СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ

В статье рассматривается расширенная версия идеи о том, что преднамеренная рандомизация (частным случаем которой являются лотереи) может быть полезным инструментом для решения различных социальных и политических проблем, выходящих за рамки второстепенных вопросов. Она способствует обсуждению роли лотерей в социальной и политической жизни тремя способами. Во-первых, в нем утверждается, что рандомизация применима к различным типам задач, а не ограничивается выбором между дискретными альтернативами, как это обычно воспринимается. Это расширяет сферу ее возможного применения, включая, например, задачи, связанные с оценкой или разработкой политики. Во-вторых, в ней описывается множество возможных причин и обоснований для использования социальной рандомизации, что еще больше расширяет применимость лотерей к социальным проблемам. Хотя в философских дискуссиях часто упоминаются нормативные основания для проведения лотерей, такие как равенство, справедливость и эпистемологическая рациональность, существует множество прагматических причин использовать их в социально значимых целях. В-третьих, основываясь на этом разнообразии использования, в статье предлагается эвристический принцип рандомизации по умолчанию, утверждающий, что рандомизация может быть общим подходом к социальным и политическим вопросам, используемым по умолчанию. Рассматривая рандомизацию как средство общего назначения, легче распознать и реализовать потенциал социальной рандомизации и устранить некоторые распространенные аргументы против использования случайного выбора в общественных делах.

В научных кругах и в рамках публичной политики все чаще обсуждается вопрос о возникновении многополярного мирового порядка. Эта дискуссия подкрепляется статистическими данными, историческими свидетельствами и конкретными фактами, которые подчеркивают поляризацию мира и ослабление влияния американской гегемонии. Эти повествования часто описывают текущее состояние мира как переход от одного определенного порядка к другому. Цель данной статьи - критически рассмотреть концепцию мирового порядка, которая служит основой для многих теорий в области глобализации и международных отношений. Критический обзор доминирующих теорий мирового порядка и глобализации показывает, что многие из них предполагают существование регулируемой структуры для воображаемого единства мира, будь то позитивного или негативного. Эта предпосылка является заметной благодаря всепроникающему влиянию эпистемологической антиномии фундаментализма/анти(не)-фундаментализма. Устраняя эту антиномию и деконструируя идею мирового порядка, опираясь на теорию общества риска и космополитизации как новой силы глобальной дифференциации, в этой статье утверждается, что современный мир движется не к новому, заранее установленному порядку, а скорее к состоянию неопределенности и изменчивости. Рост глобальных рисков в последнее время спровоцировал трансформационный процесс, который затронул различные аспекты жизни различных обществ. В этой статье утверждается, что понимание и интерпретация текущего состояния мира требует пересмотра нашей эпистемологии и смещения акцента на неопределенное, которым является риск.

Рецензия на книгу: Малахов В. (2023). Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность. М.: НЛО. - 288 с. ISBN 978-5-4448-2182-4

В статье анализируются основные идеи одного из главных политических философов современности Юргена Хабермаса, изложенные им в его недавней работе «Новая структурная трансформация публичной сферы и делиберативная политика». Несмотря на свой небольшой объем, она дополняет вышедшую в свет более 60 лет назад работу того же автора «Структурное изменение публичной сферы. Исследования относительно категории буржуазного общества». Главным вектором трансформации публичной сферы Хабермас называет появление и взрывной рост влияния новых медиа, которые не просто расширили функционал традиционных источников информации, а ознаменовали собой новую в историческом масштабе веху, сопоставимую с появлением книгопечатания. Как отмечает Хабермас, у этого явления две стороны, и темная пока перевешивает. Например, общеизвестно, что социальные сети обещают каждому, что его голос будет услышан, и это, несомненно, важный шаг в развитии публичной сферы. Тем не менее декларируемая открытость на самом деле скрывает в себе еще большие риски, которые человечеству потребуется «приручить»: во-первых, отсутствие контроля при распространении новостного контента, следствием чего становится рост числа фейковых новостей; во-вторых, появление надгосударственных технокорпораций, использующих алгоритмы для манипулирования своими пользователями; в-третьих, размытие самого понятия «публичная сфера», поскольку продуцируемый пользовательский контент нередко лавирует между частным, приватным и публичным, общественным. Продолжая аналогию с книгопечатанием, Хабермас пишет о том, что с момента изобретения печатного станка до всеобщей грамотности в западных обществах прошло порядка 300 лет, и задается вопросом: сколько же лет потребуется нам, чтобы, по большому счету, научиться жить в эпоху новых медиа?

Статья посвящена проблеме современных исследований художественной культуры и искусства. Ситуация смены методологической парадигмы в социальном и гуманитарном знании в предметной области искусства рассматривается на примере новой монографии российского культуролога, философа и социолога искусства Н. А. Хренова. В книге «Искусство в ситуации культурологического поворота: методологические поиски» осуществляется системный анализ методологических трансформаций в гуманитарных науках. На обширном материале показаны изменения художественной культуры в социальной структуре индустриального и постиндустриального общества. Автор осуществляет критический разбор исторических, социологических, эстетических концепций искусства на этапе перехода от идеи культуры к науке о культуре. Выстраивая систему аргументации, Хренов считает, что наука о культуре, суботраслью которой выступает социология культуры и искусства, становится интеграционным центром гуманитарных наук. В статье обсуждается тезис ученого, что движение от классического искусствоведения в сторону социологии искусства и культурологии отвечает запросу на интеграцию различных дисциплин в современном гуманитарном знании. Положения и идеи, выдвигаемые в монографии, позволяют рассмотреть взаимоотношение культурологической рефлексии и искусствознания в общей ситуации обновления теоретико-методологического инструментария исследований искусства.

Интенсификация воздействия человека на среду, прогрессирующее глобальное неравенство и обостряющееся противостояние ресурсной логике восприятия природы привели к оформлению в начале XXI века дискурса об экстрактивизме - особой форме общественных отношений, приводящей к превращению развития в эксплуатацию ресурса с отчуждением локальных акторов (сообществ, людей, компаний и даже государств) от производящейся прибыли, вывозимой с территории, где этот ресурс находится. Концепция экстрактивизма распространилась за пределы изначальной тематики (от природных к ресурсам человеческого таланта, данных, зеленого регулирования и мн. др.) и подверглась обильной и разнообразной рефлексии использовавших ее представителей разных дисциплин. Описанные на латиноамериканском материале практики были обнаружены в других частях света, в том числе в скрытых, мимикрирующих под экологически и социально ответственное развитие формах. Расширенная концепция экстрактивизма претендует на роль еще одного большого обобщающего множество процессов понятия, сводящего постмодерное развитие к обновляющему и цементирующему существующие социальные расколы производству ресурсных периферий не только на бывших колониальных окраинах, но и в староосвоенных ядрах стран развитого капитализма. Воображаемая пустота новых ресурсных хинтерландов стала новым механизмом исключения растущих уязвимых групп из распределения прибыли, производящейся в глобальных цепочках добавленной стоимости.

В статье предпринимается попытка выделить из обширного творчества Бруно Латура последовательную теоретическую программу, получившую от него название «композиционизм». Целью композиционизма стоит считать выведение процедуры составления «общего мира», который понимается как форма реальности, способная обеспечить максимально благоприятные условия жизни для максимального числа составляющих ее агентов. Статья состоит из двух частей. В первой из них обозначаются теоретические особенности становления композиционистского проекта в контексте развития политической мысли Латура в период с 1980-х по 2010-е годы. Будучи впервые сформулирована в книге «Политики природы», дабы найти альтернативу миру, составленному господствующей и по сей день Конституцией Нового времени, или Модерна, теория композиционизма постепенно развивалась на протяжении всей дальнейшей академической карьеры Латура. Первой попыткой предложить подход к реализации идеи композиции общего мира стоит считать «Парламент вещей». Позже, в 2000-х годах, Латур во многом пересмотрит свой политический проект. Обратившись к традиции прямой демократии, он попытается сделать его более эмпирическим. Так на свет появится «объектно-ориентированная политика», или же Dingpolitik, неотъемлемой частью которой стоит считать также и описанный в «Исследовании модусов существования» политический тип высказывания [POL], всегда строящийся вокруг вещей. Во второй части статьи содержится попытка применения выделенного теоретического аппарата к интерпретации поздних работ Латура, посвященных проблеме климатического кризиса. Среди них исследование Où Atterrir? («Где приземлиться?»), воплотившее в себе, как стоит считать, позитивный проект по преодолению «политического оцепенения» перед лицом климатической угрозы.

В фокусе статьи находится вопрос о том, как социокультурная модернизация, в частности постепенное распространение эмансипативных (или постматериалистических) ценностных ориентаций, связана с экологическими установками в сравнительной перспективе. На основе эволюционной теории модернизации, предложенной Р. Инглхартом и К. Вельцелем, мы разрабатываем социологическую модель формирования экологических установок, комбинирующую перспективы микро- и макроуровней, а также учитывающую как субъективные, так и объективные факторы. Мы проверяем гипотезы, выведенные из этой модели, используя многоуровневый регрессионный анализ и данные опросов общественного мнения, проводившихся в рамках пятой волны Европейского исследования ценностей (2017-2020 гг.; N = 56,368), а также социально-экономическую статистику по 30 европейским странам. Наши результаты показывают, что как индивидуальная приверженность эмансипативным ценностям, так и распространенность этого типа ориентаций в обществе в целом статистически значимо и положительно коррелируют с выраженностью проэкологических взглядов на соответствующих уровнях - в большей степени на страновом, но и на индивидуальном уровне ценности являются наиболее важным предиктором экологических установок. Кроме того, имеет место межуровневое взаимодействие: чем в большей степени в конкретной стране распространены эмансипативные ориентации, тем сильнее в ней связь личных ценностей и отношения к проблемам окружающей среды. Вместе с тем выраженность проэкологических взглядов несколько снижается с возрастом и растет по мере увеличения уровней образования и дохода. Это показывает, что модернизационные процессы способствуют развитию бережного и внимательного отношения к природе не только за счет ценностного сдвига, но и посредством других механизмов, а именно через расширение доступных ресурсов действия.

В статье анализируется учение В. Зомбарта о генезисе и социальной сущности капитализма в аспекте культуркритики. Критика техники выделяется как специальный дискурс внутри культуркритики. Первая гипотеза заключается в том, что критика техники Зомбарта есть критика современного капитализма и требует рассмотрения в контексте фундаментальных философских и социологических дискуссий вокруг трансформации роли техники в культуре Германии накануне Первой мировой войны. Идеальный тип критики техники определяется инструментальной трактовкой техники и убеждением в том, что механизация и массовизация современного общества, отчуждение труда, психологическая деградация etc. суть следствия инверсии отношения «назначение/средство». Вторая гипотеза заключается в том, что Зомбарт предлагает версию «другого модерна», которая означает попытку поставить технику на службу буржуазному порядку посредством ее подчинения этическим принципам. Принятие достижений техники сопровождается беспокойством по поводу ее негативного воздействия на общественную и частную сферу. Доклад «Техника и культура» (1910) ставит проблему «культурной ценности техники», дает определение отношений между отдельными явлениями модерной культуры и предлагает баланс ценностей. Третья гипотеза связана с объяснением этой версии «другого модерна» компенсаторным интересом (она не отвергает индустриализацию как таковую, а указывает на требующие исправления дефекты развития позднекапиталистического общества). В исследовании выделяются две различные диахронные парадигмы в консервативной мысли Германии до Первой мировой войны и, соответственно, в период Интербеллума: 1) культурпессимистическая парадигма компенсации (кризисных явлений модерна) и 2) проактивная парадигма в смысле инициативной и деятельной вовлеченности, задающей новые ориентиры в осмыслении самих фундаментальных условий модерна. В 1920-1930-е годы зомбартовская критика капитализма преодолевает культуркритическую установку и демонстрирует черты проактивного модернизма («немецкий социализм» с плановой экономикой и технократическим менеджментом в интересах общего).

В статье на основе анализа политических сочинений Макиавелли «Рассуждения на первую декаду Тита Ливия», «Государь» и «История Флоренции» показано, что неоднократно предпринимавшиеся на протяжении нескольких последний десятилетий такими эрудитами, как Антонио Негри, Джон Маккормик, Агнес Хеллер, Клод Лефор и Стивен Смит, попытки объявить Макиавелли поклонником радикальной демократии или же пророком современной демократической политики и даже «плебейского принципа» в политике, не находят ни идейного, ни терминологического подтверждения в работах флорентийского мыслителя. Отмечается, что одно из центральных мест в политическом мышлении Макиавелли занимает идея смешанного образа правления, заимствованная им из классической политической традиции и имеющая в силу этого по преимуществу досовременное происхождение. В свою очередь, попытки сделать из Макиавелли сторонника радикальной демократии в современном духе рассматриваются в статье как преподносящие идейное наследие великого флорентийца в сильно искаженном виде и продиктованные в первую очередь стремлением ряда современных авторов вычленить его политические идеи и концепции из исторического контекста их формирования и развития и поместить их в чуждую им интеллектуальную и культурную среду ради того, чтобы придать им злободневные политико-полемические смысловые коннотации.

Структурный функционализм Толкотта Парсонса - обязательный структурный элемент работ по истории и теории социологии: с одной стороны, постулируется и обосновывается его вклад в развитие макросоциологической версии теоретизирования в контексте «парадигмы социальных дефиниций», родоначальником которой считается Эмиль Дюркгейм (понятия социального факта, социального института, механической и органической социальной солидарности, объективного научного метода и т. д.). С другой стороны, в реконструкцию концепции Парсонса неизменно встроены критические аргументы, суть и объем которых варьируют от кратких упоминаний чрезмерной абстрактности (телеологичности) и даже утопичности предложенной схемы до развернутых цитат из многочисленных работ представителей тех исследовательских направлений, развитие которых в значительной степени отталкивалось от несогласия с конкретными постулатами или с общей логикой рассуждений Парсонса о структуре социальной системы и сути социального действия (как правило, здесь обязательно упоминаются представители теории конфликтов). Подобный формат презентации парсоновского наследия стал общепринятым, и потому несколько неожиданным оказалось наметившееся в последние два десятилетия возрождение интереса к идеям Парсонса, прежде всего, к понятию социетального сообщества, причем в весьма практико-эмпирическом ключе, в работах Джузеппе Скиортино (с соавторами). Признавая объективную невозможность вместить в ограниченный объем статьи все связанные с этим сюжетом тематические линии, аргументы и источники, а также высокую вероятность субъективных смещений в их реконструкции и интерпретации, автор предпринимает попытку представить общую аргументацию Скиортино, начиная с отвержения избыточно упрощенного историко-критического восприятия наследия Парсонса и попыток систематизировать те его теоретические построения, что требуют лишь некоторого уточнения для применения в изучении современных социальных реалий, и заканчивая обозначением тех областей теоретического и эмпирического социологического анализа, где парсоновская модель социетального сообщества обладает очевидным эвристическим (и даже гуманистическим) потенциалом, несмотря на свои общепризнанные ограничения.

Городские конфликты принято анализировать в пространственном ключе - как оспаривание несколькими сторонами притязаний друг друга на право трансформировать физические или символические аспекты городского пространства. Однако конфликты по определению разворачиваются не только в пространстве, но и во времени: как последовательность связанных между собой событий определенной продолжительности. В настоящей статье, опираясь на «социологию процессуальности» Эндрю Эббота и методологию анализа конфликтных эпизодов, рассматривается одно из темпоральных измерений городских конфликтов - упорядоченность действий во времени (sequencing). Подбор аналитических инструментов для анализа событийных последовательностей осуществляется с учетом их ключевых особенностей: «эффекта колеи» (зависимости текущей ситуации от прошлых состояний процесса) и «плюрисектальности» (неоднократного повтора одних и тех же стадий в эпизоде конфликта). Анализ городских конфликтных эпизодов выступает инструментом, позволяющим отследить взаимодействия между оспаривающей стороной (активными горожанами) и инициаторами проектов трансформации городской территории (застройщиками и публичной властью) с учетом вмешательства «четвертой стороны», выступающей в роли медиатора или союзника основных участников конфликта. Выстроенная в этой логике база данных о городских конфликтах в российских городах-миллионниках позволяет рассмотреть последовательности более пристально и провести разведочный анализ вариации в них. Собранные данные о 259 конфликтах демонстрируют, что между городами и типами конфликтов есть существенные различия в средних оценках продолжительности, длины действий и интенсивности конфликтов. Анализ последовательностей в конфликтах по поводу застройки рекреационных зон и уплотнительной застройки также свидетельствует о значительном разнообразии содержания конфликтных эпизодов, однако общим является активная роль горожан и публичной власти при значительно меньшей доле действий застройщиков и четвертой стороны. Половина последовательностей является короткой (до 5-6 действий), в то время как продолжительные эпизоды с большим числом действий несколько повышают вероятность благоприятного для жителей исхода. Исследование вносит вклад в дискуссию о паттернах городских конфликтов и их темпоральные аспекты.

Взаимодействия власти и активистов - распространенный сюжет в исследованиях общественных движений. При этом власти зачастую рассматриваются как «монолит» и изучаются как адресат действий активистов, влияющий на исход городского конфликта. Вместе с тем представители власти часто демонстрируют различные интересы и разную степень вовлеченности в решении городских конфликтов. Анализ массива данных о динамике городских конфликтов в российских городах-миллионниках показал, что ключевые чиновники исполнительной власти регионов и городов (губернаторы, вице-губернаторы и мэры) предпринимают попытки разрешить городской конфликт реже, чем местные или региональные депутаты. Опираясь на социологическую традицию изучения коалиций общественных движений (Van Dyke; Diani; Sterns and Almeida; Jasper and Duyvendak), в данной статье мы анализируем причины, по которым ключевые чиновники исполнительной власти принимают решение поддержать активистов в городском конфликте в контексте централизованного государства. Исследование базируется на материалах 97 полуструктурированных интервью с участниками градозащитных и экологических локальных конфликтов, а также экспертами в пяти городах-миллионниках: Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Нижнем Новгороде и Казани. Мы рассматриваем случаи поддержки активистов чиновниками как примеры коалиций типа «публичная власть - социальное движение» (state actor-social movement): в рамках таких коалиций чиновники предоставляют свои организационные ресурсы и влияние для достижения целей общественного движения. В результате анализа авторы выделили шесть причин, по которым губернаторы, вице-губернаторы и мэры городов могут поддержать активистов: (1) общественный резонанс, созданный активистами вокруг символически значимого объекта; (2) изменения в экономической и политической конъюнктуре; (3) угроза санкций или вмешательство со стороны федеральных чиновников; (4) близость выборов и/или необходимость поддержать политическую репутацию; (5) использование городских конфликтов для аппаратной борьбы; (6) эмоции и симпатии представителей исполнительной власти.

В статье представлены результаты исследования условий трансферта полномочий в сфере градостроительства с местного уровня на региональный. В конце 2014 года был принят федеральный закон, который позволил регионам брать на себя полномочия, ранее считавшиеся уникальной муниципальной зоной ответственности (разработка и принятие генеральных планов, норм межевания, правил землепользования и застройки). Исследование рассматривает, способствовали ли передаче градостроительных полномочий представленность интересов застройщиков в местной и региональной ассамблеях, партии «Единая Россия» в городской ассамблее, а также бюджетная обеспеченность города. Опираясь на метод качественного сравнительного анализа (QCA), мы доказываем, что, вопреки ожиданию, преобладание депутатов-застройщиков в составе городского представительного органа не стало необходимым условием для защиты муниципальных полномочий в части градостроительства. Напротив, доминирование застройщиков среди депутатского корпуса города и региона способствовало трансферту полномочий. Результаты также показывают, что преобладание партии «Единая Россия» в составе городской ассамблеи послужило институциональным дисциплинирующим инструментом по консолидации депутатов для передачи полномочий на региональный уровень. Большие бюджетные возможности муниципалитета также оказались необходимым условием для централизации градостроительных полномочий.

В статье представлен анализ инструмента градостроительного планирования - Правил землепользования и застройки (ПЗЗ), который является ключевым элементом российской градостроительной реформы 2000-х годов. Основная проблема в работе городского права и планирования - высокая изменчивость норм, которая ставит под сомнение их легитимность, поскольку они перестают регулировать отношения, а лишь описывают их. В результате встает ряд вопросов. Как возникает динамика норм и почему инструмент регулирования, который предсказуемо работал в зарубежной практике, при внедрении в российскую практику начинает вести себя иначе? Как инструмент ПЗЗ изменяется в ходе градостроительной реформы и как его действие структурирует ход реформы? Зависит ли это от его структуры или от тех концептуальных оснований, на которые он опирается? Как способ работы ПЗЗ связан с их переносом из неолиберальной экономической системы в постсоциалистическую, что это говорит об особенностях постсоциализма? Существующие исследования в области институционального анализа не дают ответов на эти вопросы, но позволяют рассматривать способы упорядочивания социальных отношений в конкретных ситуациях. На материале опубликованных документов, полевых исследований, в том числе глубинных и экспертных интервью, включенных наблюдений, в статье представлена попытка предложить альтернативный способ описания работы ПЗЗ. В отличие от неоинституционализма, акторно-сетевая теория и социальная топология предлагают концепт координации, позволяющий рассматривать работу инструмента ПЗЗ как координацию процессов на четырех уровнях: (1) согласования локальных интересов с помощью технических элементов ПЗЗ; (2) адаптации новых инструментов управления на уровне государства; (3) синхронизации различных реформ и процессов изменений; и (4) совмещения различных эпистемологических перспектив. Предложенный подход показывает, что высокая изменчивость норм ПЗЗ связана с различными способами их использования: от локальных взаимодействий до проектирования и реализации реформ с акцентом на временной синхронизации различных процессов.