Вопрос «О чем говорит Хафиз?» стал предметов споров уже у первого поколения его почитателей и до сих пор остается в центре научных и читательских дискуссий. Очередная попытка ответить на него была предпринята авторами статьи в соавторстве с М. А. Русановым в двухтомном издании [Газели Хафиза, 2024]), вместившем комментированные переводы первых двухсот из 495-ти газелей «Дивана». Данная публикация (фрагмент готовящегося следующего тома) включает текст, перевод и комментарий газели № 245; во введении помещены необходимые сведения о тексте, а в заключении обобщены результаты лексического, историко-культурного и поэтологического комментария. Конфликтующие интерпретации наследия Хафиза связаны с мировоззренческими и эстетическими установками комментаторов, а также со спецификой его поэтики. Авторы исходят из представления о полифонической природе хафизовской газели, одновременно любовной, мистической, панегирической и социально-политической. В комментарии рассматривается техника Хафиза, состоящая в создании многомерных поэтических идей, в которых персонаж обращается к себе и собеседнику-поэту как «поэт», к друзьям-собутыльникам как «пьяница», а к кумиру и Божественному возлюбленному как «истинный влюбленный». Обсуждаемая газель заканчивается панегириком правителю, и конфликт интерпретаций у разных комментаторов отчасти связан с загадкой адресата панегирика. Предполагалось, что стихи включают панегирик Шаху Мансуру Музаффариду или же Шаху Шейху Абу Исхаку Инджуиду. Однако поэтические идеи, близкие к образному ряду рассматриваемого стихотворения, встречаются в ряде газелей, посвященных Шаху Шуджа‘ Музаффариду. Это обстоятельство позволило авторам статьи выдвинуть еще одну гипотезу: газель № 245 могла быть адресована Шаху Шуджа‘ – покровителю Хафиза, который сам был поэтом. Прочтение в таком контексте показало, что образы большинства бейтов сопряжены с ключевой у Хафиза темой поэтического дара, а рефлексия о предназначении поэзии образует особое смысловое измерение газели.