предсердий (ФП) у пациентов с синдромом обструктивного апноэ во время сна (СОАС), верифицированным по данным скринингового ночного респираторного мониторирования, выполненного в рамках госпитализации в терапевтический стационар. Материалы и методы. В исследовании выполнен ретроспективный анализ 291 истории болезни пациентов, госпитализированных в терапевтическую клинику в 2021–2022 годах. Всем пациентам в рамках первичного скринингового обследования на предмет наличия нарушений дыхания во сне выполнялось ночное респираторное мониторирование. Результаты. СОАС был выявлен у 216 больных, легкой степени тяжести — у 27,8 %, средней степени — у 20,3 %, тяжелой степени — у 26,1 % пациентов. Встречаемость ФП у пациентов с диагностированным СОАС составила 28,7 % и была выше у пациентов с тяжелой степенью апноэ по сравнению с больными с легкой степенью (р = 0,043). По результатам анализа причин, лежащих в основе развития ФП у больных с верифицированным апноэ, артериальная гипертензия (АГ) выявлена у 96,8 % пациентов, хроническая сердечная недостаточность — у 72,6 %, ишемическая болезнь сердца — у 51,6 %, тиреотоксикоз — у 6,5 %, синдром слабости синусового узла — у 4,8 % больных, 19,4 % пациентов — без структурного поражения сердца. При тяжелой степени апноэ чаще встречалась постоянная форма ФП (p = 0,008), а при легком течении СОАС — пароксизмальная (р = 0,024). Установлено, что объемы левого и правого предсердий у пациентов с ФП и СОАС тяжелой степени больше, чем у пациентов с апноэ легкой степени. Заключение. ФП при СОАС часто встречается у пациентов без органических заболеваний сердца. Наиболее часто встречающимися факторами риска ФП у пациентов с СОАС являлись АГ, установленная у 96,8 % обследуемых, а также ожирение (у 74,2 %). Встречаемость ФП у больных с тяжелым апноэ выше, чем у пациентов с апноэ легкой степени. Постоянная форма ФП выявляется чаще, объемы предсердий больше у пациентов с СОАС тяжелой степени по сравнению с больными с легкими нарушениями дыхания во сне.
Цель исследования — исследовать содержание жирных кислот (ЖК) в плазме крови у мужчин Новосибирска («ЭССЕ-РФ3» в Новосибирской области) с установленной и впервые выявленной артериальной гипертензией (АГ). Материалы и методы. В рамках многоцентрового одномоментного эпидемиологического исследования ЭССЕ-РФ3 по Новосибирской области были обследованы 1200 жителей Новосибирска (мужчин — 600, женщин — 600) в возрасте 35–74 лет. В исследование методом случайных чисел включены 340 мужчин со средним возрастом 54,63 ± 11,34 года, из них 156 человек с установленной АГ, у 49 АГ выявлена впервые, а 135 человек без АГ. В плазме крови всем определяли жирно-кислотныспектр крови, включающий омега‑3,-6,-9 ЖК, методом высокоэффективной жидкостной хроматографии. Результаты. Уровень альфа-линоленовой и гамма-линоленовой ЖК был выше в группе мужчин с установленным диагнозом АГ (не достигших целевых значений артериального давления на фоне принимаемой терапии) в 1,21 (p = 0,005) и 1,39 раза (p = 0,013) соответственно. Содержание гамма линоленовой кислоты было выше в 1,46 раза в группе мужчин с впервые выявленной АГ (p = 0,038) при сравнении с группой мужчин без АГ. Относительный шанс наличия АГ у мужчин, независимо от факторов риска, прямо ассоциирован с повышением уровня гамма-линоленовой ЖК и обратно ассоциирован с уровнем гексадеценовой ЖК в плазме крови. Заключение. Таким образом, из изученных нами ЖК в плазме крови повышение уровня гамма-линоленовой ЖК может служить в качестве дополнительного информативного биомаркера, указывающего на высокую вероятность развития АГ у мужчин.
Цель исследования — оценка гендерных различий в профиле большого перечня факторов риска (ФР) и биомаркеров у мужчин и женщин в возрасте 65 лет и старше, а также их ассоциации с сердечно-сосудистой смертностью и смертностью от всех причин. Материалы и методы. Настоящая работа являлась частью проспективного когортного исследования «Стресс, старение и здоровье». Выборка составила 1243 участника в возрасте 65 лет и старше. В анализ были включены 30 ФР, в том числе социальные, кардиометаболические, поведенческие, показатели физического и когнитивного функционирования (КФ), воспаления, нейроэндокринные биомаркеры, а также ишемическая болезнь сердца (ИБС), инфаркт миокарда, артериальная гипертензия и острое нарушение мозгового кровообращения (ОНМК). Средняя длительность наблюдения составила 12 лет, в течение которых 534 участника умерли от разных причин, из них 324 — от сердечно-сосудистых заболеваний (ССЗ). Результаты. По результатам многофакторного анализа выявлено, что на смертность от всех причин и ССЗ мужчин 65 лет и старше влияли повышенная частота сердечных сокращений, курение, избыточное потребление алкоголя, повышенные уровни интерлейкина‑6 и лейкоцитов, сниженное КФ (для сердечно-сосудистой смертности), наличие ИБС и ОНМК в анамнезе. Для женщин 65 лет и старше прогностически неблагоприятными были повышенное артериальное давление и повышенный уровень высокочувствительного С-реактивного белка, нарушения КФ, сниженная мышечная сила, пониженный уровень дегидроэпиандростерона сульфата, отсутствие детей и наличие ОНМК в анамнезе. Заключение. В настоящем исследовании выявлены гендерные различия в выживаемости и профиле ФР в отношении как общей, так и сердечно-сосудистой смертности в популяции мужчин и женщин 65 лет и старше. Оказалось, что среди более 30 изучаемых ФР и перечня ССЗ на смертность мужчин 65 лет и старше влияли 8 показателей. В то же время для женщин прогностически неблагоприятными были 7 показателей.
С ростом продолжительности жизни происходит увеличение количества пожилых людей среди населения, поэтому важной задачей для российского здравоохранения является обеспечение здорового старения. Помочь в изучении факторов и причин, способствующих долгой жизни без развития или с более поздним развитием возраст-ассоциированных заболеваний, может обследование группы долгожителей. Во многом большая продолжительность жизни и лучшее здоровье таких людей генетически обусловлены. При этом на долголетие, как на сложный признак, влияет множество генетических полиморфизмов, зачастую с малым индивидуальным эффектом. Выявление наследственных детерминант и путей их воз- действия на механизмы старения является необходимым для определения основ здорового долголетия и поиска протекторных механизмов и мишеней, при помощи которых возможно предотвратить возник- новение или замедлить прогрессирование возрастных заболеваний.
Патология сердечно-сосудистой системы наиболее значима из ассоциированных со старением болезней, поскольку является ведущей причиной смертности по данным мировой статистики.Таким образом, сердечно-сосудистое старение — важный фактор, определяющий продолжительность жизни человека. В данной статье рассматриваются методологические аспекты исследований с участием долгожителей,а также дан обзор генов, влияющих как на продолжительность жизни и долголетие, так и на развитие и течение сердечно-сосудистых заболеваний.
Издательство
- Издательство
- НМИЦ ИМ. В.А. АЛМАЗОВ
- Регион
- Россия, Санкт-Петербург
- Почтовый адрес
- 197341, г Санкт-Петербург, Приморский р-н, ул Аккуратова, д 2 литера а
- Юр. адрес
- 197341, г Санкт-Петербург, Приморский р-н, ул Аккуратова, д 2 литера а
- ФИО
- Шляхто Евгений Владимирович (ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР)
- Контактный телефон
- +7 (965) 7594465