В данной статье рассматривается проблема представления восточной культуры в рамках европоцентристской культурной парадигмы. Основным способом представления другого, не западного субъекта, становится ориенталистская оптика, которая обуславливает романтизацию, а как следствие, искажение этого образа. Ориенталистская установка становится основной в условиях развивающихся колониальных отношений. Даже после окончания политического колониализма практики подчинения других культур продолжают работать, но уже в ином – эпистемологическом варианте. Такой эпистемологический колониализм задает определенные условия для представления и встраивания в общую межкультурную коммуникацию различных культур. Формируется модель цент-периферия, которая определяет ролевые особенности различных культурных субъектов. Случай Китая оказывается достаточно иллюстративным для того, чтобы показать основные практики эпистемологической колонизации. Нормы ориенталистского дискурса начинают работать как в рамках доминантной культуры, так и в пределах подчиненной. Внутри Китая они создают различные точки зрения относительно роли конфуцианства в дальнейшем развитии страны. Доминантная западная культура производит искаженные представления об идеальном мире Востока. Таким образом, ориенталистский дискурс возникает в рамках колонизации и усиливает ее эффекты, что приводит к нарастанию проблематизации межкультурных отношений.
Идентификаторы и классификаторы
- SCI
- Философия
Во второй половине XX в. гуманитарное знание пополнилось новым направлением – постколониальными исследованиями.
Список литературы
1. Бенхабиб С. Притязания культуры: равенство и разнообразие в глобальную эру / Пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева. М.: Логос, 2003.
2. Буров В.Г. Современная китайская философия. М.: Наука, 1980.
3. Говорунов А.В., Кузьменко О.П. Ориентализм и право говорить за другого // Аnthropology. 23.12.2014 [Электронный ресурс]. URL: http://anthropology.ru/ru/text/govorunov-av/orientalizm-i-pravo-govorit-za-drugogo (Дата обращения 15.11.2024).
4. Лейбниц Г.В. Письма и эссе о китайской философии и двоичной системе исчисления. М.: ИФ РАН, 2005.
5. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Пер. с фр. Н.А. Шматко. М.; СПб.: Алетейя, 1998.
6. Саид Э.В. Культура и империализм / Пер. с англ. А.В. Говорунова. СПб.: Владимир Даль, 2012. EDN: VWMXRT
7. Саид Э.В. Ориентализм. Западные концепции Востока / Пер. с англ. А.В. Говорунова. СПб: Русский мир, 2006. EDN: VWMXID
8. Спивак Г.Ч. Могут ли угнетенные говорить? // Введение в гендерные исследования. Ч. II: Хрестоматия / Под ред. С. В. Жеребкина. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001.
9. Тлостанова М.В. Деколонизация знания и преодоление дисципли-нарного декаданса // Эпистемология и философия науки. Т. XXVII. № 1. 2011.
10. Якушенков С.Н., Якушенкова О.С. Тело варвара: конструирование образа чужого на китайском фронтире // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2012. № 4 (33). С. 233-240. EDN: PRVLVJ
11. Mignolo W. The darker side of Western modernity: global futures, decolonial options. Duke University Press, 2011.
12. Spivak G.Ch. A Critique of Postcolonial Reason. Cambridge; London, 1999.
13. Инши Юй. Чжэн ю жу цзя бэй цзин дэ жэн цзен ма хуэй (真有儒家背景的人怎么会敌视西方普世价值) // Тян вай лоу (墙外楼) [Электронный ре-сурс]. URL: https://commondatastorage.googleapis.com/letscorp_archive/archives/106476 (Дата обращения: 29.10.2024).
Выпуск
Другие статьи выпуска
В статье анализируется динамика исламских финансовых институтов и их значимость для современной экономики Саудовской Аравии. Рассматриваются ключевые показатели исламских традиционных банков, функции исламских окон, а также функционирование рынка сукук-облигаций и исламского страхования. Особое внимание уделяется вызовам, с которыми сейчас сталкивается сектор исламских финансов, и перспективам его дальнейшего развития. Исламские финансовые учреждения играют важную роль в мобилизации средств, финансировании инфраструктурных проектов и управлении рисками, способствуя инновациям и привлечению зарубежных инвестиций. Несмотря на то, что их вклад еще не сопоставим с традиционной финансовой системой, исламские финансы представляют собой стратегически важный инструмент для диверсификации экономики КСА и снижения зависимости от нефтяной отрасли. Быстрый рост этого сектора предвещает увеличение его значимости в финансовой системе страны и дальнейшее стимулирование экономического развития.
В статье рассматривается процесс институционализации буддизма в России в период с XVIII по XX век, с особым акцентом на его развитие в Восточной Сибири. Исследование охватывает ранние контакты Российской империи с буддистами Байкальского региона, роль местных и центральных органов власти в признании буддизма и регулировании буддийской сангхи, а также особенности религиозной политики в советский период и репрессии. Основной целью работы является выявление ключевых этапов и факторов, оказавших влияние на институционализацию буддизма, включая взаимодействие с государственной властью и адаптацию буддийского духовенства к новым условиям. Особое внимание уделяется институциональным изменениям, обусловленным деятельностью буддологов и представителей буддизма, что способствовало укреплению его позиций в культурном пространстве России.
В статье анализируются идеи, высказанные Ку: кай в сочинении «Регламент [школы] Сюгэй сютиин, с предисловием» (828), в котором описывается создание школы на основе трёх принципов: комплексное обучение через изучение конфуцианских текстов и буддийских сутр, равный доступ к образованию для всех слоёв населения и материальная поддержка преподавателей и учащихся. Рассматриваются возможные источники вдохновения, которые могли побудить Ку: кай на создание школы, не соответствующей японским образовательным стандартам IX в., применяющимся в основном учебном центре страны, Школе чиновников Дайгаку. В частности, делается предположение о возможном знакомстве Ку: кай с системой буддийских научных центров, существовавших в то время в Индии. В тексте также приводятся цитаты из первого перевода сочинения на русский язык, выполненного автором статьи.
Осмысление событий «культурной революции» (1966-1976) через призму литературного творчества продолжается по сей день, в связи с чем необходимо проследить, как менялось восприятие исторических событий представителями разных поколений и литературных течений. Статья посвящена отражению тем насилия и исторической памяти в романе Чжан Юэжань «Кокон» (茧, 2016), которые проявляются на уровне нарратива, образов персонажей, языковых средств и др. Исследование позволяет расширить представление о китайской литературе на рубеже XX-XXI вв., сделать важные выводы о специфике репрезентации травматических событий в произведениях поколения «поствосьмидесятников». Таким образом, в статье мы рассмотрим психологизм, обращение к понятиям памяти и «постпамяти», которые позволяют Чжан Юэжань по-новому продемонстрировать эмоциональный опыт переживания травмы людьми, рожденными после событий «культурной революции».
В данной статье мы обобщили результаты сравнительного лингвистического анализа 8-10 глав Цзю Тан шу («Старая история империи Тан») и Синь Тан шу («Новая история империи Тан»): рассмотрели лексические и синтаксические особенности утвердительных, отрицательных и вопросительных предложений, а также наиболее часто встречаемые служебные слова. Было обнаружено, что эволюция китайского языка в эту эпоху неразрывно связана с периодами политической нестабильности и значительных социальных трансформаций.
В статье проводится сравнительный анализ концепции нормативного правителя, изложенной в работах Хань Фэя 韓非 (прибл. 325–250 гг. до. н. э. или 280–233 гг. до н. э.), изданных под названием Хань Фэй-цзы 韓非子 («[Трактаты] Учителя Хань Фэя»), и в сочинении Il Principe («Государь») Никколо Макиавелли (1469–1527). Хань Фэй и Н. Макиавелли традиционно сравниваются, потому что их философско-политические теории позиционируются как системы «реальной» политики, помогающие «средним» правителям, то есть обычным людям, не имеющим каких-либо выдающихся способностей априори, успешно действовать в рамках несовершенства административной системы. Новизна данной статьи заключается в том, что рассмотренные в ней концепции при имеющихся сходствах диаметрально противоположны представлениями о личных качествах нормативного правителя и о его отношении к государственной системе. У Хань Фэя правитель стремится к обезличивающему себя уподоблению «природе» (тянь 天) и превращению государственного аппарата в определенное подобие механизма, действующего как часы без какого-либо участия со стороны главы государства. Для Н. Макиавелли главную роль играет именно личность, собственные действия, амбиции, устремления государя, его попытка утвердить свою волю.
С момента своего появления индийский кинематограф плотно проник в пространство национальной культуры, став ее неотъемлемой частью и достоянием. Несмотря на то, что Республика Индия быстро развивается и неизбежно меняется привычный уклад жизни, древнеиндийские памятники философии и искусства составляют фундамент духовного наследия страны. Например, в современных индийских фильмах исторического жанра проявляются этико-эстетические принципы древнеиндийского театрального искусства, описанные в древнеиндийском трактате «Натьяшастра». Исторические фильмы становятся трансляторами традиционных ценностей и играют большую роль в формировании национального самосознания современных индийцев. В статье рассматриваются конкретные принципы классической эстетической традиции, связанные с композиционным построением произведений, набором персонажей, эмоциональным восприятием и нравственными ценностями. Они реализуются в таких фильмах, как «Ашока» («Aśoka», реж. С. Сиван, 2001), «Баджирао и Мастани» («Bājīrāva Mastānī», реж. С. Л. Бхансали, 2015) и «Притхвирадж» (Pr̥thvīrāja, реж. Ч. П. Двиведи, 2022).
В работе исследуются истоки формирования экзистенциальной проблематики в японской художественной литературе эпохи после второй мировой войны. Выделяется круг тем и проблем, общих для японского экзистенциального романа. Экзистенциальная проблематика рассматривается в связи с историко-социальным и культурным контекстом, в котором оказалась Япония после поражения во второй мировой войне. Экзистенциальные проблемы решаются японскими авторами посредством обращения к буддийской концепции пустоты. Индивид, рассматриваемый как часть целого, тем не менее, признается носителем целого во всей его полноте, вместилищем величия пустоты.
Индийские школы хатха-йоги и ваджраяны связаны с разными религиозно-философскими системами Индии (даршанами): хатха-йога – с признающей авторитет вед ведантой, ваджраяна – с непризнающим авторитет вед буддизмом. Несмотря на это, они имеют довольно много общего в их теоретической и практической составляющих, поскольку принадлежат традиции эзотерических практик (тантре). Эти школы используют одинаковые сексуальные практики, ритуальные формулы и символизм, стремятся развить в ученике сверхъестественные силы и позволить ему соприкоснуться с высшей, нефизической реальностью, благодаря которой существуют физический мир и человек. Видимые сходства в содержаниях и принадлежность различным религиозно-философским системам порождают вопрос: как такое могло произойти? В данной статье рассматриваются тексты хатха-йоги и ваджраяны в трех аспектах: историческом, символическом и практическом с целью предложить новую схему, объясняющую характеристики тантризма школ хатха-йоги и ваджраяны. При анализе текстов мы сфокусируемся на концепции кундалини в хатха-йоге и ваджраяне, потому что, согласно учениям упомянутых школ, с помощью правильного пробуждения кундалини достигается главная цель, преследуемая адептами хатха-йоги и ваджраяны – достижение мокши (Sanskr. mokṣa – освобождение) или состояния Будды.
Издательство
- Издательство
- СоПСо
- Регион
- Россия, Москва
- Почтовый адрес
- 129085, г. Москва, Звездный бульвар, д. 21, корп. 1, офис 18
- Юр. адрес
- 129085, г Москва, Останкинский р-н, Звёздный б-р, д 21 к 1, офис 18
- ФИО
- Покровский Никита Евгеньевич (ПРЕЗИДЕНТ)
- Контактный телефон
- +7 (___) _______