СЛОВО.РУ: БАЛТИЙСКИЙ АКЦЕНТ

   Рассмотрен речевой акт комплимента как выражение внимания и симпатии го­ворящего к собеседнику. Выявлены схожесть и отличия этого акта от похвалы, оха­рактеризованы объекты комплимента в зависимости от пола и возраста собеседника. Особое внимание уделено интерпретации понятий речевого акта и речевого жанра и применимости этих понятий к интерпретации комплимента. В случаях самостоя­тельного использования комплимента понятия «речевой акт» и «речевой жанр» сино­нимизируются; в случаях использования высказывания, состоящего из нескольких раз­ных речевых актов, которые объединены единой интенцией, «речевой акт» и «речевой жанр» определяются как разные понятия. Проанализированы случаи использования комплимента и как самостоятельного акта, и как целого ряда речевых жанров — просьбы, благодарности, утешения, осуждения и ряда других — в качестве усилителя или смягчителя их интенции.

    Охарактеризован отдельный класс лексических единиц — императивные речевые клише, например «Крепись!», «Прекрати!», «Не лезь!». В исследовании дано определе­ние понятию «императивные речевые клише», рассмотрена роль прагматикализации в их формировании. Описаны общие свойства императивных клише: большинство из них либо не употребляется с отрицательной частицей «не», либо употребляется только с частицей «не»; в речевой коммуникации они функционируют как реакции-побуждения, то есть с их помощью адресант реагирует на предшествующую реплику адресата и / или его поведение, одновременно побуждая адресата к (не)выполнению ка­кого-либо действия; значительная часть императивных клише, особенно реакции-побуждения, образованы от глаголов совершенного вида. Использование императивных клише и их функционирование в речи является одной из главных тем при описании ка­тегории вежливости и особенно не/антивежливой коммуникации. Цель исследования — рассмотреть функционирование императивных речевых клише в аспекте катего­рии вежливости. Материалом послужили используемые при речевом акте побуждения ка­тегорические призывы, нацеленные на прерывание контакта и / или на его запрет. Бы­ла собрана коллекция примеров из Национального корпуса русского языка (около ста словоупотреблений). С применением метода лексикографического описания была пред­ложена пробная статья речевого клише «Отстань!». Лингвистическое описание и словарное представление императивных речевых клише имеет большое значение для комплексного описания категории вежливости.

    Рассмотрено использование личного имени в качестве обращения. Существует представление, в соответствии с которым обращение по имени является предпо­чтительным средством выражения вежливости в случае, если имя собеседника из­вестно говорящему. Цель статьи состоит в том, чтобы уточнить это представле­ние, показав контекстуальные ограничения на использование личного имени в этом качестве, а также исследовав роль личного имени и, шире, обращений с точки зрения лингвистической вежливости. Материалы составили фрагменты спонтанных рече­вых взаимодействий из Национального корпуса русского языка, а также метапрагма­тические комментарии носителей, собранные автором. Теоретико-методологической базой исследования является теория вежливости П. Браун и С. Левинсона. Анализ научной литературы и материалов демонстрирует, что есть типы ситуаций, в ко­торых личное имя не выглядит предпочтительным или не используется, несмотря на его доступность, — коммуникация внутри семьи и в сфере обслуживания. Для части материалов описание в терминах лингвистической вежливости представляется кор­ректным. При этом обращение по имени может не только смягчать угрозу социаль­ному лицу собеседника, но и усиливать ее. Также встречается множество употребле­ний, в которых трудно увидеть угрозу социальному лицу либо ее смягчение. Для та­ких случаев более адекватным представляется описание функции обращений как фо­новой работы по поддержанию социальных отношений.

   Рассмотрено прагматическое значение русской сленговой лексемы «чувак» (пре­имущественно в роли обращения). Цель исследования — выявление составляющих это­го прагматического значения, которые способствовали новому расширению упо­треб­ления единицы в ХХI веке после периода снижения ее распространенности и ее выхода из речевой моды. В настоящее время слово «чувак» активно функционирует в живой речи молодежи.
   Исследование прагматики слова «чувак» проводилось методами корпусного анали­за и анкетирования. Были сделаны следующие выводы. В 1950-е годы в рамках сленга субкультуры так называемых стиляг лексема «чувак» обрела устойчивые ассоциации с американской музыкой (джазом и пр.) и, шире, с американской культурой в целом. Эти ассоциации, наряду с другими прагматическими особенностями слова «чувак», такими как сленговая окраска, способствовали возрождению его употребления, по­скольку с конца ХХ века «чувак» стало часто употребляться в дубляже американских фильмов в качестве перевода английского слова dude, став, таким образом, хорошо знакомым и близким новым поколениям. При этом изменились гендерные характери­стики употребления слова.

    Исследованы семантические и прагматические особенности слова «мать» в пози­ции обращения. В качестве материала используются случаи вторичного употребле­ния в художественных текстах, созданных в период с 1780-х годов по настоящее время (в выборку вошло 4272 примера), а также словарные определения данного слова. Выяв­лено, что в зависимости от коммуникативной ситуации обращение «мать» может выражать разнообразные, иногда противоположные свойства, такие как ‘покровитель­ственность’, ‘превосходство’, ‘зависимость’, ‘строгость’, ‘добродушие’, ‘фамильяр­ность’ и другие, а также различные оттенки этих семантических признаков. Мета­фора семьи при этом распространяется на более широкое социальное пространство и может переносить нас за пределы социума в область абстракций.
   Для описания прагматики обращения «мать» предложено использовать кластер­ную модель Дж. Лакоффа, которая предполагает, что в коммуникации значения мо­гут реализовываться не только раздельно, но и совместно. В отличие от работы Дж. Лакоффа кластерная модель применяется не к идеализированным когнитивным моделям (модель рождения, генетическая модель, модель воспитания и т. д.), а к си­стеме использования слова «мать» в качестве обращения, включающей разнообразные метафорические переносы.

    Рассмотрены результаты анкетирования, на основании которых реконструиро­ваны представления о такте и бестактности в русской коммуникативной культуре. Автор исходит из понимания такта как коммуникативной стратегии в рамках ка­тегории вежливости, тесно связанной с представлениями носителей языка о границах личного пространства. Согласно этому, такт определяется как стратегия коммуни­кативного поведения, обусловленная желанием не нанести ущерба личной сфере собе­седника. Показано, что представления о границах личного пространства и такте от­носятся к числу значимых для описания национальной коммуникативной культуры.
    В фокусе внимания находится один из типичных способов нарушения границ личной сферы — бестактный вопрос. Анкета сформирована на основе наблюдений за поведением участников интервью, где отдельные вопросы журналиста маркированы одним из собеседников как бестактные или неприличные. Установлено, что наличие непосредственного адресата и массовой аудитории задает параметры оценивания публичных высказываний в аспекте допустимости или потенциальной угрозы «лицу» собеседника.
    Цель исследования — анализ оценки информантами предложенных в анкете «бес­тактных» высказываний в аспекте их допустимости в публичном общении. Пред­ставлены результаты анкетирования по четырем тематическим блокам, находя­щимся в зоне коммуникативных рисков: возраст, семья и брак, религия, секс. На основе полученных количественных результатов установлены интуитивно ощущаемые но­сителями русского языка социальные нормы дозволенного внедрения в личную сферу коммуникантов, определено влияние возрастных характеристик информантов на оценку высказываний. Отмечены случаи, когда ответы информантов демонстрируют неоднозначность оценок, что свидетельствует о вариативности современных пред­ставлений о такте и бестактности и, следовательно, об изменении социальных норм.

   С учетом современных исследований комплексных объектов коммуникации — по­лимодальных текстов — рассмотрены тексты современного британского поэта Брай­ана Билстона в аспекте их семантической и синтаксической организации, а также направлений работы автора с паралингвистическими (визуальными) элементами. Кратко охарактеризованы принципы новых медиа («дискретное представление объек­та новых медиа», «числовое представление», «автоматизация», «изменяемость»), сфор­мулированные Л. Мановичем, и их отражение в поэтической практике Б. Бил­сто­на. Выявлено, что в части текстов используются традиционные паралингвисти­ческие средства (пространственное расположение компонентов, задействование цве­та, форм и фигур) для создания текстов иконического характера, в которых проявля­ется фактическое подобие знака и референта. Отмечен нестандартный способ задей­ствования шрифта как элемента традиционной полимодальности в функции обозна­чения действующего лица. Рассмотрено использование элементов новых медиа (ком­пьютерных интерфейсов, визуализации данных и эмодзи) в поэтической и метапоэ­тической функциях, описаны концептуальные метафоры, демонстрирующие осмыс­ление индивидуального опыта субъекта в терминах цифровой действительности («фильтр», «формат», «функция» и др.). В аспекте референтной соотнесенности вербальных и визуальных компонентов показана роль эмодзи в создании конструкций параллельного, комплементарного и субститутивного синтаксиса в литературной, публичной и рекламной интернет-коммуникации. Сделан вывод о том, что выбор в пользу традиционных или новых визуальных компонентов отражает соотношение формы и содержания в тексте. Задействование элементов цифровой среды обусловлено интересом автора к исследованию особенностей коммуникативных взаимоотношений. Для поэтических текстов Б. Билстона содержательность и значимость коммуника­тивного формата, связанные с концептуализацией цифровой действительности, вы­полняют текстообразующую функцию

    Для современного литературного процесса характерен поиск эффективной ком­муникативной ситуации за пределами книги, в особенности поэтической книги (бу­мажной или электронной). В статье рассмотрены актуальные практики, позволяю­щие донести поэтический текст до читателя через аудиальное восприятие. Эти практики используют современные французские поэты, активные участники лите­ратурного процесса 1990—2022 годов, представители трех разных направлений и формаций, известные в России только узкому кругу специалистов. Предложена типо­логия стратегий in situ и ex situ, позволяющих довести звук голоса поэта до читате­ля (на примерах анализа аудио- и видеозаписей Кристиана Прижана (р. 1945), Мишель Финк (p. 1960) и Анн-Джеймс Шатона (p. 1970)). Применяя сравнительно-сопостави­тельный метод анализа презентации произведения, можно констатировать, что ав­торы используют режим как индивидуального прослушивания / чтения (книга в сопро­вож­дении диска или диск с сопроводительным текстом), так и коллективного про­слу­шивания (театрализованное представление, поэтический фестиваль). Помимо тра­диционной оппозиции авторское чтение / актерское чтение, можно выделить микши­рованные типы сохранения голоса путем делегирования: включение записи ав­торского чтения в театральную постановку (М. Финк) и применение компьютерной обработ­ки авторского голоса (А.-Дж. Шатон). Современная поэзия, в частности французская, продолжает поиск новых кодов доступа к читателю, новых форм пере­дачи чужого пережитого опыта, обладающего трансформационной силой. Кр. Прижан, М. Финк и А.-Дж. Шатон максимально используют в своей поэтической работе силу звучащего голоса: особенные интонации, просодия, тембр становятся аудиальными «якорями», приходящими на смену мнемотехнике традиционных поэтических си­стем. Архаиче­ская сила голосового воздействия получает поддержку современных технологий. Со­временная поэзия, выходя из собственной языковой лаборатории, стре­мится транс­грессировать к другим видам искусства, ищет поддержки музыки и жи­вописи, поли­модальность воздействия на воображение адресата.

   Среди литературоведческих работ, посвященных цифровой литературе, не так много эмпирических исследований. Одна из причин дефицита эмпирики — неразра­ботанность методологических и методических оснований анализа цифровых текстов, непроясненность ряда вопросов: о тексто- / смыслопорождающем качестве нового ка­нала коммуникации, границах свободы интерпретации волатильного цифрового тек­ста, языке его литературоведческого метаописания. В статье не только предлагают­ся возможные ответы на эти и другие вопросы, но и осуществляется семиотическое осмысление коммуникации в условиях техносреды, обосновывается идея новой праг­матики как воздействия поликодового волатильного digital-текста, интерфейса и траектории рецепции. Доказывается, что нестабильность цифрового канала играет смыслопорождающую роль в семиозисе.
    В качестве теоретически и методологически важных для литературоведческого анализа цифрового текста предлагаются следующие установки: цифровой текст не предсуществует акту коммуникации; смысл целого поликодового цифрового текста возникает на пересечении слова, изображения, видео, аудио; активность реципиента, помимо деятельности по производству смыслов, включает материальные действия по со-творению текста; новая тактильность коммуникации — необходимый объект анализа digital-текста; рефлексия реципиента (в случае размещения в сети) позволяет реконструировать механизмы «веде́ния» читателя; метапозиция в анализе цифрового текста обладает качеством относительности. С опорой на данные установки разра­батывается возможный ход анализа цифрового интермедиального текста.

    Рассмотрен феномен ранней «цифровой поэзии» на примере стихотворений из цифрового сборника стихов «Первый показ» (“First Screening”, 1984) канадского поэта Б. Ф. Никола, автора «стихофильмов» (movies of words). Два стихотворения из сбор­ника (“Letter” («Письмо»); “After the Storm” («После бури»)) были опубликованы изна­чально не в цифровом, а в печатном формате (печатная версия «Письма» написана в 1967 году, «После бури» — в 1973 году). Творческая эволюция поэта (от «стихокар­тин» к «стихофильмам») позволяет поставить вопрос о разнице структур субъект­ности в печатных стихотворениях и их цифровых переводах (переводах на медиаязык, близкий киноязыку). Автор предлагает рассмотреть слои медиа-опосредования в пе­чатном и цифровом текстах как материально-специфические условия коммуника­ции, при соприкосновении с которыми читатель проживает «момент интенсивно­сти» (Х. У. Гумбрехт), испытывает творческий опыт остранения (эстетическое переживание) и может соотнестись со стоящим за текстом субъектом. Разница ме­диа-опосредований обусловливает разницу субъектных структур. В каждом случае субъект, стоящий за текстом, — «субмедиальный субъект» (Б. Гройс). Структуры литературного и кинематографического воображения позволяют реципиенту не столько соотнестись с автором, сколько обрести неожиданного соавтора — субмеди­ального субъекта, способного заменить (или скомпрометировать) интенцию автора иной интенцией. С субмедиальным субъектом печатного текста возможно отож­дествление, с субмедиальным субъектом цифрового текста — растождествление. Эво­люция от литературного текста — через цифровой кинотекст — к интерак­тив­ным дигитальным формам подчеркивает разницу между реципиентом литера­тур­но­го текста и реципиентом текста цифрового. Реципиент литературного тек­ста об­жи­ва­ет инстанцию «я» (повествовательного или лирического), так что текст ак­тив­но до­воображается. Реципиент цифрового текста отождествляет себя с «ава­та­ром», ко­то­рый может совершать выбор, влияющий на развитие сюжета, но в меньшей степени способен насыщать открывающиеся сцены и перипетии дополни­тельными смыслами.

     В статье впервые предпринята попытка интерпретировать визуальные «кон­струэмы» поэта-конструктивиста Алексея Николаевича Чичерина, опубликованные им в сборнике «Мена всех» (М., 1924). Эти конструэмы могут претендовать на самые загадочные артефакты русского авангарда, их легко счесть некой визуальной заумью, за которой нет никакого смысла, однако деятельность Чичерина и весь характер его лич­ности не позволяют трактовать «конструэмы» как акционистскую установку на эпатаж или игру в бессмыслицу. Анализ трактата «Кан-Фун» Чичерина (М., 1926) позволяет сделать вывод о глубоко позитивистском характере его визуально-фоно­ло­ги­ческих экзерсисов, что потребовало поиска ключа для дешифровки. Сам поэт в этом трактате совершенно четко артикулирует первенство глаза, зрения — и приводит как повседневный пример синтетического «знака» или «пиктограммы» пропагандист­ские плакаты, способные воздействовать на многомиллионные массы эффективнее любых слов.
     Акцентирован энигматичный характер заглавий книг Чичерина, ницшеанские подтексты его самопрезентаций (в том числе визуальных), зашифрованные аллюзии к эзотерическо-магической традиции таро и религиозной символике. Шестнадцать прилагаемых иллюстраций помогают наглядно понять логику Чичерина при создании четырех его «конструэм», среди которых наиболее загадочна композиция «Раман» («самый короткий в мире Кан-Фунный Роман»), в структуре которой синтезировано словесное, визуально-графическое, звуковое (фонологические значки) и музыкальное (но­ты). В статье также выявляется неизменный прием Чичерина — апроприация са­крального измерения и презентация собственной персоны в качестве актора, обладаю­щего подлинным знанием и способного в одиночку конкурировать со всей литератур­ной средой.

    Представлено новаторское исследование образа «цветов зла» как образа-имаго — воображаемого образа реального объекта (термин «имаго» введен К. Г. Юнгом в 1912 го­ду). Опираясь на историко-сопоставительный, аналитический и психоаналитиче­ский методы исследования текста, автор статьи приходит к выводу, что Гюисманс в ро­ма­не «Наоборот» через рецепцию образа «цветов зла», воплощенную в ряде соб­ст­венных растительных фигур (коллекция экзотических растений, лотос в руках Сало­меи, нидулариума из сна), воспринимает и репрезентирует знаменитый образ Бодлера прежде всего как понятие чего-то необычного, странного, видоизмененного и опасного; показано, что Гюисманс через фитонимические образы демонстрирует свое убеждение в том, что его современники-декаденты (олицетворением которых являет­ся Жан Дез­эссент) воспринимают творчество Бодлера поверхностно, неточно и слишком бук­вально, и это делает их соучастниками «похорон» всего ценностно «ста­рого». Сделан вывод, что «цветы зла» Бодлера — это поэтический образ, соответ­ствующий иссле­дуемой в данной статье методологии «имаго»: он порождает множе­ственные интер­претационные цепи, являющиеся, в свою очередь, самостоятельными актами творче­ства.

    Рассмотрена проблема определения скрытых заимствований в русском языке кон­ца XX — начала XXI века. Авторы обращают особое внимание на выражения, транс­лирующие смыслы, знаковой «формой» для которых становятся имеющиеся в языке-реципиенте языковые средства. Механизм встраивания семантической кальки в уже существующую модель означивания показан на примере коллокации «как по мне» и ее взаимодействия с исконно русским маркером личного мнения «по мне», обладающим длительной историей употребления. Проведенное корпусное исследование и кон­текст­ный семантический и сравнительный анализ позволил авторам прийти к сле­дующим вы­водам: коллокация «как по мне» представляет собой кальку с англоамери­канизма «as for me / as to me» и конкурирует с другой формой скрытого заимствования — «для меня» («for me / to me»); сосуществуя в языке-реципиенте с присущим ему выражением «по мне», скрытая калька выглядит структурно-семантическим вари­антом этого выражения с усилительным наращением. Приведены данные опроса носи­телей русского языка, относящих в подавляющем большинстве «как по мне» к просто­речной или сни­женно-разговорной лексике, притом что в речевой практике коллока­ция используется образованными людьми в самых разных функциональных сферах, в том числе в СМИ, переводах художественной литературы и кинодубляже.