Статья: ОБРАЗ ЧЕЛОВЕКА НОВОГО ВРЕМЕНИ В МЕЩАНСКОЙ СРЕДЕ ГУБЕРНСКОГО ГОРОДА N: ПРОТОТИПЫ ГЕРОЯ ОЧЕРКА Н. Д. ХВОЩИНСКОЙ "У ФОТОГРАФА" (1879) (2024)

В статье освещается проблема изучения московского и петербургского текстов в российском литературоведении рубежа XX-XXI вв. При актуализации рецептивного методологического подхода делается попытка проследить изменения в репрезентации пространства Москвы и Петербурга в научном дискурсе указанного периода. В центре внимания находятся структурно-семиотические работы В. Н. Топорова, Ю. М. Лотмана, З. Г. Минц и других, вошедшие в сборник «Семиотика города и городской культуры. Петербург. Труды по знаковым системам» (1984). Именно перечисленные работы заложили традицию восприятия Петербурга как кодового пространства, порождающего особые культурные смыслы. Отмечается, что Москва в данном аспекте долгое время бытует на периферии данной теории, существуя исключительно в контексте петербургского текста, и приходит в литературоведческую науку как текст только спустя десятилетие, о чем говорит издание сборника «Москва и “московский текст” русской культуры» (1998). Подчеркивается, что в современных литературоведческих работах, опирающихся на данные теории, оба текста имеют собственные историкокультурные ресурсы для существования, отдельно утверждается национальная значимость каждого из них. На основании этого делается вывод об относительной самостоятельности и большом исследовательском потенциале рассматриваемых текстов.

В статье рассматривается «китайская сказка» в прозе В. О. Пелевина как литературное явление и нарративная стратегия, как аллегория, основанная на типичных сюжетах из китайской традиционной культуры. По своей сути, «китайская сказка» Пелевина - это сюжетная модель, совпадающая со стилистическими характеристиками его произведений, и культурная метафора, обладающая собственным инновационным механизмом и новаторским пространством. Проводится концептуализация «китайской сказки» в творчестве Пелевина с последующим анализом философских, религиозных и литературных тем в «сказке И Цзин», «сказке чань-буддизма» и «сказке о Путешествии на Запад». Утверждается, что, опираясь на эти «китайские сказки», Пелевин создает восточный постмодернистский эксперимент, где в осмыслении постсоветского контекста и реконструкции российской истории используются средства имитации и интертекстуализации традиционной китайской культуры. Делается вывод о том, что творчество Пелевина способствует установлению литературного диалога между Востоком и Россией, утверждает инклюзивность и универсальность творческой практики восточного постмодернизма, содержит предостережение об опасностях на особом русском пути.

Идиостиль Н. Туроверова воплощает особенности менталитета донского казачества. Мироощущение лирического героя чаще всего совпадает с мировосприятием автора в стихотворениях. Поэт не принимает обозначение прощания с Россией как эмиграции, вкладывая в эту лексему отрицательные коннотации. Творческая индивидуальность поэта-казака, поэта-воина определила именование лирического героя: скиталец, пилигрим, казак, поэт, певец. Его герой нашел свой истинный путь пилигрима, возвращающегося к родным станицам, и это путь поэтический. Данный подход и обозначил особенности воплощения мотива прощания с Россией - прощание с вечной надеждой на возвращение. Именование лирического героя Н. Туроверова сформировалось под воздействием классической традиции, казачьего и эмигрантского контекстов. Эти художественные векторы и определили взаимодействие и оппозиция различных семантических единиц, обозначающих название лирического героя.

В статье анализируются работы 1990-х-2000-х гг., заявленные как исследования «религиозно-философской мысли Антона Павловича Чехова». Выявляются методологические недостатки этих работ, главный из которых - неразличение категорий «образ автора» и «автор-творец» (по Н. Д. Тамарченко), приводящее к ложному отождествлению идей в художественных произведениях Чехова и мировоззрения самого писателя. Анализ поэтики чеховских рассказов, повестей и пьес неправомерно и нелогично оказывается в приводимых исследованиях способом уточнения отношения А. П. Чехова к философии и религии. Кроме того, в указанных исследованиях нередко игнорируется или недостаточно обсуждается вопрос о принципиальной (не)возможно-сти влияния той или иной философской системы на А. П. Чехова с учетом фактов его биографии, круга его чтения, содержания его переписки. Методологически корректное же исследование данной темы сталкивается с ограниченностью материала. Однако тема остается актуальной для чеховедов.

Автор ставит целью рассмотреть образ повседневности в художественном мире И. А. Гончарова. Феномен повседневности рассматривается как часть оппозиций: «быт - бытие», «вещное - духовное» и др. Анализу предшествует краткий экскурс в историю научного исследования этого феномена представителями философии, социологии, литературоведения, что позволяет констатировать широту диапазона различных подходов и отсутствие универсальной формулировки понятия. В работе использовались культурно-исторический, семиотический, типологический методы. Результатом исследования стали следующие выводы. В романах И. А. Гончарова образ повседневности представлен прежде всего бытовыми, а также пространственно-временными реалиями. Поэтика повседневности является базовым компонентом создания образов в художественном мире И. А. Гончарова. Образ повседневности в романах писателя обладает самодостаточностью, культурно-исторической и эстетической ценностью, его структурные элементы служат задачам создания образов героев, психологизации повествования, установлению идейно-эстетического замысла автора.

Статья посвящена концепту калмыцкой лингвокультуры кишг «счастье». Материалом исследования послужили данные из лексикографических источников, вербализующих концепт кишг.

Методы исследования: интерпретативный и лингвокультурологический.

Результаты: анализ показал, что калмыки ассоциируют счастье с детьми (KYYKd, урн), здоровьем (эрYл-менд), знанием (сурhуль), коллективом (олн), наличием скота (унЫ, daahH, кеелтэ маштг). Установлено, что осознание кишг «счастья» обусловлено социальным положением (возраст, пол), личностными качествами (трудолюбие, старание, усердие, порядочность, стойкость, сдержанность, умение преодолевать жизненные препятствия). В картине мира калмыков счастье наделяется способностью перемещаться (ирх, орх, hapx); осмысливается как нечто, что можно найти (олх), упустить (алдх), переживать (эдлх), чем можно наслаждаться (^uphx), одарить (заях), о чем можно мечтать (дурдх). К перцептивным признакам кишг, по мнению авторов, относятся размер (баИ), продолжительность (ахр), вкус (амт), «крепость» (бат). Этнокультурная специфика осмысления счастья прослеживается в метафоре жилища, а также в комплексе мероприятий по сохранению счастья. Кишг присутствует в материальной культуре калмыков в виде влзэ ‘узел счастья’, антропонимике (имена Заян Судьба, Удача’, Заяна Судьба, Удача’, Заята ‘Cчастливая’, Хвв ‘Счастье’, Хввтэ ‘Счастливая’, Кишгтэ ‘Счастливая’, Кишг ‘Счастье’, влзэтэ ‘Счастливая’, Щиркл ‘Счастье’), жанре йврэл ‘благопожелание’ (Бат кишгтэ бол! влзэтэ бол! ‘Будь счастлив!’), что указывает на важное место концепта кишг в картине мира калмыцкого народа.

В статье рассматривается проблема диалогического взаимодействия китайских и русских культурных концептов с точки зрения герменевтического подхода к межкультурной коммуникации. Методологическими основаниями служат также научные исследования в области языковой картины мира и концептов. В работе используется такая герменевтическая категория, как горизонт ожидания для анализа функционирования концептов Дао и Совесть. Для анализа концептов Небо и Судьба в межкультурной коммуникации автором используется категория герменевтического круга, в котором в круговом движении данные концепты содействуют достижению понимания представителей разных народов и культур. В статье проводится анализ схожих и отличительных характеристик данных концептов в зависимости от национальной картины мира и культурно-исторических традиций. Автор обосновывает эвристический характер герменевтической методологии в исследованиях межкультурной коммуникации и приходит к выводу о необходимости вдумчивого отношения к традициям другого народа, учета своеобразия языковой картины мира собеседников, культурных концептов.

Статья посвящена графико-орфографическому описанию оригинальных сибирских документов XVII в. на материале текста «Отписка десятника Селенгинской службы Васьки о злодеяниях, чинимых мунгальскими воровскими людьми» (1682 г.), созданного на территории Забайкалья. Данный деловой текст представляет собой типичный рукописный документ регионального делопроизводства XVII в., его палеографические черты характерны для деловых бумаг этого периода - отсутствие пробела между служебными и знаменательными словами, использование для датировки буквенной цифири, наличие выносных букв, сокращение сакральных и часто употребляемых слов с помощью титла, наличие дублетных букв в одном слове, многообразие начертаний одних и тех же букв, наличие диакритических знаков, которые зачастую отражают декоративную функцию. Анализ графики и орфографии позволил сделать следующие выводы: документ создан по графико-орфографическим правилам русской скорописи XVII в.; писец строго соблюдает орфографические нормы делового письма XVII в. Точно передаются написания, подчиняющиеся фонетическому принципу правописания, который выработался в приказном узусе на протяжении двух столетий.

В статье разрабатывается проблема сущности семантики местоимения французского языка Nous как указателя личной множественности в русле общей теории личных местоимений и теории персонализации дискурса. Обосновывается положение о синкретичности местоименного знака, которая раскрывается в его эгоцентрической структуре, формулы которой отражают различные подходы к категориям субъектности, множественности, типа референции, идентификации. Установлено два основных способа реализации персонализации высказывания посредством местоимения Nous: способ иконической инклюзии и способ ассоциативно-символической инклюзии в означивании референциальной группы. Первый способ отражает базовый уровень категоризации смысла Nous: обозначение лиц по их коммуникативному статусу в хронотопе прямого дейксиса, в условиях определенной референции. Данный способ мотивирован признаком общей деятельности, в том числе одновременной локуцией. Второй способ отражает переход в категоризации на уровень абстрагирования по механизму метонимического переноса и придаёт условный характер неопределенной референции, что позволяет не столько обозначать имеющуюся группу Nous, но создавать её в дискурсивном времени конструирования высказывания. Переход на ассоциативный уровень указания на личную множественность выводит высказывание в символический режим функционирования, сопряженный с возведением к ценностно насыщенным концептам в интерпретации.