ЕВРОПЕЙСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ: СОБЫТИЯ, ОЦЕНКИ, ПРОГНОЗЫ

В настоящей статье предпринята попытка проанализировать внешнеполитическое поведение Армении, а именно ее попытки наладить отношения на двух принципиально важных для нее треках: «евразийском», который достаточно условно можно назвать «пророссийским», и «европейском», который также с большой долей условности можно рассматривать в качестве составной части более широкого «прозападного» трека. 

Ход Первой и особенно Второй мировых войн впервые отчетливо продемонстрировал стратегическую значимость Арктики, в том числе для развития военно-технического сотрудничества России и СССР с западными союзниками. Уже в 1930-е годы СССР первым из арктических государств приступил к созданию сети баз двойного назначения в акватории Северного Ледовитого океана (вдоль Северного морского пути). В Великую Отечественную войну впервые был приобретен опыт боевого использования межвидовых войсковых группировок (в том числе значительных масс личного состава и военной техники) в условиях Крайнего Севера. 

8 мая 2018 г. Д. Трамп анонсировал выход США из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), или так называемого Ядерного соглашения по Ирану1 , которое было подписано в июне 2015 г. после десятилетних изматывающих переговоров. Согласно этому документу, Иран брал на себя обязательство вывезти за пределы территории страны 98% обогащенного урана (хранить у себя можно было не более 300 кг), снизить с 20 до 5 тысяч общее число центрифуг для обогащения, не производить используемый для создания ядерного заряда обогащенный уран и обеспечить беспрепятственный мониторинг инспекторов Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ). Со своей стороны, США и Европейский союз частично сняли санкции с Ирана, предоставив ему возможность продавать свою нефть на международном рынке и пользоваться глобальной финансовой системой. Также были разблокированы счета иранского правительства в зарубежных банках на сумму свыше 100 млрд долл.

Проблема «иностранных боевиков-террористов» (ИБТ) не будет сходить с повестки дня служб безопасности европейских государств долгие годы. Стало очевидно, что ИГИЛ будет продолжать существовать, хотя и не как организация, а в виде террористических сетей, ячеек. Иностранные боевики после военного разгрома организации в Сирии и Ираке перемещаются в другие зоны конфликтов или возвращаются в страны постоянного проживания. Всего иностранных боевиков европейского происхождения – около 5000 человек. Из них на четыре страны – Францию, Великобританию, Германию и Бельгию – приходится 3700 человек1 . Борьба с ИБТ усложняется тем, что среди них есть женщины и люди с криминальным прошлым. Кроме того, появились подражатели, после военного поражения «Исламского государства» активизировалась «Аль-Каида». В связи с появлением «возвращенцев» возросло количество случаев радикализации европейской молодежи под их влиянием. 

Несмотря на то что начиная с весны 2015 г. миграционная ситуация в Европе описывается преимущественно в терминах «кризиса» и кажется беспрецедентной, модус ее восприятия со стороны европейских управленческих структур имеет вполне определенную преемственность. Перцептивная конфигурация1 , в соответствии с которой массовый приток беженцев и соискателей убежища интерпретируется чуть ли не как главная угроза социальноэкономической и политической стабильности Евросоюза, является прямым следствием наблюдаемой с середины 1980-х годов последовательной секьюритизации2 иммиграции из третьих стран. Побочным эффектом интенсификации усилий по устранению барьеров на пути трудовой мобильности внутри Европейского экономического сообщества3 стала одержимость безопасностью «внешних» границ. Сотрудничество государств – членов ЕС в области общей миграционной политики, осуществляемое как на межправительственном1 , так и на наднациональном уровнях2 , было изначально детерминировано логикой безопасности в значительно большей степени, чем логикой обеспечения экономического развития. В результате принятия ряда ключевых документов в этой области3 вопросы иммиграции и предоставления убежища стали эксплицитно увязываться с такими явлениями, как терроризм и международная преступность. Из-за устойчивости подобной семантической корреляции политика, направленная на урегулирование последствий притока беженцев и иррегулярных4 мигрантов в 2015 г., расценивалась в большей степени как «кризисное регулирование», чем гуманитарная миссия 

Идее «европейской обороны» (то есть коллективной обороны европейских государств) уже много лет, она восходит своими корнями еще к началу холодной войны. Европейская интеграция в рамках ЕЭС – ЕС сопровождалась периодическими всплесками повышения интереса к ней, а с конца 80-х годов и попытками как-то продвинуться по пути ее воплощения в жизнь. Новый импульс этому процессу был придан недавно, 13 ноября 2017 г., когда 23 из 28 государств – членов ЕС согласовали совместную инициативу о присоединении к Постоянному структурированному сотрудничеству ЕС по вопросам обороны (PESCO), учрежденному Лисабонским договором 2007 г. Соответствующий документ был передан Верховному представителю по иностранным делам и политике безопасности ЕС Ф. Могерини. 

Многополярный миропорядок, который многим виделся в качестве желанной альтернативы гегемонии США на протяжении последних десятилетий, стал реальностью. Однако сегодняшний мир оказался не похож на ту утопию дружбы и сотрудничества, которую ожидали многие. Чрезмерно большое число международных акторов считают, что они или смогут оказаться в числе победителей в результате происходящих в мире процессов, или, по крайней мере, не собираются проигрывать. Их поведение характеризуется наличием планов по расширению зоны влияния вкупе с ростом националистических настроений. Встреча подобных игроков, не готовых к компромиссам, напоминает столкновение «лунатиков» перед Первой мировой войной, каковыми историк К. Кларк назвал монархов тогдашних государств Европы. Одной искры в таких условиях оказалось достаточно, чтобы вызвать пожар великой войны – Первой мировой. 

Намеченные на 27–28 февраля 2018 г. консультации по международной кибербезопасности (в российской версии – информационной) официальных лиц России и США в итоге не состоялись. В отличие от уже ожидавшей в Женеве российской делегации, американская не приехала на встречу. На ней предполагалось, в том числе, обсудить предложение Москвы подписать соглашение о предотвращении опасной военной деятельности в киберпространстве. Оно было направлено в Вашингтон еще в середине 2017 г. В нем рекомендовано ориентироваться на ранние двусторонние договоренности – о предотвращении инцидентов в открытом море и воздушном пространстве над ним от 1972 г., о предотвращении ядерной войны от 1973 г. и о предотвращении опасной военной деятельности от 1989 г. Позднее в список были добавлены свежесогласованные меры по предотвращению инцидентов между вооруженными силами России и США в Сирии. 

Выборы 2016 г. в США стали свидетельством недоверия населения к правящему классу и той модели мироустройства, которую предлагали элиты. Приход Трампа – это своего рода отражение глубинного конфликта в тамошнем обществе, ставящего под вопрос сохранение самой американской мечты. Неолиберальный мир, безусловно, имел в себе много преимуществ, но одновременно с этим создал некоторые ограничения для национальных экономик. Соглашения о свободной торговле лишь ускорили отток рабочих мест из развитых стран в развивающиеся, увеличили разрыв между богатыми и бедными, победителями и проигравшими. Б. Обама обещал исправить эту ситуацию, однако в глазах многих в США потерпел неудачу. Со временем избиратели обнаружили, что ни одна из партий не способна разрешить их проблемы, и когда Дональд Трамп объявил о своем участии в президентской гонке, позиционируя себя как внесистемный кандидат, который встряхнул бы систему, многие американцы, чувствующие себя забытыми, восторженно приветствовали его2 . Высказывается точка зрения, что Д. Трамп – это не только феномен США в контексте растущего во всем мире национализма, а прямое доказательство кризиса государственного управления, а также доверия к либеральной демократии3 . По мнению директора Московского Центра Карнеги Д. Тренина, Д. Трамп – часть мирового тренда подъема и утверждения национальных интересов. В ставшем глобальным мире начался цикл нового подъема национальных государств. Волна докатилась до США.

Прошедшие 24 октября 2017 г. федеральные парламентские выборы в Германии выявили ряд феноменов, которые оказывают огромное значение на вектор развития страны и более того, потенциально могут повлиять на будущее всего Европейского союза в целом. Официальные результаты выборов таковы: блок ХДС/ХСС получил 33% голосов избирателей, СДПГ – 20,5, СвДП – 10,7, левая партия – 9,2, Союз-90/Зеленые – 8,9, «Альтернатива для Германии» (АдГ) – 12,6%. Таким образом, блок ХДС/ХСС потерял на выборах около 8% голосов, которые ушли к «АдГ», получившей в итоге 94 места в Бундестаге (третья по численности фракция). Это – первое попадание в парламент правой партии за всю историю послевоенной Германии 

Испания переживает самый острый политико институциональный кризис за всю более чем 40-летнюю историю развития в условиях демократии (после смерти диктатора Ф. Франко в ноябре 1975 г.). Попытка националистически настроенных элит одного из испанских регионов – Каталонии – добиться независимости и создать самостоятельное государство с республиканской формой правления ставит под вопрос саму идею существования Королевства Испании в его современном виде, а в международном плане – бросает вызов Европейскому союзу 

История существования Североатлантического альянса изобилует периодами, которые аналитики обозначали как кризисы. При этом на Западе ряд экспертов справедливо считали кризисы имманентно присущими развитию отношений между США и тогда еще Западной Европой, а противоречия, которые рано или поздно разрешались, – двигателем, обеспечивающим движение вперед.