Волнения 2011 г. в Сирии переросли в интернационализированную гражданскую войну высокой степени раздробленности и интенсивности. В противостояние в Сирии были вовлечены многочисленные местные силы, а также региональные и внерегиональные державы. Из всех этих игроков Турция, Россия и Иран играют ключевую роль в конфликте, определяющую его исход. Несмотря на то, что Россия с Ираном и Турция поддержали противоборствующие стороны в гражданской войне, им троим удалось успешно разграничить сферы своего влияния и установить modus vivendi, который позволил им сосуществовать в Сирии и совместно управлять конфликтом. Это трио существовало на равных, контролируя и уравновешивая действия друг друга в Сирийской Арабской Республике. С обострением кризиса на Украине возникла новая геополитическая реальность, которая повлияла и на военно-политическую ситуацию в Сирии и на соответствующий баланс между тремя ведущими внешними игроками. Ослабление влияния России привело к расширению присутствия Ирана, нарушая баланс сил и подталкивая Израиль к более решительному и активному вмешательству в конфликт. Наметившаяся конкуренция между Анкарой и Тегераном также может привести к эскалации. В статье исследуется сложное трехстороннее взаимодействие между Исламской Республикой Иран, Россией и Турцией в Сирии. Проанализированы расходящиеся и совпадающие интересы трех стран, а также их действия и политика в отношении Сирии. Рассмотрен вопрос о том, удалось ли трио преодолеть антагонистические устремления, и выявлены факторы, которые могут привести к эскалации конфликта.
The Syrian uprisings in 2011 transformed into a fragmented, internationalized, and highly intensive civil war. The confrontation in Syria involved numerous local forces, regional stakeholders and outside powers. Among those various actors, Türkiye, Russia, and Iran played the key role in shaping the outcome of the conflict. Despite support by Russia/Iran and Turkey to the opposite sides in a civil war, the three powers successfully delineated their respective spheres of influence and established a modus vivendi to coexist and co-manage the conflict in Syria. The trio has worked as equals, checking and balancing each other in their actions in the Syrian Arab Republic. As the crisis in Ukraine escalated, a new geopolitical reality emerged, affecting the Syrian theater and the related balance between three leading external actors. Russia’s decreased focus on Syria led to an expanding Iran, disturbing the balance of power and pushing Israel to intervene more assertively. Erupting competition between Ankara and Tehran could also lead to escalation. This article attempts to provide a picture of the complex triangular interplay between the Islamic Republic of Iran, Russia, and Türkiye in Syria. It outlines the divergent and converging interests of the three as well as their actions and policies vis-à-vis Syria. The work explores whether antagonistic aspirations are bridged or not and investigates where the potential for escalation lies.
Идентификаторы и классификаторы
В 2011 году сирийское государство пережило масштабный кризис, поскольку правительство Башара Асада столкнулось с массовыми протестами с требованием смены президента и проведения общих реформ.
In 2011, the Syrian state underwent a massive crisis as the government of Bashar al-Assad was confronted by widespread protests demanding the president’s replacement and overall reforms.
Список литературы
1. Aydin-Düzgit S., Balta E., and O’Donohue A. (2020). Turkey, Russia and the West: Reassessing Persistent Volatility, Asymmetric Interdependence, and the Syria Conflict. Istanbul: Istanbul Policy Center (IPC), Sabanci University. 19 p. URL: https://ipc.sabanciuniv.edu/Content/ Images/Document/reassessing-persistent-volatility-asymmetric-interdependence-and-the-syria-conflict-93d479/reassessing-persistent-volatility-asymmetric-interdependence-and-the-syria-conflict-93d479.pdf (accessed 25.04.23).
2. Azizi H. and Çevik S. (2022). Turkish and Iranian Involvement in Iraq and Syria: Competing Strategies, Rising Threat Perceptions, and Potentials for Conflict. Stiftung Wissenschaft und Politik (SWP) Comment. 2022/C 58. Berlin: SWP. 12 November. 8 p. 10.18449/2022C58. URL: https://www.swp-berlin.org/en/publication/turkish-and-iranian-involvement-in-iraq-and-syria (accessed 25.04.2023). DOI: 10.18449/2022C58.URL
3. Balci B. and Manceau N. (2021). Turkey, Russia and Iran in the Middle East: Establishing a New Regional Order. Basingstoke: Palgrave Macmillan. 249 p. DOI: 10.1007/978-3-030-80291-2
4. Cemil D. I. and Mehmet C. G. (2021). Turkey and Russia in Syrian war: hostile friendship. Security and Defence Quarterly. V. 35. No. 3. P. 77-92. DOI: 10.35467/sdq/138949 EDN: EOKFJU
5. Clarke C. P. and Yayla A. (2018). The United States can’t rely on Turkey to defeat ISIS. Foreign Policy. 31 December. URL: https://foreignpolicy.com/2018/12/31/the-united-states-cant-rely-on-turkey-to-defeat-isis-kurds-syria-ypg-erdogan (accessed 25.04.2023).
6. Fulton W., Holliday J., and Wyer S. (2013). Iranian Strategy in Syria. A Joint Report by American Enterprise Institute (AEI) Critical Threats Project and Institute for the Study of War. May. 43 p. URL: https://www.understandingwar.org/sites/default/files/IranianStrategyinSyria-1MAY.pdf (accessed 30.04.2023).
7. Grajewski N. (2021). The Evolution of Russian and Iranian Cooperation in Syria. Center for Strategic and International Studies (CSIS) Report. Washington D. C.: CSIS. 17 November. 6 p. URL: https://www.csis.org/analysis/evolution-russian-and-iranian-cooperation-syria (accessed 22.04.2023).
8. Hauer N. (2017). Putin has a new secret weapon in Syria: Chechens. Foreign Policy. 4 May. URL: https://foreignpolicy.com/2017/05/04/putin-has-a-new-secret-weapon-in-syria-chechens (accessed 30.04.2023).
9. Hinnebusch R. and Saouli A. (2019). The War for Syria: Regional and International Dimensions of the Syrian Uprising. Abingdon, Oxon; New York: Routledge. 326 p.
10. Jahanbakhsh M. (2018). بررسی علل حضور مستشاری جمهوری اسالمی ایران در سوریه. [Investigating the reasons for the presence of the Islamic Republic of Iran in Syria].International Studies. No. 3. URL: https://www.sid.ir/paper/361038/fa (accessed 30.04.2023).
11. Jones G. S., Newlee D., Loughran E. X., Gresh J., Katz B., and Harrington N. (2020). Moscow’s War in Syria. Center for Strategic and International Studies (CSIS) Report. Washington D. C.: CSIS. 116 p.
12. Lister C. (2019).Russia, Iran, and the Competition to Shape Syria’s Future. Middle East Institute Policy Analysis. 12 September. URL: https://www.mei.edu/publications/russia-iran-and-competition-shape-syrias-future (accessed 30.04.2023).
13. Matveev I. and Tashjian Y. (2022).Russia and Iran in Syria: A Competitive Partnership? Russian International Affairs Council: Analytics and Comments. 19 July. URL: https://russiancouncil.ru/en/analytics-and-comments/analytics/russia-and-iran-in-syria-a-competitive-partnership (accessed 25.04.2023).
14. Mousavi S. M. (2018). واقعگرایی ساختاری و جایگاه سوریه در سیاستهای منطقهای ایران و روسیه [Structural realism and Syria’s position in Iran-Russia regional politics]. Quarterly Journal of Political Research in Islamic World. V. 7. No. 4. P. 128-189. 10.21859/priw-070404. URL: http://priw.ir/article-1-621-en.html (accessed 30.04.2023). DOI: 10.21859/priw-070404.URL
15. Najafi M. and Azizi H. (2016). آینده شراکت ایران و روسیه در بحران سوریه // مقاله علمی وزارت علوم. [Partnership between Iran and Russia in the Syrian Crisis. Research article of the Ministry of Science]. Tehran: Research Institute of Humanities and Cultural Studies. URL: http://ensani.ir/file/download/article/1560142727-9665-97-106.pdf (accessed 30.04.2023).
16. Niakooee S. A. and Rahdar H. (2021). The Middle East and Iran in Russia’s foreign policy after the Ukraine war. Iranian Review of Foreign Affairs. V. 12. No. 34. P. 494-520. 10.22034/IRFA.2021.163444. URL: http://irfajournal.csr.ir/article_163444_da513190755e090cd5b22fc57cd6dda5.pdf (accessed 25.04.2023). DOI: 10.22034/IRFA.2021.163444.URL
17. Pourhasan N. and Barfgafkan M. (2021). Iran and Russia’s great power role (with emphasis on the Syrian crisis). Iranian Review of Foreign Affairs. No. 12/24. P. 465-493. 10.22034/IRFA.2021.162042. URL: https://irfajournal.csr.ir/article_162042.html (accessed 30.04.2023). DOI: 10.22034/IRFA.2021.162042.URL
18. Shuja Jamal A. (2019). The Fatemiyoun Army: Reintegration into Afghan Society. United States Institute of Peace (USIP) Special Report no. 443. March. Washington D. C.: USIP. URL: https://www.usip.org/sites/default/files/2019-03/sr_443-the_fatemiyoun_army_reintegration_into_afghan_society-pdf_0.pdf (accessed 30.04.23).
19. Sinem A., Asseburg M., Azizi H., Klein M., and Yacoubian M. (2022). The War in Ukraine and Its Impact on Syria: Humanitarian Deterioration and Risks of Disrupting a Volatile Status Quo. Stiftung Wissenschaft und Politik (SWP) Comment no. 2022/C 32. Berlin: SWP. 8 p. 10.18449/2022C32. URL: https://www.swp-berlin.org/en/publication/the-war-in-ukraine-and-its-impact-on-syria (accessed 30.04.2023). DOI: 10.18449/2022C32.URL
20. Stepanova E. (2020).Russia’s Foreign and Security Policy in the Middle East: Entering the 2020s. Instituto Affari Internazionali (IAI) Paper no. 20/16. Rome: Instituto Affari Internazionali. 25 p. URL: https://www.iai.it/sites/default/files/iaip2016.pdf (accessed 25.04.2023). EDN: LPFATM
21. Stepanova E. (2018).Russia’s Syria Policy: The Hard Path of Military Disengagement. Program on New Approaches to Research and Security in Eurasia (PONARS Eurasia) Policy Memo no. 511. February. Washington D.C.: Elliott School of International Affairs, George Washington University. 7 p. URL: https://www.ponarseurasia.org/russia-s-syria-policy-the-hard-path-of-military-disengagement (accessed 25.04.2023). EDN: USPGTQ
22. Stepanova E. (2019). Regionalization as the key trend of Russia’s policy on Syria and in the Middle East. In: Russia’s Policy in Syria and the Middle East. Ed. Marlene Laruelle. Central Asia Program Paper no. 212. Washington D. C.: Institute for European, Russian and Eurasian Studies, George Washington University. P. 11-15. EDN: ZCSKKL
23. Talukdar I. (2016).Russia’s Strategic Interest in Syria. Indian Council of World Affairs Issue Brief. 17 May. URL: https://www.icwa.in/show_content.php?lang=1&level=3&ls_id=5082&lid=1600 (accessed 30.04.2023).
24. Trenin D. (2018). What Is Russia Up to in the Middle East. Cambridge: Polity Press. 144 p.
25. Uskowi N. (2018). The Evolving Iranian Strategy in Syria: A Looming Conflict with Israel. The Atlantic Council Issue Brief. 12 p.
Выпуск
Другие статьи выпуска
Борозна А. Источники российской зарубежной Напористость в политике. – Чемпион: Пэлгрейв Макмиллан, 2022. 285 с.
Война на украинском Донбассе: истоки, Контекст и будущее. Ред. Дэвид Р. Марплс. – Будапешт: Издательство Центрально-Европейского университета, 2022. 244 с.
Война среди стен. Ред. А. В. Лавров и Р. Н. Пухов. – М.: Центр анализа стратегий и технологий, 2022. 236 с.
Бурунди имеет длительную историю политического насилия и актов виджилантизма, особенно явно проявившихся в ходе гражданской войны 1993-2005 годов. В этот период сформировался ряд вооруженных групп и милиций, практиковавших насилие по этническим и/или политическим мотивам в форме нападений на мирных жителей и конфронтации с повстанцами, а иногда и с правительственными силами. В поствоенный период правительство Бурунди формально пыталось положить конец вооруженному насилию и построить стабильную политическую систему. Тем не менее виджилантизм остается серьезной проблемой в Бурунди: негосударственные акторы берут правосудие в свои руки в ответ на предполагаемые угрозы или несправедливость и неспособность властей удовлетворить их требования. В ряде районов местные сообщества организовали группы самообороны для защиты от различных преступлений в условиях, когда правоохранительные органы, оставаясь единственными легитимными структурами по борьбе с криминалом, не особенно эффективны. Однако группы самообороны участвуют в таких незаконных актах насилия, как линчевание или самосуд, что существенно усугубляет существующую межэтническую напряженность. В статье сделан вывод о том, что многолетний межэтнический антагонизм и опыт взаимного истребления могут выступать главным катализатором виджилантизма, представляющего угрозу стабильности общественно-политической системы.
В статье анализируется динамика очередного обострения напряженности в косовском конфликте, включая повестку диалога между Белградом и Приштиной и достигнутые в 2023 г. договоренности. Оценивается влияние на переговорный процесс кризиса европейской безопасности и конфронтации России с западными странами. Сделан вывод о том, что обострение кризиса в начале 2020-х годов связано с попытками властей в Приштине при поддержке Европейского Союза и США завершить оформление государственности частично признанной республики и установить суверенитет Приштины над всей территорией края, избегая при этом гарантий безопасности и соблюдения гражданских и политических прав проживающего на его территории сербского населения. В настоящее время ключевыми вопросами переговоров являются пути нормализации отношений сербов Косово и Метохии с властями в Приштине, возвращение сербов в общие косовские структуры полиции, административные и политические институты, а также создание Сообщества сербских муниципалитетов. Cоглашения, достигнутые при посредничестве ЕС в феврале и марте 2023 г., определяют долгосрочную перспективу урегулирования конфликта, связывая успехи в налаживании межобщинных отношений с прогрессом европейской интеграции Сербии и Косово, но при этом не предлагая четкого пути к достижению конкретных договоренностей по статусу края в краткосрочной перспективе. Растущее противостояние России с Западом (включая ЕС, США и НАТО) негативно влияет на процесс примирения, усиливая конфронтационную риторику сторон и повышая риск эскалации насилия.
В статье исследуется эволюция различных аспектов отношений между Ираном и Израилем в условиях сирийского кризиса. Дается обзор основных исторических этапов развития ирано-израильских контактов, проанализирована их специфика. Исследованы ключевые внутренние и внешние факторы влияния на характер ирано-израильских связей. Сделан вывод о том, что характер ирано-израильских связей определялся не столько конфессиональными, этническими и культурными различиями между двумя народами, сколько динамикой и влиянием региональных и международных отношений на Ближнем Востоке. Определяющую роль во взаимоотношениях Ирана и Израиля играли соображения национальной безопасности и сохранения государственного суверенитета. В течение первых трех десятилетий (с конца 1940-х по конец 1970-х годов) связи между Тель-Авивом и Тегераном отличались в целом дружественным характером. Однако господствующая арабская среда, в которой развивались ирано-израильские связи, во многом предопределила сползание взаимоотношений Тель-Авива и Тегерана к конфронтации, что особенно ярко проявилось после исламской революции в Иране 1979 г. В течение последующих десятилетий враждебность в двусторонних отношениях усиливалась, но не выходила за географические рамки Леванта. Кризис в Сирии активизировал конфликтный потенциал Ближнего Востока и обострил ирано-израильское противостояние. В 2021-2022 годах ирано-израильское противоборство приняло новые формы, охватив другие страны Ближнего Востока и Закавказья. В начале 2023 г. вооруженный конфликт между Тель-Авивом и Тегераном вошел в критическую фазу и поставил ближневосточный регион на грань новой «большой войны». Однако предпринятые весной 2023 г. влиятельными региональными и международными державами меры дали импульс развитию позитивных процессов в регионе, призванных снизить градус напряженности в ирано-израильских отношениях.
В мае 2023 г. в Турции состоялись всеобщие президентские и парламентские выборы, в результате которых действующая власть подтвердила свои полномочия: президент Реджеп Тайип Эрдоган сохранил свой пост, а правящий Народный альянс получил большинство в Великом национальном собрании (Меджлисе). Победа досталась турецкой власти непросто. Р. Т. Эрдоган победил в результате двух туров голосования в серьезной конкуренции с оппозиционным кандидатом Кемалем Кылычадароглу. Хотя Народный альянс и сохранил большинство в Меджлисе, он, однако, не получил желаемого квалифицированного большинства, лишившись возможности принять в ближайшую пятилетку новую Конституцию страны на смену действующей с 1982 г. Выборы в Турции происходили на фоне самого масштабного в современной истории страны землетрясения, произошедшего 6 февраля 2023 г., и ликвидации его последствий. Целью статьи является определить последствия землетрясения для внутренней политики Турции, с точки зрения хода и результатов всеобщих президентских и парламентских выборов, влияния на внутриполитическую ситуацию в пятилетнюю каденцию вновь избранного президента и Меджлиса в 2023-2028 годах. Анализируются результаты развития страны за двадцатилетний период нахождения во власти Р. Т. Эрдогана и Партии справедливости и развития. На основе изучения программных документов, обязательств и заявлений власти и оппозиции рассмотрено влияние землетрясения на политические процессы в Турции и, в частности, на разворот внимания турецких избирателей на внутритурецкие проблемы. Отмечен рост в Турции, независимо от политических взглядов турецкого электората, националистических и антииммигрантских настроений, которые продолжат играть заметную роль и в ближайшие годы.
В статье анализируется политика Турции в рамках сирийского кризиса. «Арабская весна» привела к кардинальным изменениям в регионе, а Сирия с тех пор превратилась в зону нескончаемого конфликта. На первом этапе вооруженного конфликта Анкара демонстрировала умеренную позицию по отношению к событиям в стране, однако вскоре перешла к жесткой критике режима Б. Асада. Особое внимание уделяется военным операциям Турции в Сирии. Анализируется взаимодействие с Россией и США в рамках сирийского урегулирования. В статье также рассматривается проблема сирийских беженцев и ее влияние на отношения Турции и ЕС. Делается вывод о том, что в свете выборов 2023 г. Анкара перешла к более конструктивной позиции в рамках сирийского кризиса.
В 2010-е годы усилилось и расширилось участие вооруженных акторов исламистского толка во внутренних конфликтах, однако до сих пор нет ясности в методах урегулирования таких конфликтов. Исследования показывают, что конфликты с участием вооруженных исламистов хуже поддаются урегулированию путем мирных переговоров, чем другие конфликты. Однако еще одним форматом решения, связанного с переговорами, являются перемирия, которые могут заключаться до, в ходе или после завершения переговорного процесса. В статье исследуются условия для достижения соглашений о перемирии с вооруженными исламистскими группировками в Сирии. Исследование проведено на основе расширенной авторской базы данных по локальным перемириям в Сирии путем кодификации данных и использования логистического регрессионного анализа для проверки трех основных гипотез. За период с 2011 по 2021 год в ходе гражданской войны в Сирии было заключено 141 локальное соглашение о перемирии в 190 локациях, что составило около половины всех соглашений с вооруженными исламистами в мире за этот период. Сделан вывод о том, что вооруженные исламисты более склонны к заключению соглашений о перемирии, которые отдают приоритет, во-первых, гуманитарным вопросам над военно-тактическими, а во-вторых, постепенному, а не срочному выполнению условий перемирий. Среди факторов, объясняющих, почему за большинством локальных соглашений о перемирии стоят гуманитарные стимулы, затяжные осады, усталость от военных действий и связанное с этим растущее давление на комбатантов со стороны населения. Постепенный, поэтапный характер реализации большинства таких перемирий может быть продиктован необходимостью подстраховаться за счет мер доверия. В то же время подтвержден намеченный в предыдущих исследованиях вывод о том, что роль третьих сторон не является значимым фактором в локальных перемириях с участием вооруженных исламистов.
Статья представляет собой анализ мирной инициативы по урегулированию украинского кризиса, выдвинутой руководством Китайской Народной Республики в феврале 2023 г. Эта инициатива стала заметным международным событием, получившим широкое обсуждение как в СМИ и экспертных кругах, так и на уровне политических консультаций мировых лидеров. Цели статьи - показать значение китайской мирной инициативы для развития внешней политики и международных отношений КНР и на этом фоне продемонстрировать существенный рост внешнеполитической активности и международного влияния Китая, наблюдаемые в последние годы. В частности, при помощи этой и ряда других дипломатических инициатив, выдвинутых в 2022-2023 годах, Пекин стремится воплотить на практике положения об «ответственности за будущее мира», выдвинутые лидером КНР Си Цзиньпином. Мирный план по Украине, предложенный КНР, является одним из важных составных элементов концепции «Глобальной инициативы в области безопасности», предложенной Си Цзиньпином и знаменующей новый этап внешнеполитического позиционирования Китая как одной из крупнейших мировых держав с интересами глобального масштаба. В статье также проведена оценка эффективности мирной инициативы КНР с точки зрения ее влияния на перспективы урегулирования украинского кризиса.
Специальные военные операции связаны с установлением особого правового режима на определенной территории или в отношении определенных действий, а также с особой деятельностью коллективных субъектов и воинских должностных лиц. Трудности международно-правовой и правоприменительной концептуализации порождают различные формы юридического понимания феномена СВО. В статье рассматриваются взаимосвязанные концептуальные, правовые и институциональные аспекты специальных военных операций, в т. ч. применительно к специальной военной операции (СВО) РФ на Украине на разных этапах правового регулирования. В плане дифференциации предмета правового регулирования отмечено, что СВО уже регулируется более чем 30 федеральными законами и подзаконными актами, и данный перечень продолжает пополняться. Выявлена специфика формирования специального законодательства по СВО, образующего отдельную предметную область российского права. Специализация законодательства сначала проявилась на уровне отдельных правовых норм (например, порядка награждения в зоне СВО) и субинститутов (денежное и социальное обеспечение ее участников, порядок частичной мобилизации и т. д.) с последующей оптимизацией и интеграцией правового регулирования в единый правовой институт СВО. Также рассмотрены проблемы правового регулирования военного противоборства в киберпространстве и на море, актуализированные в условиях СВО. Сделан вывод о том, что особенности общественных отношений, подлежащих регламентации в случае СВО, требуют пересмотра некоторых правовых норм и внесения изменений в метод правового регулирования, поскольку сложившиеся к настоящему моменту правовые механизмы не всегда функционируют эффективно.
В статье анализируются ключевые тенденции военной помощи и передач вооружений и военной техники (ВВТ) западными странами Украине с момента начала специальной военной операции (СВО) России в феврале 2022 г. Исследование опирается на официальные данные о военной помощи и предоставлении вооружений, обнародованные правительствами стран-поставщиков ВВТ. На основе этих данных рассматриваются страновые особенности, количество и состав боевых систем по типам вооружений, а также ключевые финансовые механизмы поставок ВВТ и оказания военной помощи Украине. Также анализируется соотношение объемов военной и других типов помощи. Сделан ряд выводов о перспективах поставок западными странами вооружений Украине.
Издательство
- Издательство
- ИМЭМО
- Регион
- Россия, Москва
- Почтовый адрес
- 117997, Москва, Профсоюзная ул., 23
- Юр. адрес
- 117997, Москва, Профсоюзная ул., 23
- ФИО
- Войтоловский Федор Генрихович (И.о. директора)
- E-mail адрес
- imemoran@imemo.ru
- Контактный телефон
- +7 (499) 1205236
- Сайт
- http://www.imemo.ru