Статья посвящена недавно ушедшим из жизни выдающимся японским модельерам – Мори Ханаэ, Такада Кэндзо и Миякэ Иссэй, которых по праву можно назвать пионерами послевоенной японской моды.
Они не только создали этот культурный феномен на основе синтеза восточного и западного искусства, но и совершили мощный прорыв японской одежды на мировые подиумы, создав новые тренды, получившие широкое распространение во многих странах. В работе освещены наиболее важные моменты их биографий и творчества.
Идентификаторы и классификаторы
- Префикс DOI
- 10.55105/2687-1440-2024-53-296-321
И уже в 1951 г. она открыла в оживленном торговом районе Токио свое первое маленькое ателье, в котором стала шить одежду на заказ. А ровно через год она уже становится владелицей шикарного салона мод на главной улице Токио – Гиндзе. Ей во всем помогал муж, который взял на себя и заботу о двух детях, и всю деловую сторону их совместного бизнеса. И спустя несколько лет семья Мори уже владела несколькими бутиками. В Японии в те годы происходили разительные перемены – впервые ношение европейской одежды приняло массовый характер. Японцы облачились в деловые костюмы, а японки – в платья и юбки вместо кимоно, а традиционные сандалии гэта японские модницы быстро сменили на туфли на каблуках.
Список литературы
1. English, B. (2004). Japanese Fashion Designers. The Work and Influence of Issey Miyake, Yohji Yamamoto and Rei Kawakubo. New York: Berg Publishers.
2. Ермилова Д. Ю. (2018). История домов моды. Учебное пособие для вузов. Москва: Юрайт.
3. История моды с ХVIII по ХХ век. Коллекция Института костюма Киото. (2003) Москва: Арт-родник.
4. Kawamura, Y. (2001). The Japanese Revolution in Paris Fashion (Dress, Body, Culture). New York: Berg Publishers.
5. Тормозова О. С. (2007). Искусство современного японского костюма в контексте диалога с европейской модой ХХI в. Автореф. … канд. искусствоведения. Санкт-Петербург.
Выпуск
Другие статьи выпуска
Статья посвящена конструированию образа Лондона и лондонцев начала XX в. в сочинениях японского писателя и поэта Ногути Ёнэдзиро: (1875– 1947), впервые прибывшего в Британию в конце 1902 г. В исследовании используются автобиография писателя на английском языке и сборник «13 лет Британии и США» на бунго с отрывками дневниковых записей. Рассматриваются ключевые характеристики, присущие, по мнению Ногути, городу и его жителям в эдвардианское время. Выявлено, что образы Лондона заданного периода имели общее происхождение – «предобраз» идеализированного города, сформировавшийся на основе воспоминаний японских путешественников 1860–1870-х гг.
В результате исследования было выделено два противоположных образа Лондона, отраженных в сочинениях Ногути. Для первого характерно преобладание негативных характеристик; причины этого состоят в том, что помимо «предобраза» на Ногути повлияло более раннее путешествие по США в 1893–1902 гг. и последовавшее сравнение столицы Британской империи с американскими городами, в которых до этого жил писатель. Второй, романтический образ придает столице черты изящной дамы. Возможные причины резкой трансформации образа Лондона – успешная публикация сборника «С Восточного моря», постепенная адаптация писателя в городе, обретение связей с местными жителями, подражание лондонцам и копирование привычек, традиций и устоев британского общества начала XX в
Фукудзава Юкити (1835–1901) справедливо считается человеком, который внес весомый вклад в дело приобщения японцев к западной цивилизации. Его творческому наследию, то есть продукту деятельности уже «зрелого» Фукудзавы, посвящено множество работ, исследующих его воззрения на политику, общество, государство, педагогику и т. д. Однако сама его личность обычно остается за рамками таких исследований. Нам представляется чрезвычайно важным понять, как формировалась личность этого выдающегося просветителя, посмевшего поднять руку на основополагающие ценности государства и общества эпохи Токугава. Это позволит нам лучше понять не только самого Фукудзаву, но и тот тип человека, который оказался востребован временем революционных перемен.
В 1899 г. была опубликована «Автобиография старца Фукудзава», она считается первым «полноценным» произведением автобиографического жанра в Японии. В этом тексте с небывалой для прежней Японии откровенностью автор рассказывает о себе. Фукудзава надиктовал текст стенографисту, поэтому его публикация обладает всеми свойствами спонтанной устной речи: живостью, вульгаризмами, фактическими ошибками, повторами, противоречивыми высказываниями, непосредственностью и некоторой хаотичностью. Это не отменяет того факта, что Фукудзава был человеком наблюдательным и прекрасным рассказчиком. Значительная часть «Автобиографии» посвящена детству и молодости, то есть тому времени, когда происходит формирование личности. Мы публикуем перевод главы, посвященной учебе Фукудзавы в осакской школе медицины, которую открыл Огата Ко: ан (1810–1863) – известный врач, практиковавший европейскую медицину. Его школу закончило около трех тысяч человек. В описании Фукудзавы студенты этой школы отличались девиантным поведением, которое обеспечивало им идентичность, отличную от того типа личности, который преобладал в токугавской Японии. Многие выпускники школы Огата стали впоследствии знаменитостями и оказали значительное влияние на облик новой Японии, которая существенно отличалась от Японии прежней.
Статья посвящена идейному наполнению одного из самых значимых японских новых религиозных движений XIX–XX вв. – Оомото-кё:, в значительной мере повлиявшего на методы прозелитизма и учения более поздних новых религий. Основателями некоторых из них были выходцы из Оомото (в частности – Сэйтё-но Иэ и Сэкай Кюсэйкё). Автор пытается выявить происхождение различных доктринальных элементов Оомото, которые, как и во многих других новых религиозных движениях, имеют синкретический характер, существуют бок о бок с постулатами, имеющими корни в совершенно разных религиях.
В ходе исследования выясняется, что особое влияние на Оомото оказали народные секты кося поздней эпохи Эдо, традиционный шаманизм, синтоистские верования и их интерпретации в рамках традиции Кокугаку, а также отдельные вырванные из контекста буддийские элементы и различного рода западные идеи, в число которых входят интернационализм и библейская экзегетика в ее весьма упрощенном, неортодоксальном и свободном изводе.
Полученные результаты дают более точное понимание японского религиозного ландшафта с конца XIX в. до наших дней и помогают лучше понять, каким образом Оомото могло повлиять на формирование учений более поздних сект. Работа также призвана привлечь внимание к слабой изученности новых японских религий в академической среде.
Статья посвящена коллекции японских артефактов Самарского областного художественного музея, собранных Альфредом фон Вакано (1846– 1929), австрийским предпринимателем, в 1881 г. основавшим в Самаре пивоваренный завод. В статье освящены возможные причины, подвигнувшие Вакано на приобретение восточных ценностей, судьба коллекции на протяжении столетия, ход работы по ее изучению, результаты и перспективы использования накопленных наработок.
В эпоху Эдо японцам доводилось видеть изображения «других» народов в голландских книгах и картах, что невольно рождало мысль не только о множественности и разнообразии людей в мире, об уровне их цивилизации и просвещения, но главное – о том месте, которое японцы сами занимали в этой системе. На ширмах и картах японцы видели порой и изображения коренных американцев.
Не желая становиться колонией по примеру ряда азиатских стран, с конца эпохи Токугава (1603–1868) Япония стала организовывать заграничные миссии и отправлять на обучение в другие страны подающих надежды молодых японцев. Главной целью виделось перенимание опыта и достижений «просвещенного Запада» и превращение Японии в передовую страну, которая способна была бы занять свое место среди ведущих держав того времени.
Первая официальная миссия в Америку была отправлена японцами в 1860 г. В состав этой миссии вошел в будущем величайший японский просветитель эпохи Мэйдзи (1868–1912) Фукудзава Юкити (1835–1901). Позднее он побывал в Америке еще раз в 1867 г. Свои воспоминая об этих поездках он описал в автобиографии, которую надиктовал на склоне лет. Поездки послужили большим подспорьем для написания им глав, посвященных США, в географических сочинениях «Описание стран мира» (Сэкай куни дзукуси, 1869 г.) и «Положении дел на Западе» (Сэйё: дзидзё:, 1866–1869 гг.). В описании Фукудзава США предстает прогрессивной и динамично развивающейся страной, на которую Японии стоило бы равняться.
Авраамические религии уже давно являются основными для множества стран по всему миру. Дошли эти религии и до Японии, и если в случае с христианством ситуация весьма позитивная, то ислам по сей день сталкивается с трудностями. Эта «религия пустыни» оказалась в стране восходящего солнца гораздо позже своей «сестры», и несмотря на весьма богатую историю, находится в современной Японии в состоянии постоянной турбулентности. Однако представители религии, японцы, такие как Нода Сё: таро:, Ямада Торадзиро:, Бумпатиро Арига, Танака Иппэй, Мита Умар, а также иностранцы, такие как Аббас Махмуд Аль-Аккад, Кари Сарфараз Хусейн, Абдурашид Ибрагим, продвигают ее в стране, которой ислам, как кажется, совершенно не подходит.
В наши дни большое количество мусульман живут и работают в Японии, среди них есть как мусульмане-японцы, так и иммигранты из Индонезии, Пакистана, Турции и России. Мечети как крупнейшие мусульманские религиозные центры ведут образовательную и социальную деятельность, а также налаживают связи с японской общественностью.
На территории Японии действуют исламские НКО: Japan Islamic Trust (JIT), Japan Muslim Education Trust (JMET), Japan Muslim Association (AJMA), Japan Halal Association (JHA) и другие организации, чья основная цель – облегчать и улучшать жизнь мусульман. Задачи статьи – изучить этапы процесса проникновения ислама в Японию и выделить вклад видных мусульман, как японцев, так и иностранцев, в продвижение этой религии; выяснить, как обстоит дело с современной жизнью мусульман в Японии, какие есть положительные, отрицательные моменты и как мусульманские организации и община участвуют в жизни японского общества.
В Японии существует множество региональных легенд и преданий, связанных с водной гладью, рыбами и фантастическими существами, населяющими морские пространства. Легенды эти насчитывают много веков, упоминания о больших рыбинах встречаются уже в первой поэтической антологии японцев «Собрание мириад листьев» (Манъё: сю:, VIII в.) и в мифолого-летописном памятнике «Анналы Японии» (Нихон сёки, 720 г.). В разных провинциях легенды и предания варьируются, некоторые мотивы фольклористы интерпретируют по-разному, однако, видимо, мы можем говорить о едином корпусе родственных текстов, объединенных не только сюжетами, где главные действующие лица – киты, дельфины, китовые акулы, но и сопутствующими действами: праздниками мацури в честь рыб и рыбной ловли, ритуальным исполнением магических текстов, танцами, песнями, приготовлением еды, изготовлением амулетов и т. д. Очевиден и символизм, объединяющий тему рыб и рыбной ловли в китайской и японской культуре: рыба – это богатство и процветание, что отразилось не только в письменных памятниках, но и в произведениях искусства. С китами, например, связаны многочисленные легенды, предания и мифологические мотивы местного значения, представления об этих млекопитающих как о божествах моря, которым посвящены синтоистские святилища. Изображения рыбы входили в состав подношений семье невесты в связи с благопожелательным значением этого предмета.
Примечательно, что в легенды о море включались известные литературные и легендарные персонажи и эпизоды из знаменитых произведений японской истории и словесности, таких как «Записи о делах древности» (Кодзики, 712 г.), «Анналы Японии», «Собрание мириад листьев», «Повесть о доме Тайра» (Хэйкэ моногатари, XIV в.).
В то время, когда даймё: воевали со своими соседями, а Ода Нобунага постепенно становился центральной фигурой на политической арене, поэт рэнга Сатомура Дзё: ха вместе с учениками отправился в провинцию Суруга и описал путешествие в дневнике «Записи о путешествии к Фудзи». В этом сочинении отчетливо видны особенности средневековых путевых дневников, такие как наличие поэтических фрагментов (строф рэнга и песен вака), сильное влияние Исэ моногатари, отсылки к Гэндзи моногатари и упоминание дневников предшественников Дзё: ха – других поэтов рэнга.
В тексте также присутствуют характерные черты дневников более позднего времени: отсутствие ощущения вынужденности и тяжести путешествия (Дзё: ха, наоборот, наслаждается им), перечисление имен встреченных по пути людей, реалистичное описание пройденных мест, упоминание военных действий. Примечателен и тот факт, что несмотря на заявленную в начале дневника цель путешествия Дзё: ха почти не описывает гору Фудзи. Дневник интересен не только с точки зрения изучения путевых дневников и поэзии рэнга, но и как исторический источник, по которому можно восстановить сеть взаимоотношений между известными деятелями XVI в.
«Записки о чудесах Лотосовой сутры в великой стране Японии» (Дайнихонкоку Хоккэкё: гэнки, 1040-е гг.), обсуждая различные способы почитания важнейшей книги буддийского канона, дают в то же время своеобразную картину Японии середины эпохи Хэйан. «Страна Япония» как место свершения дел, предсказанных в сутре, упоминается в репликах персонажей, смотрящих на страну извне: из Китая, с Корейского полуострова, из мира богов, с Темной дороги, где вершится суд над умершими. Повествователь говорит о Японии в целом, когда отмечает начало новых для страны, но известных в остальном мире обыкновений, восходящих к «Лотосовой сутре». От других хэйанских текстов Хоккэ гэнки отличается более широким географическим охватом, хотя описания местных традиций, связанных с сутрой, здесь еще нет. Внимание рассказчика сосредоточено на горе Хиэй близ столицы, где монахи школы Тэндай изучают сутру, а также на знаменитых горах и святилищах, где принято совместное почитание богов и будд. При этом почитание гор Кумано и Митакэ уже выглядит как общеизвестное, а пещеры Атаго близ столицы, «адская долина» в горах Татияма в краю Эттю: и горы в краю Хо: ки описаны так, как если бы их святыни были еще мало кому знакомы. Многие рассказы соотнесены с путями паломничества, опасными, но обещающими удивительные встречи; цель паломника выглядит не как прохождение пути, предписанного в сутре, но как донесение ее учения (о способности каждого существа стать буддой) до как можно большего числа обитателей страны.
В статье рассмотрена мотивация Японии по вступлению в Тройственный пакт с Германией и Италией в 1940 г. Проанализирована внутриполитическая борьба в Японии в период перед его подписанием – с особым акцентом на позиции основных политических сил, и, прежде всего, армейской и военно-морской группировок. Основным пунктом противоречий между ними был вопрос о том, заключать ли пакт с Германией в контексте возможных последствий этого шага для интересов Японии в связи с ее отношениями с тремя державами – Великобританией, США и СССР.
По мнению автора, с приходом второго кабинета Коноэ в японском руководстве сложился консенсус относительно присоединения к германо-итальянскому пакту. На фоне военных побед Германии в Европе и предполагаемой неготовности США сворачивать политику изоляционизма Токио рассчитывал, что этот шаг позволит зафиксировать раздел сфер влияния трех держав, в рамках которого Япония получила бы обширные колонии европейских стран в Азии. Япония просчиталась по большинству моментов, обусловивших ее решение вступить в пакт.
Японии не удалось использовать Ось в качестве средства «нейтрализации» СССР и США. Оказавшись на стороне нацистской Германии в разгоравшейся мировой войне, Япония утратила любые, в том числе дипломатические, возможности для отхода назад, противопоставив себя гораздо более мощной в экономическом и военном отношениях коалиции, что, в конечном счете, привело ее к катастрофе. Несостоятельным был и расчет Японии на посредничество Германии в деле достижения японо-китайского мира: Чан Кайши отверг любые попытки в этом направлении, видя стратегию двух стран по вишизации правительства Китайской Республики.
Статья продолжает анализ малоизученных аспектов японо-французских отношений в годы Второй мировой войны – сопротивление Французского государства (режим Виши) и властей Французского Индокитая военной, политической, экономической и пропагандистской экспансии Японии. Стратегической целью Японии после военного поражения Франции в 1940 г. было установление контроля над Индокитаем. Авторитарный режим Виши провозгласил политику «сохранения империи», однако пошел на компромисс с Японией, учитывая неравенство сил в регионе и удаленность Индокитая от метрополии.
Япония оказывала давление на Францию с помощью своего союзника, Таиланда, подтолкнув его к агрессивной войне против Индокитая. Автор рассматривает процесс выработки французской политики и действия (а также временами бездействие) ее руководителей и основных исполнителей с осени 1940 г.: главы государства маршала Филиппа Петэна, руководителей правительства в должности вице-премьера Пьера Лаваля и Жана-Франсуа Дарлана, министров иностранных дел Поля Бодуэна и Пьера-Этьена Фландена, министра колоний Шарля Платона, генералгубернатора Индокитая Жана Дэку, посла в Японии Шарля Арсена-Анри и посла в США Гастона Анри-Эй.
В основу положены документы, дневники, воспоминания и другие свидетельства действующих лиц в сочетании с новейшими работами историков.
Период от окончания Русско-японской войны до октябрьской революции 1917 г. – это время политического, экономического и культурного сближения России и Японии. Инерция этого сближения определила стратегию в отношении России и в годы Гражданской войны – японская политическая элита сделала ставку на те силы, которые подтверждали преемственность военных и финансовых обязательств Царского и Временного правительств.
В Первую мировую войну страны вступили фактически союзницами, этот союз увенчался договором 1916 г. Элементом сотрудничества стало и его отражение в символических действиях. За годы, предшествовавшие Первой мировой войне, и, собственно, в годы самой войны российских наград удостоились сотни японских военнослужащих. В статье анализируется состав военнослужащих, какими наградами и за какие заслуги были награждены представители императорского дома, выбравшие военную службу, дипломаты, генералы, а также адмиралы флота и морские офицеры, инженеры и водолазы.
После октября 1917 г. Япония еще несколько лет поддерживала представителей Белого движения, адмирала А. В. Колчака. Кроме того, и даже с большей активностью поддержка оказывалась атаману Г. М. Семенову. Например, японские гарнизоны размещались в Забайкалье с осени 1918 г. с его приходом там к власти. Парадоксальным образом, многие японские офицеры и рядовые были представлены в годы Гражданской войны к российским наградам, чему также есть подтверждения в архивных документах.
В 1854 г. японское государство было вынуждено отказаться от политики изоляции, продолжавшейся более двух веков, после чего оно стало частью мирового сообщества. В то время продолжалась Крымская война (1853–1856), которая по своим масштабам вышла за пределы собственно Крыма, и боевые действия шли, в том числе, и на Тихом Океане. В этой непростой обстановке происходило установление дипломатических отношений между Российской Империей и Японией, что в итоге удалось Е. В. Путятину (1803–1883) в 1855 г., когда был заключен так называемый Симодский Трактат.
После неудачных для Российской Империи итогов Крымской войны соперничество между Россией и Британией в рамках «Большой игры» продолжилось, и Япония оказалась в ее орбите уже в 1861 г. Взор русского и ан глийского флотов был обращен на выгодно расположенный остров Цусима. Попытка закрепиться там, однако, закончились для России неудачно – не без участия британских дипломатов и военных. Так называемый «Цусимский инцидент», с одной стороны, показал ограниченность возможностей России на Дальнем Востоке в тот период, а с другой – стал первым со времен инцидента с Головниным в 1811 г. открытым конфликтом между русскими и японцами, усилив в последних страх перед угрозой с севера. Посредничество же Великобритании продемонстрировало её более крепкие позиции в Японии и позволило ей и далее укреплять связи со Страной Восходящего Солнца.
Статья посвящена социокультурным аспектам привлечения иностранной рабочей силы в сферу услуг Японии в условиях, когда японская экономика сталкивается с рекордной за свою послевоенную историю нехваткой рабочей силы. Этот процесс анализируется с точки зрения открытости или закрытости японского общества для взаимодействия с другими культурами, с учётом свойственной Японии модели заимствования элементов внешних культур и в взаимосвязи с проблемой национальной идентичности, определяющейся принадлежностью нации к определённым культурным традициям. Японский сервис рассматривается как уникальный социокультурный феномен, а сфера услуг – как поле межкультурного взаимодействия, которое позволяет проиллюстрировать готовность Японии к открытию внешнему миру на современном этапе.
Автор ставит своей целью показать, на примере японской индустрии гостеприимства, взаимодействие японских и неяпонских ценностей, связанных с данной сферой экономической деятельности, и по возможности полно раскрыть социокультурные аспекты экономических проблем, стоящих в настоящее время перед сферой услуг Японии. Для этого в первой части работы рассмотрен процесс развития японского сервиса после войны от постепенного роста доли сферы услуг в ВВП страны до выдвижения традиционной концепции омотэнаси на международном уровне как уникального способа приёма гостей летней Олимпиады 2020 в Токио. Во второй части проведён анализ кризисных явлений на японском рынке труда и показано, как они отражаются на функционировании сферы услуг в настоящее время. Третья часть посвящена последствиям сложившейся ситуации и усилиям, которые прилагают японские компании для сохранения уровня сервиса в смешанной социокультурной среде.
Автор приходит к выводу, что как японские компании, так и правительственные ведомства, отвечающие за разработку иммиграционной политики, ведут себя достаточно осторожно, стремясь минимизировать внешнее воздействие на сервисные отрасли. Для компаний при этом важно сохранить привычный в японском обществе уровень обслуживания, а для правительства – защитить национальные интересы в экономической и политической сфере. В условиях неизбежного роста межкультурного взаимодействия японская сторона при этом предпочитает опираться на концепт омотэнаси, рассматривая его как мост между культурами.
В статье рассматривается история возникновения и упадка некогда влиятельных левых сил в японской политике. На выборах осенью 2025 г. Социалдемократическая партия, а в прошлом Социалистическая партия имеет все шансы потерять единственное депутатское кресло в самой важной нижней палате парламента. Другая «левая» сила – коммунисты – сохраняют свои позиции, но занимаемые ими места – это чуть более 2% об общего числа. Причины кризиса левых партий, как это было и до Японии в странах Европы, разумеется, следует искать в коренных изменениях социально-классовой системы, структуре занятости в результате всех волн научно-технического прогресса. Но есть и национальная специфика, связанная с инерцией политических предпочтений. На становление, развитие и кризис левых партий определенное влияние оказывала довоенная история, имевшая отношение к европейским течениям христианского социализма, фабианства, анархического коммунизма и анархо-синдикализма. С победой большевиков в революции 1917 г. связано напрямую становление японской компартии как японской секции Коминтерна. В послевоенный период сильное влияние оказывали политические процессы в соседнем Китае и на Корейском полуострове.
Анализ нынешней ситуации с левыми партиями Японии показывает, что их решительный отказ от ставших одиозными марксистско-ленинских положений своих политических программ, откровенно критическое отношение к опыту строительства социализма в Советском Союзе и Китае, попытки доказывать, что отрицательный опыт в этих странах – результат искажения сути социализма, извращения его принципов, не помогает. Эта критика не повышает их авторитета и возможностей удержания симпатий своих сторонников и привлечения новых.
Особенно показателен пример СДПЯ, полный отказ которой от Маркса и Ленина в пользу Лассаля и Бернштейна не только не помог, но был воспринят как конъюнктурный ход, как готовность жертвовать своими принципами ради политической выгоды.
Издательство
- Издательство
- ИВ РАН
- Регион
- Россия, Москва
- Почтовый адрес
- 107031, Москва, ул. Рождественка, д.12
- Юр. адрес
- 107031, Москва, ул. Рождественка, д.12
- ФИО
- Аликберов Аликбер Калабекович (Директор)
- E-mail адрес
- inf@ivran.ru
- Контактный телефон
- +7 (495) 6254262
- Сайт
- https:/www.ivran.ru