В статье представлен краткий исторический обзор развития антропологии в Корее. В формировании корейской антропологической школы выделяются два основных этапа: развитие антропологии в форме колониальной этнологии при японском правлении (1910-1945) и современная антропология, которая была воспринята непосредственно с Запада после Освобождения (1945). При рассмотрении современных тенденций развития антропологии в Корее особое внимание уделяется контексту местных сообществ, Восточной Азии как целостного региона и глобального рынка антропологии. В статье особенно подчеркивается, что антропологи на периферии, и, в частности, в Корее, сталкиваются с дилеммой между необходимостью глобализации своих академических результатов и важностью производства локально релевантного знания, которая указывает на существование несоответствия между глобальным и локальным. Статья призывает к серьезному переосмыслению проблемы вовлеченности власти в концептуализацию и формулировку антропологических вопросов.
Идентификаторы и классификаторы
Поскольку антропологические теории, интересы и стили описания постоянно изменяются, нам представляется бесполезным обсуждать «Корейскую антропологию» как что-то неизменное и монолитное. Несмотря на свою относительно короткую историю, корейская антропология менялась со временем, отчасти отвечая на течения и моду в ведущих мировых центрах, которые составляют основной рынок глобальной антропологии. Радикальные изменения, которые претерпело корейское общество за последние десятилетия, также нашли отражение в положении антропологии и спросе на нее в стране. Поэтому здесь предпринята попытка краткого исторического обзора трансформации антропологии в Корее: как дисциплина была представлена в академическом мире Кореи и в обществе в целом3 . Затем мы попытаемся понять текущие тенденции развития корейской антропологии в контексте местного сообщества, а также Восточной Азии как целостного региона и мирового рынка антропологии, на котором доминируют несколько западных стран.
Список литературы
1. Ch’oi, Chongmu. 1987. The Competence of Korean Shamans as Performers of Folklore / Unpublished Ph.D. Thesis., Indiana University.
2. Ch’oi, Kil-song. 1978. Han’guk Musok-ui Yon’gu [A Study of Korean Shamanism]. Taegu: Hyongsol Chulpansa.
3. Han, Sang-bok. 1974. Han’guk munwha illyuhak-ui bansong-gwa chihyang [Reflection and Prospects of Cultural Anthropology in Korea] // Han’guk Munwha Illyuhak [Korean Cultural Anthropology]. 6: 213-217.
4. Han, Sang-bok. 1977. Korean Fishermen: Ecological Adaptation in Three Communities. Seoul: Seoul National University Press.
5. Han, Sang-bok. 1995. Han’guk illyuhak-ui choksilsong. [The Relevance of Anthropological Theories to Korean Society] // Han’guk Munwha Illyuhak. 28: 29-53.
6. Han, Sang-Bok, ed. 2017. Hakmun yongu ui donghyang kwa chaengjom: Munhwa illyuhak [Current Trends and Issues of Disciplinary Studies: Cultural Anthropology]. Korea: Taehanminguk Haksulwon (The National Academy of Sciences).
7. Kang, Shin-pyo. 1980. Han’gukin-ui chontongjok saengwhal yangsik-ui kujo-e gwanhan siron [A Preliminary Study of the Korean Traditional Way of Life] // Han’guk-ui Sahoe-wa Munwha [Korean Society and Culture]. 3: 231-316.
8. Kim, Kwang-ok. 1987. Han’guk illyuhak-ui Pyong’gawa Chonmang [An Appraisal and Prospect of Korean Anthropology] // Hyeonsang-gwa Insik. 11 (1): 53-89.
9. Honolulu: University of Hawaii Press. Kim, Kwang-ok. 1995. Han’guk illyuhak-ui Pansong-gwa Gwaje [Retrospect and Prospect of Korean Anthropology: Personal and Reflexive Appraisal] // Hyonsang gwa Insik 19 (2): 75-102.
10. Kim, Kwang-ok. 2000. History, Power, Culture, and Anthropology in Korea: Toward a New Paradigm for Korean Studies // Korea Journal 40 (1): 54-100.
11. Kim, Kwang-ok 2004. The Making and Indigenization of Anthropology in Korea // The Making of Anthropology in East and Southeast Asia / edited by Shinji Yamashita, Joseph Bosco, and J. S. Eades, 253-285. New York and Oxford: Berghahn.
12. Kim, Kwang-ok. 2017. The Native Korean Intellectual Framework of National Culture in the Japanese Colonial Period // Korean Anthropology Review 1: 67-104.
13. Kwang-ok Kim 1998 Iljesigi t’ochakjisik’in-ui minjokmunhwha insik-ui tul // Pigyo Munwha Yon’gu 4: 79-120].
14. Kim, Song-nae. 1990. Musok chont’ong-ui tamron bunsok [Discourse Analysis of Shamanic Traditions] // Han’guk Munwha Illyuhak [Korean Cultural Anthropology] 22: 211-244.
15. Kim, T’aegon. 1998. Korean Shamanism: Muism. Seoul: Chipmoondang.
16. Kim, T’aek-kyu. 1964. Dongjok Purak-ui Saengwhal Kujo Yon’gu [A Study of Life Structure of a Lineage Village]. Daegu: Chong’gu University Press. Korean Society for Cultural Anthropology, ed. 2008. Munhwa illyuhak pansegi [Fifty Years of Cultural Anthropology]. Seoul: Sohwa.
17. Kuwayama, Takami. 1997. Genchi no jinruigakusha: naigai no Nihon kenkyu o chushin ni [Native Anthropologists with Special Reference to Japanese Studies Inside and Outside Japan] // Minzokugaku Kenkyu 61 (4): 517-542.
18. Kweon, Sug-in. 1998. Cha hanjanae-ui ch’odae [Invitation to a Cup of Tea: Fieldwork, Identity of the Ethnographer, and Japanese Studies by a Korean Scholar] // Han’guk Munwha Illyuhak 31 (1): 49-73.
19. Mathews, Gordon. 2015. East Asian Anthropology in the World // American Anthropologist 117 (2): 364-383.
20. Mathews, Gordon. 2016. Overcoming the Gap between American Anthropology and East Asian Anthropologies.Paper presented at the keynote session of 2016 SEAA Conference in Hong Kong.
21. Moon, Okpyo. 1999. Korean Anthropology: A Search for New Paradigms // The Review of Korean Studies 2: 113-137.
22. Moon, Okpyo. 2006. Neither ‘Us’ nor ‘Them’: Koreans doing Anthropology in Jap an // In Dismantling the East-West Dichotomy, edited by Joy Hendry and Heung Wah Wong, 119-124. London and New York: Routledge.
23. Moon, Okpyo. 2016. Globalization’ of East Asian Anthropology beyond the Language Barrier: From the Perspective of a Korean Studying Japan // JRCA (Japanese Review of Cultural Anthropology) 17 (2): 29-48.
24. Nam, Kun-u. 2014. Reconsidering Korean Folklore Studies: Beyond Essentialism and Recoverism. Seoul: Minsokwon.
25. Oh, Myong-sok. 2017. Haeoe chiyok yongu-ui tonghyang kwa chaengjom [Trends and Issues of Overseas Area Studies] // Hakmun yongu ui donghyang kwa chaengjom: Munhwa illyuhak [Current Trends and Issues of Disciplinary Studies: Cultural Anthropology], edited by Sang-Bok Han, 107-144. Korea: Taehanminguk Haksulwon (The National Academy of Sciences).
26. Park, Hyon-su. 1980. Choson Ch’ongdokbu Chungch’uwon-ui sahoe munhwa chosa hwaldong [Activities of Socio Cultural Surveys of the Advisory Council of the Government-General of Korea] // Hanguk Munhwa Illyuhak [Korean Cultural Anthropology] 12: 71-92.
27. Sakano, Toru. 2005. Teikoku Nihon to jinruigakusha 1884-1952 [Imperial Japan and Anthropologists 1884-1952]. Tokyo: Keisho Shobo.
28. Son, Chin-tae. 1948. Choson minjokmunwha-ui yon’gu [A Study of Korean National Culture]. Seoul: Eulyumunhwasa.
29. Song, Sok-ha. 1963. Han’guk Minsokgo [Essays on Korean Folklore]. Seoul: Ilsinsa.
30. Tsing, Anna Lowenhaupt. 2015. The Mushroom at the End of the World: On the Possibility of Life in Capitalist Ruins. Princeton, NJ: Princeton University Press.
31. Walraven, Boudewijn. 1999. The Natives Next-Door: Ethnology in Colonial Korea // Anthropology and Colonialism in Asia and Oceania, edited by Jan van Bremen and Akitoshi Shimizu, 219-244. Curzon: Surrey.
32. Yamauchi, Fumitaka. 2016. Crossing Borders, Embodying Divides: On East Asia as a Fissured Site of Knowledge Production. JRCA (Japanese Review of Cultural Anthropology) 17 (2): 73-81.
33. Yi, Kwang-kyu. 1998. Han’guk Gajok-ui Sahoe Illyuhak [Social Anthropology of Korean Family]. Seoul: Chipmundang.
34. Yoon, Hyung-suk. 1996. Kudulgwa urisai-e-so: illyuhak yon’guhagi, illyuhakja doegi [In a Limbo between ‘They’ and ‘We’: Doing Fieldwork and becoming an Anthropologist]. Han’guk Munwha Illyuhak 29 (1): 103-129.
Выпуск
Другие статьи выпуска
В статье рассматривается «сжатие» социально-экономического пространства трансграничного Забайкальского края, в негативном понимании этого процесса. «Сжатие» пространства проявляется на протяжении трех десятилетии и влечет за собой изменение условий жизни населения трансграничья. Проявляется «сжатие» транграничного пространства в устойчивых неформальных поведенческих реакциях населения («приспособление» к меняющимся условиям среды) на изменение социально-экономических условий жизни, определяемых формальными экономическими и политическими институциональными факторами. Результаты представляемого исследования позволяют выявить устойчивые связи формальных и неформальных норм, определяют те формальные нормы государства и неформальные реакции населения, которые могут оказать сдерживающее действие на «сжатие» социально-экономического пространства приграничных территории. Забайкальского края.
Российско-китайское гуманитарное сотрудничество, как одно из направлений международного, определяет его стратегию и тактику. Его теоретическая и практическая база подкреплена соглашениями, договорами, решениями Российско-Китайской Комиссии по гуманитарному сотрудничеству, Дорожной картой российско-китайского сотрудничества в области науки, технологий и инновация на период 2020-2025 годов, Совместным заявлением Российской Федерации и Китайской Народной Республики о новом этапе отношений всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия». В ежегодных аналитических Докладах «Российско-китайский диалог…», которые готовятся совместно китайскими и российскими специалистами с 2015 г. подводятся не только итоги и планы гуманитарного сотрудничества, но и определяются проблемы и риски, которые сопутствуют реализации планов гуманитарного сотрудничества. Авторы Доклада к ним относят: проблемы с позитивным отношением к друг к другу у населения двух стран, низкое знание культуры другой страны, недостаток взаимопонимания и взаимодоверия, языковой барьер, бюрократические барьеры государственных структур, формирование общественного мнения СМИ. Аналогичные проблемы рассматриваются и китайскими, российскими исследователями в области российско-китайского гуманитарного сотрудничества. Поэтому диалог, в различных формах его проявления (политический, культурный, образовательный, научный и т. д.) выступает тем механизмом, который в силу своей специфики, направлен на формирование в системе межличностных отношений понимания, доверия, принятия другого.
Прогресс страны отражается не только в строительстве материальной цивилизации, но и в строительстве духовной цивилизации. При этом культурная модернизация является главным воплощением строительства духовной цивилизации и неизбежной тенденцией исторического развития общества, которая реформирует и обновляет традиционную культуру, способствует развитию культурной индустрии и культурных обменов, достижению всестороннего прогресса и развития государства, нации, общества и граждан. Развитие современного общества неразрывно связано с модернизацией, которая может носить как эволюционный, так и революционный характер, что подчеркивается в работах китайских ученых, исследующих проблемы китайской модернизации. Культурная модернизация - это часть модернизации, процесс перехода от традиционной культуры к современной посредством реформ и инноваций, включающий наследование, эволюцию, развитие, инновации и распространение элементов культуры, стимулирующий всестороннее развитие науки и техники, экономики и культуры, экологической культуры.
Между Россией и Китаем, двумя крупнейшими соседями, которые имеют долгую историю культурного сотрудничества, сегодня, сформировались все благоприятные условия для культурных обменов. Установление культурных отношений всеобъемлющего партнёрства, которые определяются стратегией российско-китайских отношений в новой эпохе, знаменует собой вступление двух стран в новый этап их всестороннего развития. Сегодня межкультурные обмены неотделимы от культурного сотрудничества и диалога. Если культурный диалог направлен на взаимопонимание и взаимодоверие, межкультурные отношения определяют динамику развития гуманитарных отношений, то межкультурный обмен - это взаимное принятие другой культуры народами Китая и России. Исследования межкультурных обменов между Китаем и Россией в 21 веке будут способствовать их развитию, формированию новых направлений гуманитарного сотрудничества, укреплению политического взаимного доверия и экономического, торгового сотрудничества между двумя странами, дальнейшему развитию отношений всеобъемлющего партнёрства в контексте стратегического взаимодействия между Китаем и Россией.
Культурное сближение - это основа для культурных отношений, культурного диалога, культурного шока. Оно основано на открытости культур друг для друга. Оно формирует направления и формы гуманитарного сотрудничества. Культурное отражение - это основа для культурной интеграции. На примере культурной адаптации китайцев в Хабаровске в статье представлены условия для успешной культурной интеграции через сближение и отражение культур. Город Хабаровск является одним из городов-побратимов Китая и России. С тесным развитием китайско-российских отношений культурные обмены между двумя народами становятся все более частыми. Они становятся интенсивными, приобретают новые направления и формы. Культурное сближение начинается с познания другой культуры, открытия ее для себя. Интеграция китайцев в социальное и культурное пространство Хабаровска зависит от их коммуникативных особенностей, социальной мобильности. Это определяет степень культурных отношений между населением Хабаровска и китайскими мигрантами. Китайцы распространили в Хабаровске свои культурные традиции, что открывает для населения города образ Китая. Интеграция китайцев в местную культуру зависит от условий для культурного сближения. В статье предлагаются варианты и формы культурного сближения, которые будут обеспечивать культурную интеграцию.
Китайская интерпретация христианства в истории испытала три относительно независимые парадигмы: (1) несторианская парадигма в династии Тан - буддизм трех религий; (2) католическая парадигма в династиях Мин и Цин - конфуцианский буддизм; (3) современная христианская парадигма - гуманистическая интерпретация. Формирование этих трех интерпретационных парадигм связано соответственно с китайским идеологическим и культурным контекстом конкретного исторического этапа. Формирование парадигмы несторианства «Три религии» определялось идеологической и исторической моделью трех религий: конфуцианства, буддизма и даосизма периода династии Тан. Католическая парадигма «конфуцианской интерпретации» в конце династии Мин связана с доминирующим положением неоконфуцианства в династиях Сун и Мин. Парадигма «гуманистической интерпретации» современного христианства сформировалась в идеологическом и культурном контексте гуманизма (Просвещения) на материковой части Китая. Нынешняя «гуманистическая интерпретация христианства», пока внешний политико-культурный контекст не претерпит серьезных изменений, в конечном итоге сможет по-настоящему привнести культуру христианской веры в китайскоязычный мир и сформировать устойчивую китайскоязычную христианскую традицию, которая не будет прерываться.
В статье обосновывается значимость изучения процессов образовательной миграции для национальных интересов Российской Федерации и ключевое место Китая в данной сфере. Дается краткая характеристика учебных и поведенческих стратегий китайских студентов, которые необходимо учитывать для их более успешной и быстрой социокультурной адаптации. Описываются некоторые предварительные итоги проекта, начатого в Иркутском государственном университете по изучению особенностей адаптации китайских студентов, выделяются такие факторы, затрудняющие процесс адаптации китайских студентов, как языковой барьер, академические трудности, жилищные условия, питание и диета, коммуникация с местными.
Издательство
- Издательство
- ТОГУ
- Регион
- Россия, Хабаровск
- Почтовый адрес
- 680035, Россия, г. Хабаровск, ул. Тихоокеанская, 136
- Юр. адрес
- 680035, Россия, г. Хабаровск, ул. Тихоокеанская, 136
- ФИО
- Марфин Юрий Сергеевич (Ректор)
- E-mail адрес
- mail@togudv.ru
- Контактный телефон
- +7 (421) 2979700
- Сайт
- https://togudv.ru