ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. ПСИХОЛОГИЯ

Статья посвящена памяти профессора кафедры медицинской психологии и психофизиологии Санкт-Петербургского государственного университета, ведущего специалиста в области детской клинической психологии Ирины Ивановны Мамайчук. Предпринимается попытка анализа и обобщения ее огромного научного и практического вклада в детскую клиническую психологию. Выделяются и описываются этапы ее профессионального пути: (1) изучение механизмов нарушенного развития у детей с детским церебральным параличом; (2) изучение психологии детей с различными нарушениями опорно-двигательного аппарата; (3) эмпирическое обоснование стратегий и технологий психологической помощи детям с различными вариантами нарушенного развития; (4) разработка методологических и прикладных проблем детской клинической психологии. Раскрываются результаты и выводы ключевых исследований Ирины Ивановны, внесших большой вклад в понимание причин и механизмов нарушений психического развития у детей и подростков и воплощающих принципы онтогенетического и системно-структурного подходов, разработанных в ленинградской - петербургской психологической школе, в частности изучение роли моторики в перцептогенезе при различных вариантах дизонтогенеза, специфики нарушений межфункциональных связей у детей с двигательными и психическими нарушениями, подвидов задержки психического развития церебрально-органического генеза, психологических особенностей детей и подростков с соматической патологией. На основе анализа работ выделяется перечень основных проблем и перспектив современной детской клинической психологии. Описывается подход к психологической помощи и психологической коррекции нарушений у детей и подростков с учетом роли семьи и ближайшего окружения. Подчеркивается, что эмпирические работы Ирины Ивановны стали золотым стандартом в исследованиях проблем детей с психическим дизонтогенезом, а ее теоретические обобщения и методологические разработки чрезвычайно важны для дальнейшего развития детской клинической психологии и понимания проблемы психического развития в целом.

Работа посвящена разработке и психометрической проверке инструмента, направленного на оценку используемых стратегий формирования благополучного старения. В контексте увеличения продолжительности жизни и количества пожилых людей в общей популяции особенно остро встает вопрос сохранения и улучшения качества жизни пожилых людей. В науке накоплен большой объем данных о механизмах и факторах, влияющих на старение. При этом такие факторы могут быть смоделированы самим человеком. Однако отсутствуют инструменты, которые позволили бы оценивать эти механизмы и частоту их использования в жизни человека, как актуальной, так и ретроспективной. Участниками исследования стали 170 взрослых в возрасте 40-75 лет. На основе теоретического анализа были сформулированы 22 стратегии, каждая из которых оценивалась по 5-балльной шкале. Для проверки конвергентной валидности использовались опросник «Профилактика здорового образа жизни», Шкала психологического благополучия К. Рифф, опросник «Восприятие старения», а также вопросы демографической анкеты. В результате эксплораторного факторного анализа были выделены четыре шкалы: «Стратегии сохранения здоровья», «Метакогнитивные стратегии», «Стратегии саморазвития» и «Генеративные стратегии». Анализ надежности шкал и конфирматорный анализ подтвердили пригодность полученного инструмента, а также его соответствие эмпирическим данным. Анализ конвергентной валидности показал, что выделенные шкалы связаны с показателями здорового образа жизни, психологического благополучия, положительными представлениями о старении и желанием что-то менять в своей жизни ради благополучной старости. Полученные результаты могут быть использованы как для научного изучения механизмов футуризации старения, так и для практической работы по оценке ресурсов для формирования старения и выстраивания индивидуальных траекторий старения.

В статье представлены результаты аналитического обзора современных публикаций и эмпирического исследования удовлетворенности жизнью женщин и мужчин пожилого и старческого возраста. Отмечены проблемы изучения удовлетворенности жизнью и психологического благополучия у респондентов старшего возраста, связанные с формированием равновесных по полу выборок и с выбором адекватного инструментария, продемонстрированы результаты исследований изучаемых характеристик у женщин и мужчин, а также у представителей разных возрастных групп. Показаны различия факторов психологического благополучия в отличающихся выборках. Для респондентов старческого возраста отмечена большая значимость здоровья, достатка и мира в семье, позитивного отношения к себе и окружающим, а также духовности по сравнению с более молодыми респондентами, ориентированными в большей степени на саморазвитие и активность. Отличительной особенностью данной работы является сопоставление результатов двух групп, выровненных по возрасту, уровню образования, профессиональному и семейному статусу, включавших 36 женщин и 36 мужчин в возрасте от 64 до 89 лет. При сравнении результатов этих групп различия обнаружены только по эмоциональной поддержке и самооценке характера. Удовлетворенность жизнью в пожилом и старческом возрасте у мужчин и женщин не различается, однако связана с разными переменными. Для женщин на первом месте находятся показатели, отражающие успешность социального взаимодействия, - эмоциональная и инструментальная поддержка и самооценка характера. Самооценка внешности в этом возрасте не является ресурсом удовлетворенности жизнью в группе женщин. Удовлетворенность жизнью мужчин старшего возраста связана с их самооценкой и не различается в зависимости от социальной поддержки или социотропности/самодостаточности, а также от включенности в семейные взаимодействия. Ставится вопрос об эффективности использования Дифференциального опросника одиночества в данной возрастной группе. в данной возраст-ной группе

Статья посвящена изучению уровневых показателей и взаимосвязи родительского выгорания, воспринимаемого стресса, посттравматического роста и социальной поддержки у матерей детей с ограниченными возможностями здоровья. В исследовании приняли участие 73 женщины в возрасте от 27 до 44 лет (средний возраст 36,15 лет), воспитывающие детей с тяжелыми хроническими заболеваниями в возрасте от 3 до 10 лет (средний возраст 7 лет, средняя продолжительность заболевания - 4 года, хроническое заболевание у ребенка должно было быть обнаружено не менее чем 1,5 года назад). Методики: опросник «Шкала воспринимаемого стресса - 10» в адаптации В. А. Абабкова; опросник социальной поддержки «F-SOZU-22» в разработке Г. Соммера и Т. Фюдриха (1993) и в адаптации А. Б. Холмогоровой, Н. Г. Гаранян, Г. А. Петровой; Опросник родительского выгорания И. Н. Ефимовой; Опросник посттравматического роста Р. Тедески и Л. Калхуна, адаптированный М. Ш. Магомед-Эминовым.
Результаты: исследование выявило высокий уровень воспринимаемого стресса, средний уровень родительского выгорания и посттравматического роста и ниже среднего - уровень социальной поддержки у матерей детей с ограниченными возможностями здоровья. Выявлены тесные связи социальной поддержки и посттравматического роста, социальной поддержки и стресса, а также родительского выгорания, тогда как между показателями родительского выгорания, стресса и посттравматического роста выявлены связи только с одним показателем посттравматического роста - силой личности. Предиктором родительского выгорания и стресса выступили эмоциональная поддержка, удовлетворенность поддержкой и субъективная удовлетворенность браком, а предиктором посттравматического роста - социальная интеграция.
Выводы: для совладания со стрессом, связанным с хроническим заболеванием ребенка, а также посттравматического роста у матерей важнейшим фактором является социальная поддержка.

В психологии не ослабевает внимание к супружеским парам. В основном чувства любви изучаются как предиктор, а психологическое благополучие - как эффект удовлетворенности отношениями. Поскольку чувство любви изменчиво, цель данного исследования - изучить половозрастные особенности и предикторы любви к партнеру; хотя гипотетически удовлетворенность отношениями - наиболее сильный предиктор чувств любви, психологическое благополучие и субъективное одиночество партнеров тоже имеет значение. Выборку составили 387 супружеских пар со стажем брака от полугода до 50 лет.

Методы: Шкала любви и симпатии З. Рубина; Шкала психологического благополучия К. Рифф, Шкала субъективного одиночества Д. Рассела; Самооценка удовлетворенности отношениями c шестью вопросами на когнитивную (удовлетворенность, желание сохранить отношения, расстаться) и эмоциональную (негативные эмоции, напряжение, страх одинокости) составляющие. Проведены дисперсионный, корреляционный, факторный и регрессионный анализ.

Результаты: респонденты в целом имеют высокий уровень чувств любви, удовлетворенности отношениями и психологического благополучия, причем сходный у обоих супругов. Однако у мужчин чувства любви сильнее, чем у женщин, и стабильны на протяжении брака. Наиболее выраженные чувства любви и низкая удовлетворенность отношениями в период 3-7 лет брака. Удовлетворенность отношениями и психологическое благополучие партнера выступили предикторами чувств любви к партнеру у обоих супругов; специфичный предиктор для мужчин - низкий уровень субъективного одиночества, а для женщин - чувства любви супруга к ней, его субъективное одиночество и собственный страх одинокости (остаться одной без партнера). Супруги, высказывающие желание развестись, отличаются слабыми чувствами любви к партнеру, мужчины не удовлетворены отношениями, и у обоих супругов снижен уровень психологического благополучия: женщины недостаточно компетентны, мужчины затрудняются в постановке жизненных целей, и у обоих супругов низкий уровень самопринятия.

Статья посвящена изучению взаимодействия параметров одиночества и личностных особенностей взрослых. В качестве основных параметров одиночества выступают: общее переживание одиночества, зависимость от общения, а также принятие одиночества, позитивное отношение к нему. В числе личностных характеристик нами были рассмотрены личностные факторы, входящие в модель Большой пятерки, и социотропность, представляющая собой когнитивную стратегию, отражающую направленность человека на создание позитивных отношений с окружающими и в целом направленность на социум. Целью исследования стало выявление наличия и характера связи между одиночеством, личностными факторами Большой пятерки и социотропностью. Нами были сформулированы следующие гипотезы: нейротизм и социотропность будут положительно связаны с переживанием одиночества, его неприятием; независимость, открытость опыту и добросовестность, напротив, будут связаны с позитивным отношением к одиночеству, его ресурсностью. В исследовании принял участие 131 человек 18-55 лет (M = 31; SD = 9,85), 26 мужчин и 105 женщин.
Методы: Дифференциальный опросник переживания одиночества (Е. Н. Осин, Д. А. Леонтьев), методика «Социотропность - самодостаточность» (О. Ю. Стрижицкая и соавт.), Шкала социального и эмоционального одиночества для взрослых (SELSA-S) (О. Ю. Стрижицкая и соавт.), Пятифакторный опросник личностных черт NEO FFI П. Т. Косты (P. T. Costa) и Р. P. МакКрэ (R. R. McCrae) в адаптации В. Е. Орла, А. А. Рукавишникова и др. Математическая обработка выполнена на базе программного обеспечения IBM SPSS 23.0. Полученные нами результаты позволили выявить наличие взаимосвязей между параметрами одиночества и личностными характеристиками респондентов (личностными факторами Большой пятерки и социотропностью). Было показано, что социальная неуверенность и нейротизм способны усиливать негативное переживание одиночества, ощущение нехватки эмоциональной близости, контактов с людьми и осознание человеком себя как одинокого и изолированного. В свою очередь привязанность и зависимость от мнения окружающих могут усиливать неприятие одиночества и склонность искать общения любой ценой. В то время как самодостаточность, открытость опыту, добросовестность и экстраверсия могут способствовать снижению переживания эмоционального и социального одиночества и усилению позитивного отношения к одиночеству.

Статья посвящена проблеме изучения возрастной идентификации взрослого человека. Цель исследования - изучение возрастной идентификации в периоды ранней и средней взрослости в соотношении с субъективным возрастом и маркерами психологического и субъективного благополучия. Гипотеза: в основе возрастной идентификации лежит сравнение себя с ровесниками и отношение к возрастным периодам, близким к возрасту респондента; она характеризуется качественными, типологическими различиями и имеет связь с субъективным возрастом. Приведены результаты двух исследований, проведенных на разных возрастных группах: группа ранней взрослости (N = 70, 19-26 лет; средний возраст 23,6 лет) и группа средней взрослости (N= 60, 27-46 лет; средний возраст 34 года). В качестве основного метода исследования возрастной идентификации использовалась методика семантического дифференциала со шкалами: сила, активность, оценка, сложность, упорядоченность. В группе ранней взрослости для оценки предлагались категории «Я», «Ровесник», «Детство», «Взрослость», в группе средней взрослости - «Я», «Ровесник», «Молодость», «Старость». Измерялись также субъективный и идеальный возраст (анкета), показатели психологического благополучия (краткий вариант шкалы К. Рифф в адаптации Е. Г. Трошихиной) и удовлетворенности жизнью (опросник Э. Динера в адаптации Д. А. Леонтьева, Е. Н. Осина). Результаты: с помощью факторного анализа в каждой из возрастных групп были выделены паттерны возрастной идентификации, различающиеся степенью осознанности и значимости характеристик возраста в структуре самоидентификации, степенью согласованности. В ранней взрослости связь между паттернами возрастной идентификации, хронологическим и субъективным возрастом не прослеживается, в большей степени на субъективную взрослость влияет профессиональный статус (наличие работы). В средней взрослости выявлены значимые взаимосвязи, отражающие рост противоречивости возрастной идентификации с возрастом и влияние возрастной идентификации на разницу между хронологическим и субъективным возрастом. Результаты подтверждают возможность изучения содержательных аспектов возрастной идентификации с помощью семантического дифференциала.

В связи со стремительным темпом современной жизни и ее высокой стрессогенностью повысился научный интерес к вопросам изучения стресса и факторов, позволяющих его конструктивно преодолевать. Цель cтатьи: изучение роли личностных и социальных характеристик в воспринимаемом стрессе у юношей и девушек в старшем подростковом возрасте. Гипотезы: у старших подростков проявляется гендерная специфика параметров воспринимаемого стресса: перенапряжение как эмоциональный компонент и противодействие стрессу как компонент инструментальный. У девушек воспринимаемый стресс более тесно связан с их личностными характеристиками, а у юношей - с социальными. При этом как для юношей, так и для девушек характерно, что личностные характеристики играют более значимую роль в управлении напряжением, вызванным стрессом, а социальные помогают в противодействии стрессу. Выборка из 90 старших подростков 15-17 лет разделена на две группы: 45 юношей и 45 девушек.
Методы: шкала воспринимаемого стресса (ШВС-10), шкала личностной тревожности А. М. Прихожан, опросник жизнестойкости С. Мадди, шкалы психологического благополучия К. Рифф, опросник воспринимаемой социальной поддержки Г. Зоммера и Т. Фюдрика. Проведен корреляционный и регрессионный анализ. Исследование показало гендерные особенности, различия и общие факторы воспринимаемого стресса, характерные для старших подростков. Так, у девушек наблюдается более напряженное переживание стресса по сравнению с их сверстниками. Общность воспринимаемого стресса у юношей и девушек проявляется в большем вкладе индивидуально-личностных характеристик в его параметры в целом и особенно в такой его компонент, как перенапряжение. Также показано, что как для юношей, так и для девушек в противодействии стрессу существенную роль, наряду с личностными характеристиками, играет фактор социальной поддержки.

Исследование посвящено проблеме подверженности детей старшего дошкольного возраста разнообразным страхам в связи с социокультурным контекстом, который понимается как фактор макросреды. Начало 2020-х гг. связано с масштабными событиями, оказывающими значительное влияние на жизнь и благополучие населения. Это пандемия COVID-19 (2020-2021) и обострение социально-политической ситуации в мире (2022-2023). В исследовании приняли участие 127 детей в возрасте 5-6 лет, посещающие дошкольные образовательные организации, которым была предложена методика «Страхи в домиках» А. И. Захарова и М. А. Панфиловой. Также использовались данные анкетирования родителей и анализ документации дошкольных образовательных организаций. В результате было установлено, что профили страхов детей, обследованных в 2019, 2021 и 2023 гг., оказываются достаточно схожими, большинство выявленных страхов современных дошкольников соответствуют возрастным нормам для детей 5-7-летнего возраста по А. И. Захарову, что позволяет говорить об универсальности описанных им возрастных закономерностей и причин появления страхов у детей. Специфика культурно-исторического контекста современного детства проявила себя в том, что перечень пугающих персонажей существенно изменился: герои виртуальных игр жанра «хоррор» вытесняют героев традиционных детских сказок. Сравнительный анализ результатов, полученных в 2019, 2021 и 2023 гг., подтвердил большую подверженность страхам дошкольников в период пандемии COVID-19 и отсутствие увеличения числа страхов у детей на фоне обострения геополитической ситуации в мире. Было обнаружено, что в период пандемии у детей возросло не только число специфических медицинских страхов, но и увеличилось количество страхов, не имеющих прямого отношения к болезням и смерти, что демонстрирует замещающий характер страхов у детей и имеет большое значение для практической психологии.

Эпилепсия у матери является фактором риска для нейрокогнитивного развития ребенка, поскольку относится к группе хронических заболеваний, при которых постоянный прием медикаментов жизненно необходим, в том числе и во время беременности. Это несет в себе различные риски для ребенка, которые включают внутриутробные ограничения роста, врожденные пороки развития, негативное влияние на когнитивные функции и повышенный риск задержки психического развития. Именно поэтому основная масса исследований сконцентрирована на изучении влияния отдельных противоэпилептических препаратов на физическое развитие ребенка, однако комплексной оценки влияния пренатальных, перинатальных и половозрастных факторов развития самого ребенка в них не осуществлялось. В данной статье представлены результаты исследования половозрастных факторов психического развития и адаптации детей, рожденных матерями с эпилепсией. В исследовании приняли участие 176 человек: 88 детей в возрасте 3-9 лет и их матери, страдающие эпилепсией. В результате было обнаружено, что мужской плод оказался более уязвим к пренатальным воздействиям, вследствие чего у мальчиков были обнаружены более выраженные нарушения психического развития (моторная неловкость, гиперактивность, дефицит внимания, нарушения устной речи) и адаптации (нарушения социализации, эмоционально-волевые нарушения, агрессивность и оппозиционные реакции, проблемы поведения). С возрастом часть нарушений психического развития (задержка в развитии речи, праксиса и логического мышления) компенсировалась и на первый план уже вышли вторичные нарушения - проблемы адаптации (нарушения социализации), соматические и интернализационные проблемы (замкнутость и тревожность). Нарушения психического развития у детей обусловлены не только токсичным воздействием на плод принимаемых матерью препаратов, но и зависели от формы и тяжести протекания эпилепсии у матери до и во время беременности, ее сопутствующих заболеваний, а также типа вскармливания ребенка в первый год жизни.

Статья посвящена исследованию половозрастных особенностей проявления различных типов агрессии в старшем подростковом возрасте. Представлен теоретико-методологический обзор литературы по заданной проблематике, в частности рассматривается динамика проявления различных типов агрессии у подростков, приводится обзор исследований, изучающих возрастную и гендерную специфику в проявлении агрессии, а также анализируются факторы, объясняющие различия в проявлении агрессии у мальчиков и девочек разных возрастных групп. Приведены результаты эмпирического исследования, проведенного на масштабной выборке подростков (N = 10 980) в возрасте от 15 до 18 лет. В процессе анализа показано, что физическая агрессия более явно выражена у респондентов мужского пола, а враждебность и гнев - женского. Результаты однофакторного дисперсионного анализа демонстрируют статистически значимое влияние эффекта пола на выраженность всех типов агрессии, при этом наибольший эффект наблюдается по показателю выраженности гнева, а наименьший - по показателю проявления враждебности. Также установлена возрастная неравномерность в проявлении различных типов агрессии в старшем подростковом возрасте. Было показано, что уровень физической агрессии в период 15-18 лет значимо снижается, а по показателям гнева и враждебности он остается стабильным после 15 лет. Влияние эффекта возраста на выраженность всех типов агрессии также оказалось статистически значимо, при этом наибольший эффект наблюдается по показателю склонности к физической агрессии, а наименьший - по показателю проявления гнева. Полученные результаты подтверждают необходимость учета возрастных и половых особенностей при создании программ профилактики, а также расширяют базу исследований, направленных на изучение половозрастных особенностей подростковой агрессии и могут помочь исследователям в разработке технологий просветительской и профилактической работы с подростковой агрессией.