Статья: Репродуктивное поведение жителей Северного Кавказа (по материалам эмпирического исследования) (2024)

Статья посвящена деконструированию мифологемы, напрямую затрагивающей языковые модели поведения горских евреев Нальчика в критической обстановке — при угрозе гибели в период немецкой оккупации. Несостоятельность транслируемой мифологемы, которую в общих чертах можно сформулировать как «чудесное спасение
общины благодаря оперативному изучению кабардинского языка», научно подтверждается довольно легко, однако наделение этого адыгского языка символическим статусом «спасителя» в подобной экстренной ситуации оправдывается влиянием других контекстуальных дискурсов. Они, как правило, сопряжены с феноменом многоязычия, стабильно наблюдемого у всех известных локальных горско-еврейских групп и обладающего вариативным характером из-за специфики традиционного расселения в различных кавказских регионах с меняющимся нееврейским автохтонным населением. В западнокавказском культурном ареале (главным образом в Большой и Малой Кабарде), куда горские евреи начинают постепенно мигрировать с начала XIX в. c северодагестанских (кумыкских) территорий, поэтапно под воздействием социально-экономических и культурных факторов возникают свои неповторимые полилингвиальные конфигурации. Важной особенностью полиглоссии нальчикских горских евреев долгое время оставалось преобладающее знание кабардинского в качестве дополнительного «местного» языка и менее распространенное владение другим соседским языком — балкарским.

В свете современной научной парадигмы «мораль как сотрудничество» мораль играет значимую роль в кооперации между людьми. Долгое время оставался открытым вопрос универсальности морали у представителей разных этнических групп. Сегодня специалисты различных научных профилей, в том числе социальные антропологи и кросс-культурные психологи, подтверждают существование общепринятых для всех народов представлений о моральном поведении. В данной работе нами были исследованы этические установки у проживающего на территории Северного Кавказа традиционного общества — карачаевцев. Респондентам было предложено оценить степень социальной приемлемости поведения, изображенного на картинках. Каждая из картинок предварительно подбиралась с учетом мировоззренческих особенностей респондентов карачаевской национальности. Тестовые иллюстрации отражали разные аспекты морали: лояльность к группе, уважение к частной собственности, семейные ценности, защиту и героизм. В ходе анализа полученных данных было показано, что карачаевцы считают важным проявлять почтительное отношение к пожилым людям; женщины карачаевской национальности признают недопустимым рукоприкладство по отношению к детям. В этой работе мы предприняли попытки прокомментировать и объяснить полученные данные с эволюционных позиций и показали еще один подход к изучению менталитета традиционных и постиндустриальных обществ в контексте теории «мораль как сотрудничество». Наша интерпретация не претендует на роль единственной и неопровержимой точки зрения.

В статье проведен анализ количественной динамики коми-ижемцев в контексте пространственной дифференциации их локальных сообществ. Возникновению
территориально разрозненных сообществ сопутствовали исторические особенности расселения коми-ижемцев как этнографической группы. Региональные различия отразились на неравномерности демографических процессов и, кроме того, оказали влияние на восприятие ижемской идентичности. На этом основании автором осуществлена классификация локальных групп по территориальному принципу. Отмечается, что категория «коми-ижемец » как единица статистического учета представителей соответствующей этнографической группы не является релевантной, но лишь отражает тенденции в изменении самосознания группы. Поэтому коми-ижемцами выделена общность, для которой наиболее актуально обозначение ижемской идентичности, а масштаб общности — результат актуализации и поддержания этой идентичности. Вариативность восприятия ижемской идентичности как категории этнокультурного или географического свойства сказывается на практике самоопределения коми-ижемцев. Констатируется, что сокращение численности группы сопряжено с кризисом ижемской идентичности. Снижение того влияния, которое оказывал этнокультурный фактор на позиционирование коми-ижемцев, с одной стороны, ведет к усилению на местном уровне общеэтнической идентичности коми, с другой — увеличивает значимость территориальности в самосознании коми-ижемцев. Переосмысление ижемской идентичности в пространственном аспекте можно рассматривать как предпосылку к консолидации локальных сообществ на ином, более высоком уровне территориальной иерархии. С целью дальнейшего прогнозирования этих процессов в аналитический инструментарий к обозначенной проблематике автором введено понятие «субрегиональная идентичность» и осуществлена его первичная концептуализация.

В статье рассмотрены особенности современной системы оленеводства европейских ненцев. В основу положены материалы полевых исследований, проводившихся
в июле 2022 г., апреле и июле-августе 2023 г. в Канинской, Тиманской, Малоземельской и Большеземельской тундрах Ненецкого автономного округа (НАО). У оленеводов НАО, в отличие от кочевников Ямало-Ненецкого автономного округа, нет больших проблем с выпасом оленей, поскольку нефтегазодобыча здесь не столь масштабна и серьезного дефицита пастбищных угодий пока не наблюдается. Оленеводы полностью покраывают потребности округа в мясной продукции, что играет важную роль в обеспечении продовольственной безопасности региона. Власти поддерживают развитие отрасли, помогая оленеводческим кооперативам и семейно-родовым общинам в приобретении новых производственных баз с коралями, убойными пунктами, генераторами, холодильными установками, жилыми модулями. Вместе с тем состояние оленеводства в четырех тундрах и на острове Колгуев неодинаково. Наблюдаются различия в формах хозяйствования, организации выпаса, кадровой политике; многое зависит от присутствия на пастбищных территориях нефтегазодобывающих компаний. Двумя общими проблемами остаются: (а) назревающая необходимость перераспределения пастбищных угодий и (б) нехватка опытных оленеводов и просто пастухов. С одной стороны, стремление к увеличению доходов стимулирует наращивание поголовья, прежде всего частного, что, в свою очередь, приводит к увеличению нагрузки на пастбища, а иногда и к катастрофам (Колгуев), с другой — тенденция к сокращению кадрового потенциала отрасли, вызванная переходом на сменный выпас в советское время и снижением престижа оленеводческой отрасли в постсоветский период, становится причиной сокращения поголовья, объединения стад и ликвидации отдельных оленеводческих предприятий и общин. Проблема частично решается за счет пришедших на территорию НАО уральских ненцев (Большеземельская тундра) и наемников из соседних тундр (Тиманская тундра), что влечет за собой обострение «земельного вопроса» и приводит к этнокультурным трансформациям.

Кроме высокой художественной ценности, коллекция гравированных клыков, выполненных в первые послевоенные годы, представляет особый исследовательский интерес с этнографической точки зрения. Это обусловлено тем, что в гравированных изображениях до мельчайших подробностей представлены окружающая среда и фольклор, повседневная жизнь и праздники, значимые исторические события и явления недавнего прошлого Чукотского национального округа первой половины ХХ в. В статье выделен круг тем и рассмотрены основные сюжеты, запечатленные чукотскими мастерами на цельных моржовых клыках (морской зверобойный промысел, оленеводство, охота на птиц и пушного зверя, торговля и обмен, коллективизация, праздники, индустриализация Чукотки). Эти артефакты хранятся в фондах МАЭ РАН, сегодня они позволяют представить реалии жизни и быта коренного населения Чукотского полуострова первой половины ХХ в. Автор обращает внимание, что особенно ярко высвечиваются изменения, произошедшие в материальной и духовной жизни чукчей и эскимосов, благодаря параллельному развертыванию сцен, повествующих о старой, традиционной жизни на Крайнем Севере и новых элементах, привнесенных с советизацией Чукотки. В статье предпринята попытка с опорой на исторические данные и документы проанализировать адекватность представленной картины жизни чукчей и эскимосов первой половины ХХ в., а также выдвинута гипотеза о причинах несоответствия реальной жизни и художественного ее представления.

Статья посвящена анализу изображений, послуживших иллюстрациями к сочинению руководителя Академического отряда Великой Cеверной экспедиции Г. Ф. Миллера. Объект исследования — три гравюры, аннотированные как изображения «Кунгурских и Уфимских татарок». Отсутствие характеристики одежды татар в тексте Г. Ф. Миллера и неконкретность аннотации к этим изображениям не давали возможности использовать эти гравюры в качестве полноценного историко этнографического источника. В силу названных обстоятельств оставались открытыми важные для этнографии татар вопросы: был ли единым костюмный комплекс у указанных групп или существовали локальные различия в их одежде; в чем они выражались; какие изображения были сделаны с кунгурских татарок, а какие — с уфимских? Определить принадлежность изображенных костюмов к «кунгурским» (сылвенско-иренским) и «уфимским» (бисертским татарам) помог анализ иллюстраций Г. Ф. Миллера с привлечением сведений, содержащихся в описаниях И. Г. Гмелина (участника экспедиции, члена Академического отряда). Детальные совпадения изображения и описания головного убора «уфимской татарки», близкие соответствия запечатленному убору в этнографических материалах позволяют сделать вывод, что эти визуальные образы весьма точны и достоверны. Полученные в результате проведенного исследования выводы позволяют атрибутировать изображения татарок в сочинении Г. Ф. Миллера и ввести их в научный оборот уже в новом качестве.

Российская империя в ходе самопознания раньше других, в XVIII столетии, осознала себя страной, богатой народами. Это самопознание, переросшее в самосознание, привело к зарождению в России науки народоведения (этнографии) и национальной идеи многонародности (многонациональности). Через музей, маскарад, рисунки и гравюры изобразительная манера представлять многонародную Россию распространилась в XVIII в. и на фарфор (в исполнении скульптора Рашетта). В честь 300-летнего юбилея дома Романовых Николай II распорядился изваять скульптурную серию «Народности России» в фарфоре. Научным куратором проекта выступил академик Василий Радлов, директор Музея антропологии и этнографии (Кунсткамеры). По данным всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. он составил список из 150 народов, костюмы которых хранились в фондах Кунсткамеры или в рисунках. Работа над серией продолжалась десять лет, с 1907 по 1917 гг., и была прервана на 74-й скульптуре революцией и смертью Радлова, который выступал научным руководителем проекта и в какой-то мере режиссером «императорского театра фарфоровых кукол». Кунсткамера послужила лабораторией научного проектирования серии «Народности России». Не случайно в ее фондах сохранились бисквиты — неглазурованные и нераскрашенные образцы скульптурной серии. Сегодняшняя экспозиция Кунсткамеры воспроизводит замысел «фарфоровой России», в том числе заметные на фигурах хмурые выражения лиц, будто предвещающие грядущее восстание народов против империи народов.

Статья посвящена междисциплинарному изучению ранних записей якутского героического эпоса олонхо. В ней посредством сравнительно-исторического
метода наименования оружия дистанционного боя, упоминаемые в текстах олонхо, сравниваются с реальными историческими артефактами. Анализ показал, что в олонхо упоминаются реальные виды вооружения, которые были в обиходе до конца XVIII в. Сведения об этих видах вооружения отчасти отражены в этнографических материалах и подтверждаются новыми археологическими данными. В некоторых фрагментах эпоса содержится информация о способах изготовления таких видов оружия как якутский лук северного типа, стрела с наконечником типа срезень, бронебойная стрела с костяным наконечником. Этому способствовала описательная специфика эпического повествования, которая также позволила сохранить ассоциативные параллели при описании разновидностей стрел, применяемых к якутскому луку. В ходе исследования также выявлены наименования оружия дистанционного боя, не имевшие точной словарной дефиниции и не упомянутые в этнографических описаниях: саадах ыйыыр мас (‘дерево для увешивания саадах’), атара ох (‘стрела атара’), түүлээх түһэх ох (‘оперенная стрела тюсэх’), дэриэспэ таас мээчик (‘каменное ядро’), тимир мэрилээн мээчик (‘железное свистящее ядро’). Что касаетсяупоминаний огнестрельного оружия, выявлено, что ружье типа «сибирки» и беоприпасы к нему используются только в качестве элемента сравнения при описании тех или иных событий, происходящих в эпосе. Огнестрельные виды дистанционного оружия никогда не выступают в качестве богатырского вооружения. Это обстоятельство свидетельствует о том, что они являются напластованиями более позднего исторического периода.

Мифология народов Кавказа отличается высокой степенью гетерогенности и демонстрирует множественные специфические параллели с европейскими и азиатскими традициями. Одним из направлений этих связей является балкано-карпатский ареал. Исследуя соответствия между распространенными в нем и на Кавказе традициями, мы опираемся на уникальную базу данных, которая содержит резюме около 85 тыс. текстов и сведения о дистрибуции более 3 тыс. фольклорно-мифологических мотивов по 1 тыс. (суб)этнических групп Старого и Нового Света. Наша конечная цель — не систематизация массовых материалов, а извлечение из них исторической информации. В статье мы проанализируем распределение четырех крайне редких на мировом фоне мотивов, которые встречаются комплексно, по-видимому, только на Кавказе и в балкано-карпатском ареале. Обнаруженные параллели согласуются с наличием нетривиальных древнегреческо-кавказских схождений и находят корреляции с данными археологии, лингвистики и палеогенетики о ранних этнокультурных и популяционных процессах в циркумпонтийской зоне, включая сведения о миграции людей ямной культуры в Юго-Восточную Европу и контактах между носителями индоевропейского, северокавказского и картвельского праязыков. Выявление таких соответствий в области фольклора и мифологии позволяет хотя бы отчасти реконструировать набор мотивов, который был характерен в древности для Анатолии и понтийских степей, но оказался там утрачен и остался незафиксированным письменными источниками.

Мотив волшебной жены (мужчина сознательно берет в жены женщину, принадлежащую к нечеловеческому миру) — один из самых распространенных в фольклоре. Его встречаемость ниже всего в Австралии и Африке южнее Сахары. Как и другие мотивы, не отражающие представления о мире, а используемые в приключенческих повествованиях, «Волшебная жена», видимо, появилась не на африканской прародине, а уже в Евразии. Среди вариантов образа «Жена-собака» и «Жена-звезда» должны были быть известны до начала заселения Нового Света, о чем свидетельствуют параллели между индо-тихоокеанской окраиной Азии и Америкой. Распространение «Жены-собаки » совпадает с вариантом мотива леса, восстановленного после вырубки (Индокитай и Юньнань — Мезоамерика), а также вписывается в область встречаемости характерных для всего циркумтихоокеанского мира повествований, объясняющих появление культурных растений. В африканских традициях этиология растений практически отсутствует. Вариант с «Женой-лебедем» (гусыней / уткой / журавлем) был известен в Евразии позже 7 тыс. л. н., однако не позже 10–12 тыс. л. н. (есть в американской Арктике и на севере северо-западного побережья Северной Америки, но не на основной территории Нового Света). Характерная для эскимосов «Жена-лиса» находит параллели в Китае, Японии и на Сахалине. В Арктику этот мотив попал позже «Жены-гусыни». «Жена-голубка», скорее всего, распространилась во второй половине I тыс. н. э. Прямых доказательств связи мотива волшебной жены с тотемическими представлениями нет.