Публикации автора

Актуальность темы статьи определяется необходимостью регулярной корректировки и усовершенствования уголовно-правовой регламентации обстоятельств, которые исключают преступность деяния. Эта необходимость существует перманентно, поскольку общество, его ценности, потребности и представления о справедливости меняются. Появляются новые вызовы и угрозы. Следует также принимать во внимание новые научные результаты, прежде всего в области криминологии и в доктрине уголовного права. Одна из новелл Уголовного уложения 1903 г. состояла в том, что в нем в качестве обстоятельства, влекущего непреступность деяния, предусмотрена направленность на несуществующий предмет или негодный для достижения искомого преступного результата. Показаны теоретические и практические предпосылки данной новации. Представлена и проанализирована практика Правительствующего сената (высший суд Российской империи) относительно посягательств на мнимый или негодный предмет (объект) преступления в период действия Уложения о наказаниях уголовных и исправительных - предшественника Уголовного уложения 1903 г. Сделан вывод о противоречивости изученной судебной практики и об объективной потребности правоприменителей того времени в четких и разумных критериях по указанному вопросу. Проанализированы идеи и замысел разработчиков Уголовного уложения 1903 г. относительно рассматриваемого обстоятельства, а также соответствующее положение закона. Показано отсутствие практики применения Правительствующим сенатом рассматриваемой новеллы, что объясняется ограниченным действием Уголовного уложения 1903 г. Автор приходит к заключению, что идеи и суждения, высказанные в ходе разработки и оценки соответствующего нормативного предписания могут быть востребованы при совершенствовании УК РФ, где прямо не регламентируется ответственность за покушение на негодный объект, не определены правовые последствиях фактической и юридической ошибки. Представленный в статье анализ и выводы также могут быть востребованы при подготовке соответствующих проектов постановления Пленума Верховного Суда РФ.

Автор привлекает внимание к тому, что в силу ряда причин правоохранительные органы не нацелены на своевременное и полное выявление преступлений, совершаемых с использованием информационно-коммуникационных технологий и в сфере компьютерной информации. Поступившие заявления о таких преступлениях зачастую не отрабатываются по горячим следам, нередко они рассматриваются по существу лишь через значительное время после приема, причем лицами, не имеющими необходимых навыков и умений, криминалистического обеспечения, оперативно-разыскных и процессуальных полномочий. Если потерпевшим не причинен материальный ущерб либо этот ущерб относительно небольшой, то, как правило, по надуманным основаниям выносятся постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. В статье высказывается и обосновывается гипотеза о том, что фактическая преступность данного вида во много раз больше регистрируемой, а значит, субъекты уголовной политики не имеют правильного представления об обстановке в исследуемом направлении борьбы с преступностью. Подчеркивается, что в ситуации информационного дефицита невозможно принимать обоснованные управленческие решения о наиболее оптимальной расстановке имеющихся сил и средств, о потребности и масштабе их усиления, об имеющихся проблемах в организации работы и ее правовом обеспечении, об эффективных путях решения таких проблем. Сложившееся положение объясняется тем, что необходимые постулаты не закреплены в уголовно-политических документах и не воплощаются в реальной уголовной политике. Последняя настраивает правоохранителей на то, что регистрируемая преступность должна отражать пусть и сильно искаженную, но терпимую криминологическую ситуацию, а не ту неблагоприятную, которая имеет место в действительности. Автор обосновывает главные тезисы успешной борьбы с киберпреступлениями, которые должны быть закреплены концептуально и проводиться в жизнь.

Разобраны итоги применения ч. 1 ст. 20.3 КоАП РФ, отраженные в судебной статистике в целом по России, сформулированы предложения по улучшению форм статистического учета в этой части. Представлены и систематизированы результаты выборочного анализа итоговых судебных постановлений, вынесенных по делам об административных правонарушениях, состоящих в публичном демонстрировании либо пропаганде нацистской атрибутики или символики, либо атрибутики или символики, сходных с нацистской до степени смешения, либо атрибутики или символики экстремистских организаций, а равно иных атрибутики, символики, пропаганда либо публичное демонстрирование которых запрещены федеральными законами. Отмечены пробелы и противоречия в законодательстве по вопросам ответственности за указанные публичное демонстрирование и пропаганду, показано, как эти недостатки проявляют себя в конкретных судебных делах. Описаны и обобщены места и предметы совершения противоправных действий в попавших в выборку делах, изложены обоснования судов (либо зафиксировано отсутствие обоснований) при отнесении этих предметов к запрещенной символике или атрибутике. Проанализированы практикуемые судами подходы к изучению и учету субъективной стороны деяний, квалифицированных по ч. 1 ст. 20.3 КоАП РФ. Сделан вывод, что, как правило, суды уклоняются от определения формы вины лиц, которым назначают наказания, не устанавливают мотивы деяния. Обобщена отраженная в изученных судебных актах логика назначения наказаний за названные деяния, обоснованы предложения по корректировке предусмотренных в законе размера и видов наказания. На основе эмпирического материала рассмотрены отдельные проблемы оказания юридической помощи лицам, привлеченным к ответственности по ч. 1 ст. 20.3 КоАП РФ, а также затронуты вопросы иных, помимо собственно наказаний, юридических последствий для тех, кто был признан виновным.