Статья: ВСЕПОДДАННЕЙШИЕ ОТЧЕТЫ ОРЕНБУРГСКИХ ВОЕННЫХ ГУБЕРНАТОРОВ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА В АДМИНИСТРАТИВНОЙ ПРАКТИКЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (2022)

В предлагаемой рецензии дается обзор монографии доктора исторических наук, профессора Санкт-Петербургского государственного университета А. С. Пученкова «Первый год Добровольческой армии: от возникновения “Алексеевской организации” до образования Вооруженных Сил на Юге России (ноябрь 1917–декабрь 1918 года)», вышедшей в 2021 г. в издательстве «Владимир Даль» в Санкт-Петербурге. Предполагается, что это начало кропотливого поэтапного исследования внутренней жизни Добровольческой армии на всем протяжении Гражданской войны, но пока что автор сосредоточился на первом годе существования данной армии и военно-политического движения. В изданном труде А. С. Пученкова даны тонкие психологические портреты вождей Добровольческой армии, проанализированы их взаимоотношения, а также влияние этих взаимоотношений на политику Белого движения и на практику его борьбы. Большое внимание уделено взаимоотношениям между лидерами добровольческого движения и белого казачьего движения, хотя конфликт между ними достиг своего апогея уже в 1919 г. Описывая ход военных действий на Юге России в 1918 г., автор осветил многие до сих пор слабо изученные вопросы — ситуацию на Кубани внутри советских сил, конфликт между партийным руководством и главкомом И. Л. Сорокиным. В целом работа отличается большой точностью в деталях и привлечением значительного корпуса источникового материала

Впервые публикуются два послания бия (правителя Большой Ногайской Орды) Каная 1637 г. Он был посажен в астраханскую тюрьму по малообоснованному обвинению в контактах с калмыками. В течение нескольких лет он убеждал местных воевод и царя Михаила Федоровича в своей невиновности, умоляя освободить его из заточения. Очевидно, публикуемые грамоты являются последними прижизненными письмами Каная — во всяком случае, сохранившимися в архиве. Оба документа отложились в комплексе документов Посольского приказа XVII в. и впоследствии вошли в фонд 127 «Сношения России с ногайскими татарами» Российского государственного архива древних актов. В следующем году Канай умер, так и не обретя свободы. После этого московское правительство и местные управленцы уже не считали целесообразным помогать ногаям реанимировать их административную систему. Подобострастный тон публикуемых здесь документов, перечисление невзгод, ссылки на враждебность ногайской элиты — все это иллюстрирует последний этап существования некогда могущественной Ногайской Орды, которая находилась в то время в стадии полного распада. Публикация факсимиле посланий сопровождается транскрипцией и двумя переводами на русский язык: сделанным в XVII в. и современным.

Цель статьи — рассмотреть возможные варианты развития событий на территории Центральной Евразии в XV–XVIII вв., касающиеся взаимоотношений наследников Золотой Орды (Улуса Джучи) и Московской Руси, которые не были реализованы, и их интерпретацию (включая ее причины) в современной историографии. Рассуждения автора базируются преимущественно на материалах дипломатической переписки между правителями указанных государств и анализе исследовательской литературы по проблематике. Автор приходит к выводу, что строгой предопределенности в реализации той версии событий, которая имела место, не было. В отношении же оформления исторического нарратива этих реализованных событий автор, напротив, прослеживает некую печальную предопределенность, вызванную, по его мнению, имперской сутью государства — «спонсора» историописания данных событий. По мнению автора, одним из важнейших двигателей развития исторических событий в том или ином направлении являются личные амбиции отдельных людей, но отнюдь не разноплановые «объективные» факторы — вроде развития производительных сил общества. Акцентируется внимание на необходимости изучения психологических моментов, влияющих на то или иное историческое событие, на включении психологии в пространство исторических исследований

Проблема «золотоордынского наследия» в истории России, технологии инкорпорации иноверцев в состав православного Русского государства продолжают оставаться актуальными вопросами отечественной историографии. Обращение к работам исследователей и анализ источников позволяют высказать сомнение в обусловленности российской экспансии в восточном и южном направлениях лишь стремлением к обладанию бывшими владениями Улуса Джучи для повышения своего престижа. Внешняя политика России в этих направлениях прежде всего была связана с текущими потребностями государства. Умелое использование российским правительством татарских технологий осуществления власти, понятных для покоренных народов, ранее находившихся под властью Джучидов, способствовало довольно быстрому распространению среди большинства из них представлений о своем российском подданстве и о русском монархе как их законном государе. Значимую роль в распространении этой идеи среди новых подданных играла прослойка служилых татар. Особое положение Крымского ханства среди прочих татарских юртов, обусловленное османским протекторатом, продлило время существования этого государства, но не спасло его от поглощения Россией. Падение Крымского ханства не было предопределено изначально, однако сложившаяся к концу XVIII в. ситуация сделало это неизбежным

В статье на основе предложенных редакцией журнала «Новое прошлое /The New Past» вопросов для дискуссии рассматриваются основные тенденции изучения взаимоотношений Московской Руси и пост-ордынских государств в раннее Новое время. Отталкиваясь от достижений современной отечественной историографии (работ А. Л. Хорошкевич, В. В. Трепавлова, И. В. Зайцева, А. В. Белякова и других), автор рассматривает проблему т. н. политического наследия Золотой Орды, предлагая отделять реальное политическое наследство, выразившееся в подчинении бывших ордынских улусов, от наследия идеологического, которое никогда не существовало в виде оформленной внешнеполитической концепции. Отмечая актуализацию золотоордынского нарратива в общественном сознании после 1991 г. и появление новых, позитивных по сравнению с прошлым, коннотаций в его оценке, автор подчеркивает, что в то же время этот нарратив не особенно сочетается с политикой исторической памяти современного российского государства, которая концентрируется на военных победах и триумфах прошлого.

Публикация подготовлена в плане актуальной дискуссии о судьбах приграничных славяно-тюркских взаимоотношений как очень противоречивых и многогранных. Показаны разноплановость интересов с обеих сторон, разграничение и взаимосвязь оседлого и кочевого мира. Обозначен т. н. «интерстадиал» (лат. «зазор между ступенями») как практически непременный этап вхождения ханств, орд и родоплеменных структур в состав Российского государства. Подчеркнут разноуровневый характер общения в сферах власти и дипломатии, боевой конкуренции и в личных контактах, непременных в соседних этносах. Привлечены примеры перехода от Астраханского ханства к российскому Астраханскому воеводству. Как любопытные предметы для рассмотрения предстают менявшие друг друга ситуации «войн» и «мира», положения «свои — чужие» в необычных вариантах «свои, осевшие среди чужих» и «чужие, но все более близкие к своим». Некоторые ситуации пока еще малоизучены: об особых интересах Османской Турции на Дону и на Волге, о мирном курултае на р. Казанке в середине августа 1551 г., о традициях трактовок давних событий, переживших столетия до наших дней и др

Политика России на постордынском пространстве являлась продолжением тех отношений, которые сложились у славян со степняками еще в домонгольский период. Новым стало то, что русские не ограничились отражением нападений противника, но, собрав достаточно сил, начали наступление и вели войну до полной победы и включения вражеской территории в состав своего государства. Это диктовалось необходимостью предотвратить возможность восстановления Золотой Орды и возобновления агрессии. Потребности обеспечения безопасности страны имели приоритет, обстоятельства же экономического характера существенной роли не играли. Россия не являлась наследницей Золотой Орды, но участвовала в борьбе за доминирование на востоке Европы. Это была борьба за существование независимого Российского государства и отвечала интересам всего русского общества. К середине XIX в. все бывшие улусы Золотой Орды оказались под властью России. Присвоение Иваном IV царского титула было статусным явлением, не связанным с восточной политикой страны. Завоевание Казани и Астрахани повысило авторитет русского правительства, многие представители татарской элиты поступили на службу. Появление новых подданных и служилых людей из нерусского населения усиливало Россию. Ликвидация всех постордынских государств и поглощение их Россией стало закономерным следствием протекавших в XVI–XVIII вв. на востоке Европы политических процессов

Цель настоящей работы состоит в анализе диалогической составляющей творчества аргентинского постмодернистского писателя Мануэля Пуига, на литературный стиль которого особое влияние оказал кинематограф. В статье рассматриваются ставшие характерными для М. Пуига диалоги без авторского слова, а также монологические высказывания от первого лица (преимущественно письма), с помощью которых также выстраивается диалог между героями. Теоретическим основанием послужили работы отечественных исследователей в области художественной речи и зарубежные труды, посвященные творчеству М. Пуига. В статье показано, что диалог в романах М. Пуига представляет собой столкновение разных мировоззрений, двигающее сюжет и подталкивающее героев к развитию; диалог также является основным средством достижения понимания Другого и Я. Сделан вывод о том, что диалогизм в сюжетно-художественной системе проявляется не только на уровне повествовательных и композиционных форм, но и на уровне текста как целого, являясь основой бытийности литературного произведения. Автор вступает в опосредованный диалог с читателем через обращенность монологических высказываний к невидимому собеседнику и введение фигуры «молчаливого наблюдателя» в диалогах.

The article based on A. N. Yakhontov’s documents examines the problems of relations between the center and the Finnish borderlands in the Russian government at the turn of the 19th–20th centuries and, in more detail, during the first year of the Great War. A. N. Yakhontov held the post of assistant to the administrator of the Council of Ministers during the difficult period of the beginning of the War, retreat at the RussianGerman front, and mobilization of the economy. As the documents show, the work of the Council of Ministers was hampered by numerous conflicts, both external and internal. The relationship between the Council of Ministers as the government of the Empire and the authorities of the Grand Duchy, represented by the Minister of State, the GovernorGeneral and the Senate of Finland was not regulated in detail. As Yakhontov’s materials clearly demonstrate, decisions were made largely on the basis of military and strategic considerations, the economic needs of the country at war, and accepted bureaucratic practices. An important factor in the relationship between Petersburg–Petrograd and Helsingfors was the international trade: issues of transit, Triple Entente military cargo and exports from Russia to Scandinavia

В существующей литературе понятие «русофобия», как правило, используется в неотрефлектированном виде, для обозначения крайне разнородных явлений. В статье на материале обширного корпуса англоязычной печати XIX в. исследуется содержание понятий «русофобия», «русофоб» и т. д. в Англии и США. О «русофобии» (в значении «необоснованный страх перед русской угрозой») чаще всего говорили радикалы в контексте осуждения милитаризма и колониальной политики. В консервативной печати осуждение «русофобии» как фантомного страха могло сочетаться с признанием реальности русской угрозы. Во время Восточного кризиса 1876–1878 гг. и позже «русофобами» именовались по преимуществу тори, а в качестве критиков «русофобии» выступала наиболее влиятельная часть либералов во главе с У. Гладстоном. Особую группу среди причислявшихся к «русофобам» составляли идейные либералы и демократы, сочувствовавшие национально-освободительным движениям в Европе, прежде всего польскому, итальянскому и венгерскому. После 1878 г. накал полемики вокруг «русофобии» снова спадает, а сама полемика, как и перед Восточным кризисом, касается главным образом русской политики в Азии. В американской печати о «русофобии» говорилось сравнительно редко, и почти всегда по поводу английской политики. Слово «русомания» в британской печати использовалось либо как синоним политической «русофобии», либо, напротив, политической «русофилии». В Америке конца XIX в. оно получило новое значение: увлечение русской культурой

Статья посвящена обстоятельствам создания и бытования двух сочинений по древней и новой истории Крыма и Приазовья, написанных профессорами Петербургской академии наук Т. З. Байером и Г. Ф. В. Юнкером в 1736–1737 гг. Работы появились в разгар русско-турецкой войны, что придало им еще большую остроту, а принадлежность авторов к негласной rei publicae litterariae ввело в канон европейской научной литературы. При этом Байер и Юнкер показали разные исследовательские подходы: первый, будучи «кабинетным» ученым, привлек труды классиков и проследил историю края с древности до начала XVIII в., второй описал современное его состояние, которое видел сам. Работы имели разную судьбу: «Азовская история» Байера была сразу опубликована и вошла в гимназическую программу как образцовый «русский автор», а из сочинения Юнкера напечатали лишь отрывок спустя тридцать лет. В данной статье обе работы впервые проанализированы вместе, для чего использованы неизвестные ранее архивные материалы, в том числе две авторские редакции труда Юнкера. Исторические сочинения Байера и Юнкера рассказывают о регионе, имевшем немалое научное и стратегическое значение для Российской империи

В статье рассматривается вопрос об истории изучения завоевании Казанского ханства и влияние идеологии на историографический процесс. В отечественной историографии сложились различные концепции по этой проблеме. Первая, широко распространенная в державной российской и советской историографии, утверждает, что завоевание Казани и Поволжья Русским царством было вызвано необходимостью и имело целью обезопасить свои границы от татарских вторжений, разорявших русские земли; само завоевание было целиком прогрессивным явлением и принесло народам Поволжья процветание, приобщив их к высокой русской культуре. Данная концепция не просто опирается на поддержку государства, но и является важнейшей часть державной идеологии. Вторая сложилась в татарской историографии еще во второй половине XIX в. и распространилась в российской либеральной историографии в 1920-е и 1990–2000-е гг., утверждая мысль о захватнической внешней политике Русского царства и колониальном характере порабощения народов Поволжья. Становление многонациональной России как демократического федеративного государства предполагает выработку иных, чем в империи, концепций своего возникновения, которые смогут представить более сложный и многомерный взгляд на историю

На протяжении всей истории в Русском государстве происходило постепенное обновление социальной элиты, в том числе за счет успешной адаптации представителей иных этносов. При этом выходцы с Востока всегда обладали в России высоким статусом. В случае перехода в православие дети и внуки «природных» государей и глав родоплеменных объединений успешно инкорпорировались в русскую служилую знать. Однако со временем ситуация стала меняться в сторону постепенной «девальвации» подобных аристократов. Она выражалась не только в значительном сокращении их материального содержания, но и в облегчении режима предоставления ими доказательств своих прав на княжеское достоинство. Данная проблема еще не рассматривалась в историографии. Статья посвящена истории одной из таких семей — ногайских выходцев князей Ураковых. На основе критического анализа дела о причислении к дворянству, инициированного одним из представителей рода в начале XIX в., был сделан вывод о том, что большинство из князей Ураковых на самом деле не имели прав на княжеское достоинство и не принадлежали к этой династии. Предоставленные ими документы были сфальсифицированы.

В статье анализируется история суда над казахским султаном Бараком, осуществленного четырьмя народными судьями — биями (1748 г.). Этот суд представляется весьма ярким примером кризиса ханского правосудия в тюрко-монгольских государствах, и в Казахской степи в частности, поскольку в его рамках был нарушен принцип рассмотрения дел ханов и султанов (прямых потомков Чингис-хана) только членами ханского же рода. В статье проводится ретроспективный историко-правовой анализ судебных процессов над членами рода Чингизидов в тюрко-монгольских государствах, а также выявляются причины постепенного упадка системы имперских судов в государствах — наследниках Монгольской империи и Золотой Орды, в т. ч. в Казахском ханстве и казахских жузах в XVII–XVIII вв. Источниками исследования выступают исторические хроники и летописи Средних веков и Нового времени, а также российская имперская официальная документация, отражающая существенные изменения в политической и правовой жизни в казахских жузах первой половины XVIII в., в т. ч. традиционных институтов власти, управления и суда, унаследованных Казахским ханством от Золотой Орды

Убийства послов в постордынской международной политике были чрезвычайно редким случаем, особенно в сравнении с нападениями, кражами, вымогательствами и мошенничествами. Один из таких казусов произошел с русским послом Третьяком Чебуковым в Сибири в 1573 г. В результате он вызвал идущую уже более 50 лет дискуссию о причинах и целях самого посольства, а также собственно убийства посла и его последствиях. Анализ немногочисленных источников показывает, что Третьяк Чебуков, хотя и известен по своей миссии в Искер к хану Кучуму в 1571 г., спустя два года был отправлен на переговоры в казахские степи, что актуализирует вопрос о времени и причинах установления русско-казахских отношений. Его смерть при этом не связана напрямую с прекращением московскосибирских переговоров, а скорее была следствием неудачно выбранного маршрута, в результате чего дипломатическая миссия встретила на пути отряд Маметкула, племянника хана Кучума и главного полководца Сибирского ханства, отправленного в поход на Чусовую и Пермь Великую. При этом сам факт убийства не повлек за собой политической реакции со стороны Ивана IV, если не считать таковой вскоре последовавшую передачу земель на Тахчее и Тоболе Строгановым для их дальнейшего освоения, что, однако, в тех условиях выполнить не удалось

Статья посвящена объяснению встречающихся в «Казанской истории», известном русском источнике XVI в., трех определений, примененных по отношению к казанскому князю Чуре Нарыкову, ставшему под именем Чуры (Шоры) батыра главным героем распространенного у ряда тюркских народов специального дастана. Это понятия «большой князь», «волостель» и «воевода». Под ними на самом деле скрываются тюркские термины «улубий», «карачабек» и «батыр», связанные с социально-политической структурой Казанского ханства как одного из позднезолотоордынских юртов, унаследовавшего эту структуру от эпохи Золотой Орды. Она базировалась на клановых принципах, и в случае Чуры Нарыкова мы имеем дело с вождем клана аргын — одного из четырех правивших первоначальных татарских кланов Казанского ханства, связанных еще с ханом Тохтамышем. В целом детальное изучение содержащихся в «Казанской истории» названных трех исторических понятий позволяет заключить, что данный источник нуждается в дальнейшем анализе, поскольку содержит уникальные сведения

В статье рассматривается история «казанского вопроса» в международных отношениях в Восточной Европе 1530-х гг. Показано, как эта внешнеполитическая проблематика из локальной переросла в региональную, в решение которой оказались втянуты Ногайская Орда, Астраханское ханство, Крымское ханство и Великое княжество Литовское. В работе анализируются сохранившиеся фрагменты казанско-литовской переписки. Оспаривается изменение датировки одного из посланий, предложенное К. Ю. Ерусалимским. Делается итоговый вывод, что попытка привлечь к русско-казанским отношениям Вильно, предпринятая Сафа-Гиреем, оказалась не очень удачной. Ногайская Орда в конфликте между Москвой и Казанью не сделала окончательного выбора. Часть кочевой знати участвовала в нападениях на русские земли, а часть, напротив, настаивала на замирении противоборствующих сторон. Особое внимание уделено дипломатическому маневрированию казанского хана Сафа-Гирея. Используя переговоры, намеренно их затягивая, он смог добиться сохранения оборонного потенциала Казани, не отдав русским городской артиллерии. Наиболее действенным стало вмешательство крымского хана СахибГирея, принудившего стороны к перемирию. Однако мирные переговоры были сорваны казанским ханом Сафа-Гиреем, и конфликт перешел в необратимую фазу

Распад Золотой Орды (Улуса Джучи) показан в статье как следствие многочисленных исторических ситуаций, возникших на обширном пространстве Евразии. Статья также посвящена выявлению тенденций, связанных с возникновением и развитием постордынских ханств, образовавшихся после распада Улуса Джучи. Показано, что возникшие на территории бывшей Золотой Орды «наследные» ханства продолжили золотоордынские этнополитические и культурно-цивилизационные традиции. Сделан вывод о том, что при всех реликтах единства Золотой Орды нельзя не видеть усиливавшуюся тенденцию к взаимному отдалению постордынских государств друг от друга. Выявленные авторами противоречивые тенденции развития ханств представлены на фоне отношений «нового» тюрко-татарского мира с Московским (Российским) государством. Стороны активно влияли друг на друга не только в военном отношении. В середине XVI в., с завоеванием Казанского ханства, начался новый этап во взаимоотношениях Москвы и постордынских ханств, амбивалентные оценки которых органично отразились в русской литературе второй половины XVI–XVII вв., включая популярную в российском обществе «Казанскую историю»