Архив статей журнала
Очередной выпуск журнала «Graphosphaera» отличается широтой хронологического, географического и тематического охвата публикуемых в нем статей, что в полной мере отвечает тем задачам, которые ставились при создании журнала в 2021 году. Однако в отличие от изначального замысла посвятить журнал исключительно практикам письма естественным образом тематика журнала за два года расширилась за счет публикаций о самых разнообразных литературных и историографических практиках. Такое увеличение диапазона позволило привлечь в журнал самых разных авторов различных специализаций и издать ряд концептуальных тематических выпусков в рамках субдисциплин англо-саксонистики, скандинавистики и византиноведения. Вторая же, не менее важная, изначальная установка редакторов – отдать приоритет исследованиям текстов и иных знаково-графических система на нетривиальных носителях была к настоящему времени в полной мере реализована.
В 2008 г. в алтарной зоне Успенского собора во Владимире на росписи, выполненной в эпоху Андрея Рублева, было обнаружено граффито, состоящее из двух строк с одинаковым текстом. А. А. Медынцева, исследовавшая надпись, считала ее записью заказа на требы, которые священник и дьякон Успенского собора должны были выполнить, выехав в «стан». Дублирующая надпись в таком случае является следствием повторного вызова служителей храма. Согласно уточненному прочтению, в граффито зафиксировано употребление народной формы имени Евстафий - Останя («WcmaHA»). Надпись же следует трактовать так, что Останя вызывает «попа да дьякона» Успенского собора на какое-то судебное или административное разбирательство, скорее всего, в качестве свидетелей. Если это верно, двойное граффито с одинаковым текстом в месте непосредственной службы вызываемых становится очень интересным примером повестки или позовницы, отраженной в храмовой эпиграфике первой половины XVI в., и еще одним примером настенной надписи деловой тематики.
В статье предложено новое прочтение надписи на меловом камне из г. Хелм (Польша, др.-русск. Хълмъ), найденной в 1990-е гг. и опубликованной В. Слободяном в 2013 г. Соглашаясь с издателем в оценке основного содержания надписи, сообщающей, что некий Сиворд Олафович (судя по имени и отчеству - скандинав) провел год в заключении, автор иначе трактует текст и ситуацию в целом. В предложенной интерпретации текст граффито прочитывается как памятная надпись, сделанная Сивордом Олафовичем сразу после освобождения или еще во время заключения. В темницу автор надписи был посажен, напомнив в письме князю о каких-то деньгах (возможно, сумме, которую князь должен был заплатить Сиворду). Несостоятельной признается также предложенная издателем ранняя датировка надписи (до 1120), а с ней и гипотеза, отождествляющая Холм на Волыни с Хольмгардом скандинавских источников. Палеографический анализ по методике А. А. Зализняка позволяет датировать граффито второй половиной XIII в., т. е. временем основания города Даниилом Романовичем.
В данной работе представлены полный комментированный перевод на русский язык мемориального текста в честь юаньского князя Коргиса (Георгия), происходившего из династии онгутских ханов и находившегося в родстве с «золотым родом» Чингисхана, который был написан юаньским историографом Янь Фу (1236-1312) в 1305 г., и сопровождающая его статья. В статье, носящей источниковедческий и исследовательский характер, сообщается также и о результатах изучения данного источника, которые проводили как китайские, так и отечественные исследователи, и в частности - Н. Ц. Мункуев. В переведенном тексте сообщаются сведения о жизни и деятельности таких исторических лиц, как Чингисхан с сыновьями, его дочери, внуки и правнуки (Мэнгукаан, Хубилай, император Юань Тэмур и другие чингизиды), онгутский хан Алахуштегин и его потомки, породнившиеся с Чингисханом и его потомками, хан Хайду (внук каана Угэдэя), вожди кочевых родов и племенных объединений - как сподвижники Чингисхана, так и его противники. Переведенный текст содержит целый ряд ценных сведений о периоде от начала создания державы Чингисхана и почти до конца правления юаньского императора Тэмура. Эти сведения охватывают следующие вопросы: происхождение «белых татар», они же онгуты; генеалогии онгутской династии и чингизидов; начальный период державы Чингисхана и политика последнего по консолидации кочевых племен; привилегированная роль онгутских князей при Юань и их участие на стороне Хубилая в борьбе последнего с различными чингизидами, претендентами на верховную власть - от Ариг-Буги до Хайду.
В составе архива тайных монашеских общин Высоко-Петровского монастыря 1920-1950-х гг. наибольшее внимание привлекают такие датированные памятники, как сборники изречений настоятеля монастыря епископа Варфоломея (Ремова) и богослужебный дневник схиархимандрита Игнатия (Лебедева). В случае первого памятника даты рядом с изречениями (вместе с содержанием самих высказываний) служат ключом для понимания генезиса этих сборников. Мы видим, что они составлялись, с одной стороны, из цитат из проповедей высоко-петровского настоятеля, а с другой стороны, из его ответов на откровение помыслов. Оба памятника сложились в контексте практики духовного руководства, характерной для высоко-петровских общин. В рамках этой практики формировалось повышенное внимание к слову духовного наставника, стремление зафиксировать его и регулярно перечитывать. Такое внимание к слову руководителя ярко иллюстрируют сборники изречений епископа Варфоломея. Наряду с вниманием к высказываниям наставника, его словесным наставлениям в рамках практики духовного руководства формировалось и пристальное внимание к его действиям, к его поведению, так сказать, к безмолвным наставлениям. Свидетельством такого внимания и является богослужебный дневник схиархимандрита Игнатия. Оба рассмотренных памятника оказываются порождением той аскетической традиции, которую высоко-петровские наставники стремились сохранить в самых неблагоприятных условиях.
В работе рассматривается комплекс дневников детского периода жизни Н. Г. Бережкова, - крупнейшего советского историка-литуаниста, автора «Литовской метрики», а также специалиста по хронологии русского летописания. В его одноименном труде выверены и систематизированы датировки из летописных источников домонгольского периода. События, приведенные авторами первоисточников в различных стилях летоисчисления, были сверены и упорядочены. Параллельно с этой работой (и напрямую являясь ее следствием) были закрыты многие вопросы спорных датировок. Рассматриваемый в данной статье комплекс детских дневников Н. Г. Бережкова за 18971900 гг. представляет собой богатейший источник информации о семейной и учебной среде, которая, несомненно, повлияла на становление личности ученого. На основании эго-документов приводится выборка наиболее ярко отраженных в обыденной жизни свойств характера юноши, делается попытка анализа склонностей и интересов, их осмысления и соотнесения с теми качествами, которые впоследствии проявлялись у историка Н. Г. Бережкова при написании его тщательных и добросовестно выверенных научных трудов. Впрочем, можно сказать, что уже сам факт ежедневного ведения дневников являлся значительной предпосылкой для дальнейшего научного труда ученого.
В статье предпринят анализ Нового летописца, одного из крупнейших исторических сочинений XVII в., с точки зрения наличия в нем погодных записей. Новый летописец уже не является летописью, обозначение времени в нем отличается от летописных погодных записей. Годы обозначены только в начальной и конечной части памятника. Это связано с особенностями составления Нового летописца, а также с его источниками. Хотя годы в большей части текста и не обозначены, но некоторые следы погодного повествования там можно заметить. Речь идет о начальных формулах, которые используются в ряде глав, чтобы соотнести события с теми, о которых шла речь ранее. Подсчеты показывают, что наибольшая часть текста Нового летописца, а именно, всё повествование о Смуте начала XVII в., не разделено по годам, но разбито на главы, выстроенные хронологически. Вся Смута в итоге представала перед читателем как единая цепь событий, следующих друг за другом во временной очередности. Отсутствие годов при этом подтверждает предположение, что при составлении памятника использовались не столько письменные источники, сколько воспоминания участников Смуты или же их родственников.
На основе 848 сообщений с допустимо-точными локализациями местонахождения Ивана IV - в пределах года / месяца / (дня) - в составе московских летописных сводов за 1530-1567 гг. в статье рассмотрено распределение информации о жизни Ивана Васильевича по месяцам года. Концентрация внимания летописцев к событиям мая-июня и сентября-октября в годичном цикле вызвана рядом факторов, которые связаны как с особенностями годичного праздничного круга в православии, так и с церемониальной активностью двора, царя и царской семьи. Эти особенности летописного дела сказываются на объеме информации по менее освещенным периодам года, среди которых наименее насыщены апрель и август. На апрель чаще всего приходились завершение Великого Поста, дни Пасхи и Светлой Седмицы. С этим обстоятельством связано и слабое освещение событий, приходившихся на Великий Пост и предпостные недели, а также на Светлую Седмицы и все дни вплоть до Троицы. Летописное «молчание» по поводу августовских событий не находит подобного объяснения и не подкрепляется объемом нелетописной информации о деятельности царя. Несмотря на относительно слабое освещение августовских событий в летописях, это был насыщенный месяц, сопоставимый по объему информации об Иване IV с одним из самых насыщенных фиксируемой деятельностью периодов - сентябрем. Причины летописного невнимания к августу требуют иных интерпретаций.
В статье рассмотрены приемы составителей летописей 1440-х гг. (Летопись Авраамки, Рогожский летописец, Комиссионный список Новгородской I летописи младшего извода) на участке «Повести временных лет» (статьи за IX -начало XII в.; далее: ПВЛ). Выдвинута гипотеза, что при работе с летописным материалом, описывающим реалии давно прошедшего времени, составители летописей работали со своими источниками по очереди - чересполосно. Они не пытались увеличить объем существующей информации внутри одной годовой статьи, а использовали некий механический способ, используя текст второго источника либо для увеличения количества годовых статей при сохранении их небольшого объема (Летопись Авраамки, Рогожский летописец), либо (в случае, когда такие дополнения невозможны) используя первый и второй фактически идентичные по тексту источники попеременно (Комиссионный список). Эти приемы работы летописца следует противопоставить приему, который можно назвать контаминацией, когда смешение источников, в основном, происходит внутри летописного известия, как, например, при создании текста Новгородской Карамзинской летописи.
Статья посвящена месяцесловным датировкам в летописании СевероВосточной Руси XII - начала XIV в., которые вносились современно событиям. Оригинальные месяцесловные датировки появляются здесь при Андрее Боголюбском, с 1158 г., но его летописание дает всего 4 таких случая. Хотя выявить календарь, которое оно использовало, точно не удается, наиболее вероятно, что это была созданная при нем в 1160-е гг. пространная редакция Пролога, что, возможно, и послужило толчком для введения месяцесловных датировок во владимирское летописание. Зависимость анктесяцеслова Пролога несомненна для летописания Всеволода Большое Гнездо, где число месяцесловных датировок резко возрастает (85,5% всех точных дат). Для последующих этапов летописания источник месяцесловных датировок точно установить не удается. В эпоху Всеволодичей процент всех «церковных» датировок ключевых событий снижается до 64,7%, а с 6769 г. начинает доминировать запись ключевых событий без точных дат (66,6%), так что датировка событий по церковному календарю здесь - скорее дань традиции времен Всеволода. После монгольского нашествия, когда процент «церковных» датировок событий падает до 35, а у событий без дат вырастает до 45, видна тенденция к угасанию «церковных» и даже точных датировок, которая еще сильнее проявляется в других летописях XIV-XV вв.
Статья посвящена дате выходных записей древнерусских пергаменных кодексов XI-XIV вв. как одному из основных компонентов формуляра текстов этого вида. Выходные записи являются одной из форм внелетописной фиксации сведений исторического характера, а именно состоявшихся книгописных работ по заказу физического лица / группы лиц (как частных, так и носителей светской или церковной власти), а также духовной корпорации. Иногда эти сведения дополняются упоминанием социально значимых событий, что сближает выходные записи древнерусских рукописных книг XI-XIV вв. со статьями летописей. В статье анализируется структура даты выходных записей, а также употребление эквивалентной дате формулы «при Х, при Х1», служащей способом дополнительной характеристики времени написания кодекса. Структура даты выходных записей соотносится с компонентами конечного протокола княжеских актов Руси. Это необходимо для выяснения связи древнерусских скрипториев с протоканцелярской практикой светских и церковных властей.
Яркой чертой древнерусских летописей являются «пустые годы». Если «пустые годы» следуют один за другим, они могут писаться как в столбик, так и в строчку; начиная с XV в. встречается третий вариант: «пустых годов» вообще не писать. В статье ставится вопрос о том, какой способ оформления «пустых годов» является древнейшим. Автором были просмотрены 43 летописных рукописи XIII-XVIII вв. (в подлиннике либо в цифровых копиях). В большинстве кодексов, если «пустые годы» вообще есть, они пишутся в строчку. Написание в столбик присутствует только в четырех памятниках. В трех из них это, по-видимому, решение писца непосредственно дошедшей до нас рукописи, однако в четвертом - Синодальном списке Новгородской I летописи - написание в столбик восходит, вероятно, к глубокой древности. Автор приходит к выводу, что в «Повести временных лет» 1110-х годов «пустые годы» были написаны в строчку, однако в более раннем киево-печерском летописании XI в., возможно, они писались в столбик, что подтверждается параллелями из ранней анналистики других стран.
- 1
- 2