На примере Дальневосточного федерального округа поднимается вопрос о значении и роли Институтов Конфуция, культурно-образовательных учреждений, создаваемых c 2004 г. Китайской Народной Республикой (КНР) в разных странах для обучения их граждан китайскому языку и знакомству с китайской национальной культурой. Актуальность исследования связана с участившейся критикой этих образовательных организаций, обусловленной присущей им двойственной ролью. С одной стороны, Институты Конфуция являются типичным инструментом «мягкой силы», способной создать привлекательный образ Китая и усилить его влияние в мире с помощью международных связей в сфере культуры и образования. С другой стороны, в деятельности Институтов Конфуция прослеживаются функции «жесткой силы», позволяющие Китаю реализовывать стратегические задачи в других областях, совершенно не связанных с образованием и культурой, что вызывает упреки в странах-партнерах. Эта проблема особенно актуальна для российского Дальнего Востока, учитывая его близкое соседство с Китаем, большую протяженность российско-китайской границы и сложную демографическую ситуацию на российском Дальнем Востоке.
Цель исследования - выявить, насколько региональные факторы подтверждают справедливость критических замечаний в адрес Институтов Конфуция, и предложить меры, способствующие снижению «жесткого» влияния Китая на Дальневосточный регион. Анализируя деятельность Институтов Конфуция на российском Дальнем Востоке, авторы выделяют три главных аспекта, подтверждающих «жесткую силу» Институтов Конфуция: их вклад в «мирное» освоение Китаем дальневосточных земель, повышение интернационализации китайского высшего образования и содействие развитию национальной культуры. Сделан вывод, что при анализе плюсов и минусов в деятельности Институтов Конфуция важно учитывать экономическую и политическую ситуацию в том регионе, где они работают. В противном случае этим культурно-образовательным учреждениям не избежать обвинений в роли «троянского коня». В ходе исследования были использованы российские и китайские источники, включая аналитические работы и публикации в средствах массовой информации, а также эмпирические наработки авторов.
Идентификаторы и классификаторы
- SCI
- Образование
Институты Конфуция — это некоммерческие учебные заведения, создаваемые Китаем на территории разных стран для обучения их граждан китайскому языку и знакомства с китайской культурой.
Список литературы
1. Bobylo, А. M., & Sevastyanov, S. V. (2016). Russia’s soft power: Asia-Pacific vector. Ojkumena. Regional Researches, (4), 75-85. (In Russian). EDN: XHVXAF
2. Budaev, A. V. (2016). Light and dark sides of China’s “soft power”. E-Journal Public Administration, (54), 106-129. (In Russian). EDN: VODSNZ
3. Byankin, K. Yu. (2014). Confucius Institute and its place in cultural globalization and cultural regionalization of PRC. Rossiya i Kitai: Problemy Strategicheskogo Vzaimodeistviya: Sbornik Vostochnogo Tsentra, (15), 145-149. (In Russian). EDN: SXKNQT
4. Callahan, W. A. (2008). Chinese visions of world order: Post-hegemonic or a new hegemony? International Studies Review, 10(4), 749-761. DOI: 10.1111/j.1468-2486.2008.00830.x
5. Gurulyova, T. L. (2020). Soft power of Chinese education in Russia. Asia and Africa Today, (1), 4-9. (In Russian). ;. DOI: 10.31857/S032150750008158-5 EDN: FBBXFD
6. Hong, Xiaonan, Qiu, Linying, & Lin, Dan. (2013). Guo jia wen hua ruan shi li de gou cheng yao su yu ti sheng zhan lue. Jiang hai xue kan [Components of state cultural soft power and promotion strategy. Jianghai Academic Journal], (001), 202-207. (In Chinese).
7. Lekontseva, K. V. (2010). Confucius Institutes as an instrument of Chinese “soft power”. Vestnik Chitinskogo Gosudarstvennogo Universiteta, (7), 27-31. (In Russian). EDN: MVMAXB
8. Li, Dongfang, & Chen, Jian. (2019). Zhong guo ren min de wei da meng xiang jing shen. Gòngchǎndǎng zázhì [The great dream of the Chinese people. The Communist Party Journal], (9), 8-10. (In Chinese).
9. Li, Xia. (2011). Kongzi xueyuan dui ti sheng wo guo wen hua ruan shi li de ying xiang. Shen zhou Di yi ban [Confucius Institute influence on our country’s cultural soft power promotion. Shenzhou University Journal], (4), 38-43. (In Chinese).
10. Liu, Zaiqi. (2009). Soft power in China’s development strategy. Polis. Political Studies, (4), 149-155. (In Russian). EDN: KYGVRV
11. Mikhalev, A. V. (2017). The concept of “soft power”: A review of approaches in foreign science. Discourse-P, (1), 129-135. (In Russian). EDN: ZGRWNV
12. Mikhnevich, S. V. (2015). The Sage helps the Celestial Empire: Promotion of the Confucius Institutes’ global network as an instrument of the PRC’s soft power policy in the Great Eastern Asia region. International Organizations Research Journal, 10(1), 80-117. ;. DOI: 10.17323/1996-7845-2015-01-61 EDN: UCUGWT
13. Morozova, N. V. (2017). Chinese language spread as a source for Chinese “soft power”. Vestnik RGGU. Seriya: Politologiya. Istoriya. Mezhdunarodnye Otnosheniya. Zarubezhnoe Regionovedenie. Vostokovedenie, (1), 106-112. (In Russian). EDN: YSECEH
14. Nye, J. S. (2004). Soft power: The means to success in world politics. New York: Public Affairs.
15. Nye, J. S. (2011). The future of power. New York: Public Affairs.
16. Pestsov, S. K. (Ed.). (2016). Soft power in the Asia-Pacific context. Theoretical adaptation and national practices. Vladivostok: Dal’nevostochnyi federal’nyi universitet publ. (In Russian). EDN: WZHDHZ
17. Samoilova, M. P., & Lobanova, E. A. (2017). Legal regulation of activity of Confucius Institutions in Russia. Juvenis Scientia, (6), 29-31. (In Russian). EDN: YUONZD
18. Se, Fehnlin, & Elantseva, O. P. (2019). Confucius Institute FEFU and its activities to promote Chinese language and knowledge about China. Ojkumena. Regional Researches, (4), 61-70. (In Russian). EDN: QXBWCD
19. Selezneva, N. V. (2021). Confucius Institutes as a tool of China’s “soft power”: Problems and prospects of development in a new era. China in World and Regional Politics. History and Modernity, 26(26), 291-305. (In Russian). ;. DOI: 10.24412/2618-6888-2021-26-291-305 EDN: PDFMUV
20. Wang, Hongying, & Lu, Yeh-Chung. (2008). The conception of soft power and its policy implications: A comparative study of China and Taiwan. Journal of Contemporary China, 17(56), 425-447. DOI: 10.1080/10670560802000191
21. Wong, Ka-Ho. (2018). Analysis of Chinese narrative of world order and foreign policy: Is China a revisionist or reformist power? Comparative Politics Russia, 9(3), 154-161. EDN: XTKUTZ
22. Wu, Huiyong. (2018). A Confucian holistic world order and China’s vision of a shared future. CLCWeb: Comparative Literature and Culture, 20(2), 2-10. DOI: 10.7771/1481-4374.3232
23. Xu, Yan. (2012). Dui quan qiu hua bei jing xia ti gao guo jia wen hua ruan shi li de zai si kao. Línyí xuéyuàn xuébào [Rethinking national cultural soft power in the context of globalization. Linxi University Journal], (2), 51-55. (In Chinese).
24. Zavyalova, A. A. (2010). Confucius Institutes: Integration or expansion? Vysshee Obrazovanie Segodnya, (9), 54-59. (In Russian). EDN: MVVICP
25. Zhang, Guozuo. (2014). Ruan shi li’ gai nian de you lai. Wǔhàn lǐgōng dàxué xuébào [The origin of the soft power idea. Wuhan University of Technology Journal], (4), 521-538 (In Chinese).
26. Zhang, Xiaoming. (2005). Yue Se Fu Nai de ‘Ruan shi li’ si xiang fen xi. Měiguó yánjiū [Analysis of Joseph Nye’s ideas of soft power. American Studies], (19), 20-36. (In Chinese).
27. Zhang, Xiping. (2007). Jian lun Kongzi xue yuan de ruan shi li gong neng. Hǎiwài hànyǔ [A brief discussion of the soft power function of Confucius Institutes. The Chinese Language Abroad], (3), 25-27. (In Chinese).
Выпуск
Другие статьи выпуска
Для цитирования: Никулин М. А. Рецензия на книгу: Ndzendze B., Marwala T. Artificial Intelligence and International Relations Theories. Singapore: Palgrave Macmillan, 2023. 165 p. // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. 2024. Т. 24, № 3. С. 487–489. https://doi. org/10.22363/2313-0660-2024-24-3-487-489
Для цитирования: Малышева Д. Б. Рецензия на книгу: Центральная Азия как формирующаяся подсистема международных отношений / под ред. К. П. Курылева. Москва: Аспект Пресс, 2024. 312 с. // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. 2024. Т. 24, № 3. С. 483–486. https://doi. org/10.22363/2313-0660-2024-24-3-483-486
Тема прав человека на протяжении нескольких десятилетий представляет собой инструмент давления Запада на Китай, а также служит оправданием внешнеполитических решений (например, введения санкций). Китай в рамках своей дискурсивной политики в последнее время перешел от оборонительной позиции к наступательной, в том числе и по вопросу прав человека. Данная тенденция проанализирована в исследовании на примере трех тем, доминировавших в западном дискурсе в последние годы: Гонконг, Синьцзян-Уйгурский автономный район и методы борьбы с COVID-19. Дискурс Китая не только отстаивает право на собственную модель развития, но и активно указывает на недостатки западных систем. Анализ положений второй главы Конституции КНР, Хартии Европейского союза по правам человека, а также Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод позволил авторам выявить ряд принципиальных отличий в понимании прав человека в Китае и Европе. Несмотря на то что европейские политики позиционируют себя в качестве главных проводников демократических прав и свобод в мире, социологические опросы показывают низкий уровень удовлетворенности респондентов в Великобритании, Германии, Франции и Италии своим экономическим положением, а также тем, как соблюдаются принципы демократии в их странах. Кроме того, установлено, что во многом позиция Европы представляется не принципиальной, а конъюнктурной, поскольку по рассматриваемым темам позиции Китая не изменились, но теперь европейская критика сфокусировалась на «тайваньском вопросе».
Согласно теоретическим исследованиям, вмешательство во внутренние дела и даже подозрения в такого рода действиях приводят к негативным последствиям как для межгосударственных отношений, так и для внутренней политики стран, усиливая поляризацию политической системы и общества ввиду секьюритизации трансграничных связей с предполагаемым инициатором вмешательства. Исследование проверяет эти положения на примере реакции правительства и общества Австралии на совокупность явлений, которые в 2017 г. стали позиционироваться Канберрой как попытка воздействия Китайской Народной Республики (КНР) на внутреннюю политику страны. Автор ставит целью ответить на вопрос, какие последствия имели обвинения в иностранном вмешательстве КНР во внутренние дела Австралии для двусторонних отношений и австралийской политики. Установлено, что риторика о китайском вмешательстве во внутренние дела Австралии возникла в публичном дискурсе как комплексная проблема, включающая нежелательное влияние не только на политику, но и на общество, экономику и информационную сферу. Именно это стало поворотным внутриполитическим событием, которое привело к существенной эрозии доверия, значительному усилению негативного отношения в австралийском обществе к Китаю и запустило процесс ужесточения австралийской политики в отношении КНР на фоне роста геополитической напряженности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). Произошла секьюритизация трансграничных связей с КНР, которые стали рассматриваться Австралией как потенциальные каналы влияния Пекина на политические, общественные и экономические процессы в стране. В результате этих событий и иных внешнеполитических факторов произошло серьезное ухудшение австралийско-китайских отношений. Правительство Австралии приняло ряд оперативных и жестких мер, в том числе первым приняло обширное специализированное законодательство по противодействию иностранному вмешательству. Произошла инструментализация проблемы вмешательства, использовавшейся в политической борьбе, преимущественно со стороны Либеральной партии. В то же время существенной поляризации политической системы и электората не произошло. Итогом стал широкий общественный и межпартийный консенсус по поводу необходимости повышения надзора за связями с Китаем и создания эффективной системы противодействия иностранному вмешательству. Австралийский пример демонстрирует, что инструментализация обвинений во вмешательстве в странах с либерально-демократическим режимом необязательно приводит к поляризации, а, наоборот, может способствовать формированию внутриполитического консенсуса на почве борьбы с внешним врагом.
Рассмотрено значение Мьянмы для формирования китаецентричного макрорегиона посредством инициативы «Пояса и пути». Авторы опираются на теорию транзита власти, которая позволяет объяснить механизмы происходящей смены глобального лидерства в мировой системе и связанные с этим региональные процессы. Исследование построено на принципах историзма, научной объективности и достоверности. В первой части изучена китайская инициатива «Пояс и путь» как геостратегический инструмент КНР. Проанализированы особенности ее развития и стратегические результаты ее реализации. В частности, подчеркивается, что данная инициатива направлена на формирование китаецентричного макрорегионального пространства. Во второй части рассмотрены роль и место Мьянмы в рамках китайской инициативы «Пояса и пути». Подчеркивается, что Мьянма, будучи пограничным государством, является незаменимым элементом в реализации сухопутных и энергетических транспортных коридоров макрорегионального значения. Географическое расположение этого государства позволяет Китаю обеспечить выход в Индийский океан, являющийся транзитным регионом для энергоресурсов, а также преодолеть одну из стратегических уязвимостей своего геополитического положения - «Малаккскую дилемму». В условиях стратегической конкуренции США и КНР повышается важность обеспечения стабильности в критической близости от государственных границ КНР, особенно в условиях отсутствия стабильного внутригосударственного положения в Мьянме. Среди дополнительных факторов авторы уделяют внимание значению настроений государственных и местных элит для развития данной инициативы. Особенно показательным в данной связи стал анализ реакции Китая на военный переворот в Мьянме, произошедший в феврале 2021 г. По идеологическим и дипломатическим причинам, а также благодаря реалистичному пониманию политического баланса сил в Мьянме Пекин открыто демонстрирует поддержку военного режима. Авторы приходят к выводу, что КНР рассматривает Мьянму в качестве ключевого элемента своей политической и торгово-экономической деятельности в Юго-Восточной Азии.
Анализируется двустороннее сотрудничество Камбоджи и России в рамках Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Авторы опираются на теорию неореализма, которая позволяет объяснить внешнюю политику государств стремлением обеспечить свои национальные интересы. Принципы историзма и научной объективности позволили установить, как Камбоджа и Россия выстраивают двусторонние отношения, используя такую авторитетную региональную организацию, как АСЕАН. Наиболее интересен политический аспект отношений, так как в современных реалиях глобализации помимо военных и экономических аспектов двустороннего взаимодействия государств, претендующих на значимую роль в системе международных отношений, именно политический аспект приобретает особую значимость ввиду необходимости создавать новую модель глобального управления.
Цель исследования - определение роли сотрудничества России и Камбоджи в развитии международного режима под руководством АСЕАН, являющейся ядром региональных интеграционных процессов. Для достижения поставленной цели прослежена эволюция отношений России и АСЕАН от их зарождения до придания им статуса стратегического партнерства в контексте российского «поворота на Восток». Затем изучена динамика участия Камбоджи в АСЕАН в контексте национальных интересов, которые данное государство стремится реализовать во внешней политике. В заключительной части было установлено, как взаимодействуют Российская Федерация и Королевство Камбоджа на площадке АСЕАН. Авторами сделан акцент на широкомасштабности структуры сотрудничества России и АСЕАН. По итогам анализа развития двустороннего диалога было выявлено, что вступление Камбоджи в состав АСЕАН стало импульсом для формирования механизмов двустороннего взаимодействия, которое зачастую осуществлялось «на полях» мероприятий Ассоциации. Базовые ценности АСЕАН оказали влияние на внешнюю политику Камбоджи, поспособствовав укреплению ее сотрудничества с Россией на современном этапе.
Рассматривается политика Ю. В. Андропова и его личная позиция в ключевых вопросах отношений СССР с США и КНР в годы руководства Советским Союзом. На этой основе оценены влияние и последствия действий Ю. В. Андропова на внешнеполитическое развитие СССР. Автор руководствовался принципами историзма, научной объективности и опоры на источники. Доказано, что Ю. В. Андропов формировал внешнюю политику страны с позиции «ястребов» в советском руководстве, представленных Д. Ф. Устиновым. Согласно этой позиции, внешняя политика абсолютно подчинена интересам национальной безопасности, предполагающей превосходство ядерных и обычных сил над силами потенциальных противников, а военная сила должна выходить на первый план при принятии внешнеполитических решений. Поэтому как по проблеме ракет средней дальности (РСД) в Европе, так и по вопросу о размещении вооруженных сил на советско-китайской и китайско-монгольской границах Ю. В. Андропов, игнорируя объективные изменения обстановки, неизменно придерживался жесткой позиции. Автор приводит свидетельства того, как советский руководитель неоднократно отвергал разумные предложения дипломатов и не желал идти на какие-либо уступки, которые противоречили идеям военного превосходства. В первую очередь это касалось вопроса размещения РСД на территории Восточной Европы, который обсуждался на переговорах в Женеве. В итоге Советскому Союзу не удалось избежать вовлечения в новый виток гонки вооружений, спровоцированный президентом США Р. Рейганом, вследствие чего американские РСД были размещены в Западной Европе. На Востоке Ю. В. Андропов упустил возможность улучшить отношения с Китаем, который начал переориентироваться от конфронтации с СССР на выстраивание баланса в отношениях с США и Советским Союзом, и продолжил бессмысленную конфронтацию с ним. Внешнеполитическое наследие Ю. В. Андропова - изолированная, напряженная внешняя обстановка, не подразумевающая свободы действий. Кроме того, увеличение военных расходов, вызванное его жесткой внешнеполитической линией, усугубило «застой» и кризис социально-экономического развития СССР.
Чжао Тиньян - профессор философии Китайской академии общественных наук, старший научный сотрудник Института Берггрюена (США). Занимается онтологией, политической философией и философией истории. Его труды о теории «Тянься» были переведены на множество языков, в том числе немецкий (Alles Unter dem Himmel, Suhrkamp, Германия), английский (All-under-heaven: The Tianxia System for a Possible World Order, издательство Калифорнийского университета, США; Redefining a Philosophy for World Governance, Palgrave Macmillan, Великобритания), французский (Tianxia tout sous un Meme Ciel, Cerf, Франция), испанский (Tianxia: una filosofia para la gobernanza global, Herder, Испания), итальянский (Tutto Sotto il Cielo, Ubalddini, Италия) и польский (Nowa Filozofia ladu Swiatowego, Time Marszalek, Польша). В своем интервью Чжао Тиньян раскрывает детали своей концепции «Тянься», суть которой заключается в установлении системы сосуществования народов и государств, основанной на обновленном понимании политики как «искусства перехода от враждебности к доброжелательности». В такой системе, отмечает профессор Чжао, исключен гегемонизм одной державы над другими, минимизируются риски конфликтов и масштабных кризисов, но создаются возможности для развития всех государств на основе равноправия, рациональности и совершенствования.
Исследуются проблемы генезиса геополитических учений, связанные с приписыванием пространству институциональных атрибутов. В этой связи проанализированы онтологические основания геополитики и возможности ее эффективного использования. В работе показано, что кажущаяся инструментальность геополитического способа исследования основывается на принимаемых на веру мифологемах, то есть лежит за пределами научного знания. В качестве основных мифологем используются панидеи, талассократия и теллурократия, концепции Хартленда и Римленда и др. Применение в практической политике геополитической аргументации служит лишь прикрытием для конкретных внешнеполитических действий. Именно поэтому исследование геополитики представляет для науки специальный интерес. Рассматривается также категория комплементарного пространства, подчас дополняющая концепцию мнимого пространства и являющаяся в дальнейшем составной частью геополитических теорий. На примерах геополитических конструктов, возникших в странах Ближнего и Среднего Востока, Индо-Тихоокеанского региона и Южной Атлантики, выявляется как их связь с классической геополитикой, так и специфика собственных концептов. Под этим ракурсом изучены синоцентричная концепция мирового «сообщества единой судьбы», геополитический аспект индийской концепции хиндутва, основанные на панидеях иранские и турецкие конструкты, южноафриканская концепция «острова Африки», японские геополитические проекты «Великой азиатской сферы сопроцветания» и «Бриллиант безопасности», а также осевые конструкты бразильских и индонезийских геополитиков. Методической основой исследования является критический анализ, смысл которого заключается в соотнесении методологической базы геополитики с конкретными концепциями и доктринами. Автор приходит к выводу, что распространение геополитических идей, сформированных в западных странах, за пределы Старого Света лишь расширило и разнообразило сферу применения этих идей, не привнося в них что-то новое. В целом геополитические конструкты, основанные на мнимых пространствах, несмотря на определенную востребованность в мире науки и в политике, не дают приемлемого эффекта в обеих областях.
С начала 2000-х гг. Китай прилагает последовательные и настойчивые усилия по проникновению в Арктический регион и закреплению в нем в качестве полноценного участника международных политических и экономических процессов, претендуя на статус полноправного актора системы управления Арктикой. Актуальность темы исследования определяется стратегическим значением Арктики для интересов Российской Федерации и обусловленной этим потребностью выстраивать выверенный внешнеполитический курс на основе объективной оценки политики ключевых «игроков» в данном регионе, одним из которых становится Китай, наращивающий свое присутствие в Заполярье. Несмотря на значительное число работ российских и зарубежных исследователей по различным аспектам арктической политики Пекина, недостаточно изученным остается вопрос долгосрочных задач Китая в Арктике в контексте реализуемой им стратегии трансформации системы мирового управления. Автор ставит целью определение ключевых движущих факторов арктической политики Китайской Народной Республики (КНР) и оценку потенциальных угроз интересам России при реализации Китаем своих подходов к значимым вопросам будущего развития региона. Исследование осуществлено с опорой на теорию наступательного реализма, которая позволяет обосновывать высокую степень конкуренции мировых держав в геополитическом пространстве Арктики и объяснить значительный наступательный потенциал внешней политики Китая, в том числе на северном направлении. Использованы институциональный, логический методы и метод экспертной оценки. В основу положен системный подход к рассмотрению арктической политики КНР в совокупности ее различных элементов и меняющейся международной среды, а в более широком контексте - глобальной внешнеполитической стратегии Пекина. На основе анализа политики Китая на арктическом направлении за минувшее десятилетие выявляются риски, связанные с интенсивным привлечением китайского капитала в инфраструктурные проекты в высоких широтах и встраиванием российского северного логистического маршрута во всеобъемлющую китайскую инициативу «Пояс и путь», которая направлена на трансформацию мировой экономической системы и структуры международных отношений в интересах КНР.
Резкое обострение отношений между Россией и странами Запада, начавшееся в феврале 2022 г., стало серьезным вызовом арктическому сотрудничеству, которое на протяжении нескольких последних десятилетий становилось все более интенсивным, плодотворным и в немалой степени взаимовыгодным для его участников. Китай, успевший продемонстрировать всему миру наличие у него амбиций в Арктическом регионе, находится перед лицом непростых вызовов. Ряд исследовательских вопросов, связанных с арктической стратегией Пекина, в этой связи требует уточнения. Не навредит ли укрепление сотрудничества с Россией выстраиванию взаимодействия с остальными арктическими государствами? В какой мере кризис безопасности и постепенная трансформация сложившейся системы международного сотрудничества в Арктике повлияет на планы Китая по интеграции региона в глобальные стратегические проекты Пекина? Какое место может быть отведено Китаю в будущей системе управления Арктикой?
Цель исследования - выявление изменений, происходящих в настоящее время в китайской арктической политике. Методологическую основу исследования составляет теория комплексов региональной безопасности Б. Бузана и О. Вейвера. Установлено, что политика выстраивания арктической идентичности, одной из ключевых составляющих которой выступает секьюритизация климатического дискурса, встречает все большее сопротивление со стороны западных стран. В условиях современного кризиса Пекин также вынужден поддерживать баланс двусторонних отношений с Россией и государствами Северной Европы. Эрозия сложившейся системы международного арктического сотрудничества для Китая представляется крайне нежелательной, поскольку эта система вопреки нормативно-правовым режимам полного господства арктических стран (секторальный подход) позволяла Пекину на законных основаниях принимать ограниченное участие в управлении регионом. Вместе с тем на доктринальном уровне отмечается смещение фокуса арктической политики Китая на более глобальное видение развития региона. Внешнеполитические трансформации вызваны рядом сторонних факторов, среди которых можно выделить последствия пандемии коронавируса и усиливающееся китайско-американское стратегическое противостояние.
Китай - крупнейший государственный субъект международных отношений, который представляет серьезную угрозу продолжающейся однополярной гегемонии США. В этой связи против Китая ведется кампания обструктивной внешней политики посредством позиционирования Китая как зловещей угрозы и ненадежного субъекта, выступающего против «порядка, основанного на правилах». В надежде ограничить и сдержать глобальный подъем Китая Запад стремится подорвать потенциал «мягкой силы» Китая. Опираясь на интегративный вид обзора литературы, авторы рассматривают попытки «производства знаний» с использованием субъективных интерпретаций и представлений США и их союзников о современном типе геополитически обусловленных международных конфликтов - гибридной войне. В представлении западной общественности гибридная война - это политически заряженный и нагруженный термин, который предполагает злой умысел у зачинщика такого конфликта в отношении предполагаемой жертвы. По оценкам зарубежных экспертов, современная внешняя политика Китая носит гибридный характер. Страну публично обвиняют в проведении операций в экономическом, кибернетическом, географическом, геополитическом, психологическом, информационном и идеологическом пространствах. В настоящее время понятие «китайской гибридной войны» начинает становиться все более популярным в средствах массовой информации. Однако обострение китайско-американских отношений на фоне конфликта в Южно-Китайском море и тайваньской проблемы дает нам возможность прогнозировать, что Китай будет все чаще позиционироваться как опасный источник гибридной угрозы в западноцентристском дискурсе, чтобы по умолчанию попытаться сохранить гегемонию США и сдержать глобальный рост КНР посредством негативной информационной кампании.
Исследуются концептуальные основания геоэкономической стратегии Китая и особенности реализации этой стратегии в условиях «пробуждения» Глобального Юга. Автор придерживается геоэкономического подхода, который используется для рассмотрения различных пространственных экономико-политических феноменов, таких, как глобальные экономические проекты, региональные интеграционные структуры, экономические и технологические партнерства различного уровня. Выявлены ключевые цели и задачи геоэкономической стратегии Китая в контексте развития американо-китайского соперничества и усиления международной конкуренции. Внимание уделено анализу таких аспектов геоэкономической стратегии Китая, как дипломатический, торгово-экономический, финансовый, энергетический, ресурсный, транспортно-логистический, научно-технологический и цифровой. Рассматривается китайская интерпретация понятия «Глобальный Юг», изучаются позиции ключевых государств Глобального Юга в геоэкономической стратегии Китая, проанализированы внешнеполитические подходы Китая к развитию взаимодействия с ключевыми государствами Глобального Юга, в числе которых Индонезия, Пакистан, Иран, Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ), Турция, Южно-Африканская Республика (ЮАР), Египет, Эфиопия и Бразилия. Изучены актуальные вопросы сопряжения китайских экономических проектов с национальными интересами и международными инициативами ключевых государств Глобального Юга, а также стратегические подходы Китая к развитию незападноцентричных многосторонних международных объединений, в которых Китайская Народная Республика (КНР) играет одну из ведущих ролей (например, БРИКС, Шанхайская организация сотрудничества). Также описаны инициативы Китая по интенсификации взаимодействия с региональными и глобальными международными объединениями государств Глобального Юга и группами стран. Охарактеризованы возможности и ограничения для реализации Китаем своей геоэкономической стратегии на современном этапе. Автор приходит к выводу, что Китайская Народная Республика, решая долгосрочные задачи своего национального развития, стремится активизировать новую фазу глобализации, в рамках которой должно произойти раскрытие экономического потенциала государств Глобального Юга посредством их вовлечения в устойчивые цепочки поставок, ориентированные на Китай.
Издательство
- Издательство
- РУДН
- Регион
- Россия, Москва
- Почтовый адрес
- 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6
- Юр. адрес
- 117198, г Москва, Обручевский р-н, ул Миклухо-Маклая, д 6
- ФИО
- Ястребов Олег Александрович (РЕКТОР)
- E-mail адрес
- rector@rudn.ru
- Контактный телефон
- +7 (495) 4347027
- Сайт
- https://www.rudn.ru/