Статья: Речевые жанры электронной коммуникации между преподавателем и студентом (2025)

В литературоведении остается дискуссионным феномен фанфикшн, ключевым признаком которого выделяют вторичность. Цель работы обосновать, что в условиях трансмедийности постмодерна вторичность на массиве фанфикшн носит условный характер, но наблюдается общность жанровопоэтического своеобразия текстов, которая транслируется в оригинальную литературу, а в случае монетизации творчества фикрайтеров – в профессиональную. Анализ метаданных российской платформы https://ficbook. net/показывает, что степень связанности фанфиков с каноном и тип вторичной переработки варьируется достаточно широко: от непосредственной стилизации к вариациям и ремейкам и до оригинальных произведений. Многообразие фанфиков объединяет своеобразный психологический романтизм, отраженный в художественном характере текстов и в жанровых предпочтениях фикрайтеров. Чаще всего герой – личность, погруженная в чувства и внутренние потрясения. Мотивы поворота судьбы, столкновения с необыкновенным, обнаружения тайны помогают запустить или обострить конфликт с самим собой, реальностью или объектом страсти. Особое внимание уделяется лирическим переживаниям. Романтический вектор определяет жанровые приоритеты. Жанры: альтернативная вселенная, драма, ангст по количеству текстов следуют сразу за романтикой, которая на Фикбуке занимает первое место. Обращение к внутреннему миру человека дополнительно акцентируется с помощью частотных поджанровых характеристик: любовь/ненависть, отрицание чувств, развитие отношений, становление героя. В статье доказывается, что фанфикшн выходит за границы вторичной в новейшую массовую литературу, становится ее частью и привносит в нее своеобразный жанрово-поэтический отпечаток.

Рассматривается категория «фамильного сходства» и связанная с ней категория «базовых (базисных) моделей» в аспекте жанрологического анализа на примере двух ранних произведений Н. М. Карамзина: перевода идиллии С. Геснера «Деревянная нога» и первой оригинальной повести «Евгений и Юлия». Теория «базовых моделей» Дж. Лакоффа, созданная исследователем для нужд когнитивной лингвистики, с оговорками и доработками может быть применена к анализу жанровых структур как речевых, так и литературных жанров. Используя методику различения формы как феномена и формы как структуры, предложенную К. И. Белоусовым, по аналогии в аналитических целях возможно разделить категории жанра-феномена (миромоделирующая функция) и жанра-структуры (проекция жанрового феномена на предметную область текста). В результате выявления жанровых подструктур выделяются ядерные, периферийные компоненты, необходимые для интерпретации жанровой модели. Как показывает предложенная методика анализа, под влиянием творчества Геснера и через переводы его идиллий («Деревянная нога») в сознании Карамзина как начинающего писателя формируется несколько базовых жанровых моделей: ядерная – идиллически-буколическая, периферийные – гимническая, героическая, прециозно-галантная, галантно-сказочная – связанных между собой синергетическими отношениями и создающих мультижанровую матрицу, открывающую неограниченные возможности выбора и распределения жанровых базовых моделей в соответствии с оригинальным творческим замыслом. Развитие и усложнение жанрово-стилевой матрицы происходит в первой оригинальной повести Карамзина «Евгений и Юлия», ядерным жанровым компонентом которой становится сентиментальнолирическая базовая модель, образующая кластер из двух пасторальных базовых структур, связанных метонимической когнитивной связью: жизни в сельской усадьбе и георгик. В архитектонике повести сентиментальная, патриархальная базовая модель противопоставлена новой базисной модели, масонскопсихологической, возникающей на основе нравственно-философской прозы масонов, в переводах которой активно участвовал Карамзин. Именно на базе масонской матрицы формируется сентиментальный психологизм карамзинской прозы. Этот тип синергетического соотношения жанрово-стилевых матриц становится основным для целого ряда повестей Карамзина 1790–1800 годов.

В статье предпринят анализ коммуникативных готовностей универсального феномена немой сцены под углом зрения теории речевых жанров. Немая сцена понимается как распространенное речежанровое событие, в процессе которого возникает безмолвно реализуемый психологический эффект восприятия озадачивающей неожиданности. Нами рассматриваются структурно-функциональные признаки немой сцены, ее семантические горизонты и формы проявления в живой речи и в художественных произведениях. Установлено, что структурные составляющие композиции немой сцены включают в себя, во-первых, привычно общающихся адресатов будущей новости, во-вторых, само внезапное коммуникативное событие, в-третьих, эмоционально окрашенную реакцию заметного удивления со стороны участников события, в-четвертых, спонтанно порождаемую обстоятельствами речевую паузу как встречный когнитивный отклик на отклонение от изведанного и привычного; в-пятых, едва намечаемый самой внутренней энергией паузы выход из напряженного состояния. В отмеченной пятиактной цепочке речежанровых признаков немой сцены доминантную роль в маркировке данного явления играет фактор порождаемого ситуацией невольного содержательного молчания. Красноречивое молчание вызвано состоянием аффекта как непроизвольной реакции на случившееся. Немая сцена – разновидность коммуникативного поведения, способная проявлять себя в пределах разных жанров межличностного дискурса: в информативной сфере бытия, в фатическом общении, в сосредоточенно монологическом мышлении. Немая сцена является испытанной коммуникативной формой обнаружения до времени скрытой вести, вызывающей широкий диапазон ответных реакций – от страха и ужаса до радости и ликования.

На материале корпуса малоформатных высказываний исследуются семантика и аксиология страсти, а также дискурсные свойства афористики. Устанавливается, что афоризм не имеет четкого определения на основании какого-либо одного признака и речь здесь может идти лишь о «семейном сходстве» как приближенности какого-то малоформатного текста по совокупности признаков к идеалу афористического высказывания. В корпусе афоризмов о страсти доминирует аксиологический признак – каждое третье высказывание о страсти содержит её оценку: чаще всего страсть рассматривается как грех и порок, несколько реже она получает положительную оценку – рассматривается как духовное богатство и источник плодотворной деятельности, еще реже наблюдается компромиссный взгляд на оценку страсти, когда она признается благотворной, если её интенсивность не выходит за пределы меры, задаваемой разумом и волей, а вредоносной – если она выходит за пределы меры и овладевает человеком. Праксеология страсти в афористике сводится к рекомендациям подчинять страсти своей воле и учиться управлять ими. Из отличительных семантических признаков страсти в афористике можно отметить её всесилие и неподвластность воле, а также врожденность и неискоренимость страстей. Из числа собственно отличительных признаков афористики в высказываниях о страсти явно преобладает образность – метафора присутствует практически в каждом четвертом афоризме, причем доминирующим типом метафорического переноса здесь выступает пиро/термометафора: горение и температурные колебания отражены в каждой третьей метафоре страсти. Другая отличительная черта афористики – антитезисность присутствует в каждом шестом высказывании о страсти, где чаще всего страсть противопоставляется разуму. Еще одна отличительная черта афористики – парадоксальность в высказываниях о страсти проявляется относительно редко.

Рассматривается проблема вариативности речевых жанров и размывания их границ. Цель исследования – определить, изменение каких параметров ведет к разрушению жанра аннотации, функционирующего в издательском дискурсе, а какие изменения допустимы и являются проявлением внутрижанровой вариативности в пределах одного дискурса. Материалом исследования послужили собранные методом случайной выборки 100 русскоязычных прикнижных аннотаций на литературно-художественные издания и издания для детей, выпущенные в 2000–2024 гг. По результатам исследования определено, что издательская аннотация в условиях маркетинговой коммуникации расширяет функциональные возможности и становится полиинтенциональной: помимо предписанной ГОСТом информативной функции, она выполняет функцию воздействия. Усиление рекламного компонента приводит к нарушению требований, предъявляемых нормативными документами к структуре и языковому воплощению прикнижных аннотаций. Проявление дополнительной воздействующей функции и гибкость структуры демонстрируют вариантную реализацию жанра аннотации в издательском дискурсе, поскольку сохраняется ведущая информативная функция и статус вторичного текста. В том случае, когда текст, размещенный на обороте титульного листа, является цитатой из произведения, которое должно аннотироваться, или его структурным элементом, аннотация утрачивает информативную функцию и свою вторичность, что свидетельствует о разрушении жанровой формы.

Рассматриваются бытовые приметы как особый речевой жанр в рамках прогностического дискурса. Календарные и метеорологические приметы в значительной мере отражают повторяющиеся объективные обстоятельства, в то время как в бытовых приметах зафиксированы большей частью случайные совпадения событий. С позиций научной и религиозной картин мира бытовые приметы квалифицируются как суеверия. Функция бытовых примет состоит в построении простой картины мира с предписаниями и объяснениями, имеющими мистический характер. Дискурсивная формула бытовой приметы включает следующие компоненты: 1) действие, 2) последствие, 3) объяснение, 4) предписание, 5) исправление. Обязательными компонентами этого жанра являются действие и предписание, остальные части формулы могут быть факультативными. Объяснение бытовой приметы часто носит мистический характер, поскольку иррациональные объяснения хорошо запоминаются. Приметы характеризуются высокой степенью этнокультурного своеобразия. Примета возникает как иконический знак и впоследствии становится индексальным знаком. В новых приметах повторяются в ином проявлении древние магические установки поведения. Современные толкования примет показывают, что этот речевой жанр в значительной мере выполняет не столько объяснительную, сколько развлекательную функцию.

Статья посвящена осмыслению понятия квазижанр. Квазижанр является искусственным конструктом, который способствует продуктивному решению ограниченного круга исследовательских или лингводидактических задач. Квазижанр может быть представлен целым рядом разновидностей. Квазижанр обладает специфическими жанрообразующими признаками, которые были проанализированы на материале модельных ситуаций, использованных для исследования манипулятивного коммуникативного стиля. К числу жанрообразующих признаков квазижанра можно отнести следующие: искусственность; дедуктивность образования; наличие в композиции константной и переменной частей, несоизмеримых по объёму; моноинтенциональность; скоррелированность с естественной коммуникацией. Искусственность квазижанра обусловлена искусственностью его создания для решения исследовательской/ дидактической задачи, которая осознаётся как адресатом, так и адресантом. Дедуктивность образования связана с тем, что квазижанр продуцируется исследователем/преподавателем на основе осмысленных, типологизированных, прототипических представлений адресанта об акте коммуникативного взаимодействия. Со структурно-композиционной точки зрения квазижанр имеет две составляющие: константную (например, задание для испытуемых/обучаемых) и вариативную (множественные ответы испытуемых/ обучаемых). Константная часть стремится к минимальному количеству вербальных проявлений, а переменная часть – к максимальному. Девиации возможны, но в рамках обозначенных компонентов. Квазижанр моноинтенционален (исследовать/обучить), интенция должна быть понятна адресату. Наконец, квазижанр, являясь искусственным конструктом, скоррелированным с естественной коммуникацией, может быть признан пригодным для решения ограниченных исследовательских/дидактических задач и/ или может рассматриваться как промежуточный этап дискурсивного исследования или обучения.

В статье обсуждается правомерность и целесообразность использования в современном жанроведении понятия жанросферы, по аналогии с другими «сферами», используемыми во многих современных гуманитарных науках, например, в концептологии.

Автор приходит к выводу, что жанросфера объективно существует, но у использования жанросферы как понятия жанроведения существуют тоже объективные плюсы и минусы.

Рассматривается возможный состав жанросферы: совокупность всех РЖ/речежанровое пространство отдельной национальной культуры в данный период и в динамике; отдельной внутрикультурной субкультуры; отдельной возрастной субкультуры. В жанросферу не входят речевые акты, тональности, стили, стратегии и тактики, типажи, прецедентные тексты, а также собственно языковые единицы разных типов и уровней.

Обсуждаются задачи «теории жанросфер» и задачи ТРЖ, решению которых способствует использование понятия жанросферы: упорядочение представлений о структуре коммуникативных концептов и в их составе – РЖ, национальная жанросфера и национальная культура, генрогенные ситуации, антология (энциклопедия, словарь) РЖ, типология РЖ.

Отдельное микроисследование посвящено категориям, сценариям и т. п. русской жанросферы (значимость концепта общения, коммуникативной персональности, бóльшая и меньшая проработанность отдельных жанров, внутрижанровых тональностей и ценностей, таких как искренность, справедливость, прямота, вежливость, комплимент).

В качестве доводов «против» использования в жанроведении понятия жанросферы приводятся и обсуждаются недостаточная разработанность методологии жанроведения, отсутствие новых специальных методов и приемов, которые использовались бы при изучении жанросферы, а также то, что на современном этапе развития жанроведения данное понятие воспринимается как во многом избыточное по отношению к таким активно и успешно разрабатываемым понятиям, как речежанровая картина современности, речежанровое пространство, околожанровое пространство речи.

В статье исследуется применение большой языковой модели (БЯМ) при решении задачи идентификации речевых жанров. Искусственные нейронные сети, эффективно используемые во многих важных областях, имеют, однако, серьезный недостаток: механизм их функционирования скрыт от исследователей. Поэтому результаты их применения не получают объяснения. Цель работы – определить базовые закономерности функционирования лингвистического модуля БЯМ (глубокой нейронной сети с архитектурой «Трансформер») и тем самым обеспечить интерпретируемость предоставляемых ею данных. Рассматриваются два жанра научных текстов – «Описание нового для науки явления» и «Экспликация научного понятия». Верифицируется гипотеза, согласно которой признаковое пространство, создаваемое БЯМ, базируется на речевой системности распознаваемого жанра. Обосновывается положение о том, что, поскольку жанрово-речевая системность детерминируется экстралингвистическими факторами, прежде всего характеристиками человеческого сознания, ее проявления, отражаемые во внутреннем состоянии БЯМ, могут быть использованы для моделирования воплощаемых в речи когнитивных процессов. Анализируются существующие подходы к интерпретации БЯМ. Описан применяемый метод интерпретации сетей-трансформеров. Предлагается лингвистическая трактовка предварительного обучения и дообучения БЯМ: предварительное обучение на больших корпусах текстов позволяет относительно полно отображать ресурсы языка – систему языковых единиц и общих принципов их использования; при дообучении же на образцах определенной жанрово-речевой организации происходит перестройка языковой системности в системность речевую. Декодирование внутреннего состояния БЯМ точно воспроизвело состав и частоту употребления лексических средств, образующих обучающую выборку. Показатель качества распознавания БЯМ каждого из рассмотренных жанров в результате отображения их речевой системности – F1 0,99. Ключевые слова: жанр речи, речевая системность, познавательно-речевое действие, научный текст, большая языковая модель, искусственная нейронная сеть, Трансформер, BERT