Работы автора

Предметом изучения являются отдельные сюжеты, отражающие межведомственные противоречия НКИДа (в лице его руководителя Г. В. Чичерина) и Центрархива (руководитель – М. Н. Покровский) по вопросу использования архивных документов имперских дипломатических учреждений. На основании ранее не опубликованных материалов Центрархива 1926–1927 гг., хранящихся в спецхране ГА РФ, раскрывается общая позиция Чичерина в отношении использования документального наследия имперского МИД, затем описывается сущность противоречий, касавшихся порядка сбора, систематизации и использования документов. Исследуются попытки Чичерина выстроить деловые отношения с представителями советского архивного ведомства, предметно рассматриваются аргументы обеих сторон в защиту собственной позиции. Особо отмечается «революционная» идеологическая составляющая аргументации Чичерина: установка на то, что архивы являются инструментом реализации Советской Россией собственной глобальной исторической миссии.

Делается вывод о характере сформировавшихся культурных практик новой бюрократии. Изучение механизмов доступа различных государственных ведомств к процессу извлечения исторических фактов расширяет понимание советского опыта работы политико-идеологического «конвейера», приводит авторов к выводу о том, что ресурсный подход к архивному, документальному наследию является типичным элементом политической культуры советского периода, перекочевавшим в современную эпоху.

Публикуемая схема воспроизводит содержание ранее неизвестного документа Татарского отдела ОГПУ под названием «Схема связей Мусы Бигеева. 1930 год», который в графическом виде представлял родственные и дружественные контакты известного татарского богослова и общественно-политического Мусы Бигиева (1873-1949) и его тестя - Закира Камалова (1804-1893). Для удобства чтения и работы с документом авторы перевели рукописную схему в современный формат, был проведен общий анализ содержания схемы, охарактеризованы упомянутые в документе персоны из ближнего круга богослова. Наличие в документе авторитетных фамилий - представителей казанской религиозной и светской элиты - дает пищу для размышлений о конфигурации местных элит в 1920-е гг. и ее оценке внешними наблюдателями. Публикуемая схема и иные документы Татарского отдела, Восточного отдела ОГПУ показывают, что в 1920-е гг. взаимоотношения между видными татарскими религиозными и светскими деятелями описывались с использованием родственно-кланового нарратива. От сотрудников спецслужб не ускользали эти тесные горизонтальные связи родственно-кланового типа, сохранявшиеся в условиях советской модернизации. Документ также демонстрирует методы работы сотрудников советских спецслужб, которые уделяли повышенное внимание распознанию и выстраиванию цепочек контактов тех или иных национально-религиозных деятелей, в том числе, с использованием графики. Подобные графические материалы часто ложись в основу воображаемых социальных конструктов - «антисоветских» центров, движений - которые впоследствии становились объектами преследований. Высказывается предположение, что схема могла стать обоснованием масштабного «Дела Бигиева».