ПОЛИТИЯ: АНАЛИЗ. ХРОНИКА. ПРОГНОЗ (ЖУРНАЛ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ И СОЦИОЛОГИИ ПОЛИТИКИ)

Бурная социально-политическая динамика в России 1990-х годов, представленная через череду кризисов и поворотных событий, соотнесена в статье с концепцией механизмов российских исторических циклов. Перечислены основные этапы динамики - комплексы взаимосвязанных событий, меняющих расстановку сил, структурные условия и направленность последующих процессов. Приведен перечень главных акторов и социальных групп, участвовавших в политической динамике того периода: верховная власть, реформаторы, инсайдеры, олигархи, ставленники спецслужб, «просоветская» и демократическая оппозиция, регионалы, городской образованный класс, рабочие и шахтерские движения, «простой народ». По заключению автора, быстрые масштабные изменения в политике 1990-х годов, как и прежде, происходили в параметрическом пространстве с осями «государственный успех» и «свобода». Переходы осуществлялись между фазами, характерными для гораздо более продолжительных циклов исторического прошлого России, - «кризис», «либерализация», «авторитарный откат», «распад государства», «военно-политический триумф». Вместе с тем механизм общей смены демократического тренда и нарастания авторитарных тенденций нуждается в уточнении. Предложена фазовая модель, объясняющая эту смену через закономерности стратегий, используемых верховной властью в ответ на вызовы-угрозы при разных условиях. Слабость и провалы государственной политики при дефиците ресурсов вели к массовому разочарованию, делегитимации верховной власти и политики реформ, что проявлялось на выборах, вдохновляло приверженцев реставрации. Рост соответствующих угроз приводил к ставке на административные и силовые меры. При накоплении достаточных ресурсов эти меры становились успешными, получали положительное подкрепление. При каждом кризисе верховная власть одерживала победу, при этом снижалась коллегиальная разделенность власти, а реформы теряли изначальную направленность на экономическую свободу, подъем малого и среднего бизнеса, рост демократии. Как следствие, возможности политической модернизации не были реализованы, уступив место авторитарным трендам.

Статья посвящена анализу полупрезидентской, или смешанной, модели (системы) власти. Особый интерес к подобной конструкции не в последнюю очередь обусловлен тем, что она создает благоприятные условия для авторитарной эволюции. Конечно, авторитарный режим может сформироваться и в президентской, и в парламентской моделях, но полупрезидентская содержит гораздо больший потенциал для такого развития событий. Основной ее порок состоит в том, что президент нормативно как бы ставится над всеми институтами власти, но при этом сохраняет прерогативы, не позволяющие ему оставаться политически нейтральным. Такое положение президента в системе власти искажает его политическую самоидентификацию. Он начинает воспринимать себя в качестве аналога абсолютного монарха и легальными способами монополизирует власть. Одним из отцов смешанной модели был Макс Вебер, чья идея плебисцитарного президента положила начало становлению новой разновидности республиканской формы правления, впервые закрепленной в Конституции (Веймарской) Германии 1919 г. В связи с этим автор внимательно рассматривает концепцию Вебера, его роль в разработке Веймарской конституции, а также сравнивает его взгляды с нормативной моделью, нашедшей отражение в этой Конституции. В статье показано, что хотя Веймарская конституция восприняла не все установки Вебера и гораздо дальше отдалилась от модели президентской республики, основные веберовские идеи вошли в нее в виде некоторых норм. В заключительной части статьи приведен ряд критических соображений относительно отдельных положений веберовской концепции и веймарской конструкции власти.

В статье представлена оригинальная классификация паттернов трансформации партийных систем стран ЕС под влиянием институционализации нового постиндустриального размежевания. Опираясь на теории размежеваний и пространственной конкуренции и задействовав базы данных о позиционировании партий, электоральные индексы и статистику, автор попытался выделить основные траектории трансформации европейских партийных систем в период с 1990 по 2023 г. и определить факторы, ответственные за различия между ними. В ходе исследования было выявлено пять паттернов, соотносимых с воздействием двух ключевых параметров. Первым из них выступила структурная специфика условий партийной конкуренции в посткоммунистических и иных странах ЕС, связанная с различием между старыми структурированными и новыми волатильными партийными системами. Вторым - принадлежность партийно-политической системы страны к мажоритарно-поляризованному или коалиционно-консенсусному типу по классификации Аренда Лейпхарта: если в одном случае институционализация нового размежевания часто порождала радикальный слом старой конфигурации партий с появлением мощных популистских сил, то в другом - плавный рост фрагментации с оттоком голосов в пользу разнообразных новых партий и усложнением процесса формирования коалиций. Относительную значимость для ряда стран показали также такие факторы, как уровень социально-экономического развития, этноцентричность политики, тип избирательной системы и устойчивость социального государства. В свою очередь гипотезы о важности исходной конфигурации партийных систем, времени образования новых партий и географической близости стран подтверждения не получили.

Статья посвящена роли религиозного фактора в контексте социально-политического развития современных обществ на фоне военно-политической конфронтации. Происходящие процессы анализируются на нескольких уровнях - национальном, международном и церковном. Отталкиваясь от постсекулярной парадигмы и используя акторный и идентитарный подходы, авторы рассматривают религиозное измерение украинского кризиса. Особое внимание уделяется ситуации в мировом православии. Раскрываются причины, по которым основная линия размежевания в современном христианстве образовалась именно в его православном сегменте и оказалась тесно вплетена в самый масштабный международно-политический кризис первой четверти XXI в. Показывается, что украинский кризис оказывает дестабилизирующее влияние на ситуацию в мировом православии, актуализируя старые конфликты и создавая новые очаги напряжения. Констатировав, что украинский кризис послужил триггером и катализатором динамики в самых разных сферах, охватив значительное число разнотипных акторов, авторы вместе с тем указывают, что социально-политическое развитие в контексте религиозного фактора имеет более глубокие корни. С их точки зрения, наблюдаемые явления и процессы свидетельствуют о формировании новых моделей взаимодействия между государством, обществом и церковью в рамках постсекулярного или традиционалистского дискурса, что в свою очередь связано со стремительным утверждением нового научно-технологического уклада. По заключению авторов, как уже не раз бывало в истории, религиозный фактор приобретает ключевое значение в определении базовых черт новой эпохи. Происходящая на наших глазах трансформация Модерна в нечто иное не ведет к «отключению» данного фактора, но, напротив, превращает его в важную составляющую формулы нового жизнеустройства. Украинский конфликт активизирует поиск постсекулярных моделей социально-политического развития в западном политическом ареале. При этом Россия и собственно Запад движутся разными путями, так как российская модель ближе к досекулярным практикам.

В статье представлен концептуальный анализ гражданской религии как особой формы сопряжения сакрального и политического. Констатировав необходимость обращения социальных исследователей к религиозной стороне жизни общества в целом и ее политическим импликациям в частности, автор пытается не только реконструировать генеалогию термина «гражданская религия», но и проследить различия между гражданской и политической религией. На основе анализа происхождения концепта гражданской религии автор показывает, что его компоненты - «гражданский» и «религиозный» - были привнесены из двух совершенно разных по духу источников: социальной философии Жан-Жака Руссо и социологического проекта Эмиля Дюркгейма. Роберту Белла удалось совместить эвристики обоих источников и предложить специфический язык описания внешне секулярных, но внутренне религиозных обществ. Тщательно проанализировав три выделенных Белла признака гражданской религии, автор уделяет особое внимание ее функционированию в качестве коммуникативной среды - специфического набора ценностей, табуирующих либо стимулирующих артикуляцию тех или иных политических вопросов. Коммуникативная среда не только обеспечивает удовлетворение нужд государства, в рамках которого установлен гражданско-религиозный культ, но и поддерживает консенсус относительно базовых ценностей, подрыв которых чреват полной дезинтеграцией общества. По заключению автора, чтобы говорить о наличии в политии гражданской религии, эта полития должна отвечать нескольким условиям, включая безусловный консенсус в отношении сакрализуемых ценностей, телеологически и ценностно обоснованное принятие политических решений, а также «топологический» характер развертывания политического культа. В этом и кроется главная причина относительной редкости подобной формы политической жизни.

Либерально-эгалитарная концепция, сформулированная в «Теории справедливости» Джона Ролза, по сей день вызывает активные дискуссии. К числу критиков этой концепции относятся, в частности, Родион Белькович и Сергей Виноградов, по мнению которых ролзианцы неизбежно оказываются перед дилеммой: им нужно отвергнуть либо принцип различия, либо эгалитаризм удачи, причем любое из этих решений ведет к размыванию базовых оснований теории Ролза. В статье представлен детальный анализ аргументации Бельковича и Виноградова, показывающий, что поставленная ими дилемма является ложной по трем основаниям. Во-первых, в ней смазывается различие между эгалитаризмом удачи и «строгим эгалитаризмом», предполагающим полное уравнивание доходов и богатства в обществе. Эгалитаристы удачи не поддерживают идею абсолютного равенства в распределении, считая справедливым неравенство, отражающее ответственность людей за их собственный выбор. Во-вторых, ролзианский эгалитаризм, по сути, отождествляется с эгалитаризмом удачи, тогда как это два четко различимых подхода. В-третьих, аргумент похитителя, с помощью которого доказывается несовместимость принципа различия с эгалитаризмом удачи, не является доводом против принципа различия. Его применимость ограничена лишь теми контекстами, где принцип различия встраивается как посылка в «аргумент от поощрения», а тот в свою очередь выдвигается потенциальными бенефициарами такого поощрения. По заключению автора, приведенные соображения однозначно свидетельствуют о том, что никакого выбора между эгалитаризмом удачи и принципом различия перед ролзианцами не стоит, и предложенную Бельковичем и Виноградовым критику теории Ролза следует признать безосновательной.

На фоне устойчивого роста интереса политических философов к гражданским конфликтам в целом, понятие гражданской войны остается относительно малоизученным. Многослойная генеалогия данного концепта включает в себя элементы существенно различающихся подходов к его определению. Уже в античной философии прослеживаются две несовпадающие линии интерпретации феномена гражданских войн: греческий stasis и римский bellum civile. В последние годы понятие stasis возвращается в научный оборот благодаря обращению к нему Николь Лоро, Джоржо Агамбена и ряда других авторов. В то же время при осмыслении гражданских войн по-прежнему доминирует подход, опирающийся преимущественно на их римскую трактовку, исходящую из монистической социально-онтологической модели и имеющую серьезные ограничения применительно к современным условиям. В статье анализируются основные особенности восприятия феномена гражданских войн в древнегреческой и римской философии. С опорой на тексты Платона и Аристотеля, в наиболее систематическом виде сформулировавших теорию stasis, показывается, что признание возможности преодоления лишь наиболее острых внешних проявлений stasis, но не принципиального его искоренения неизбежно накладывает отпечаток на оценку значимости плюрализма в жизни политической общности, интерпретацию действий побежденной стороны и «политику памяти». В связи с этим рассматривается, каким образом представление о гражданском конфликте как о соприродном жизни полиса явлении и в известном смысле неизбежном зле может вновь оказаться актуальным в контексте философских и политических дискуссий XXI в.

Статья посвящена изучению репрезентации государства как ценности в речах депутатов Государственной Думы с точки зрения образа будущего России. В качестве отправной точки авторы использовали модель пентабазиса, где образ будущего представлен в виде пяти элементов, одним из которых является государство, интерпретируемое через доверие к политическим институтам. Теоретической основой исследования послужила концепция Стейна Роккана и его последователей, согласно которой формирование государства предполагает выстраивание социокультурных границ, обозначающих принадлежность к политическому сообществу, а его эмпирической базой - стенограммы выступлений депутатов по актуальным социально-экономическим, политическим и иным вопросам на пленарных заседаниях Госдумы VII-VIII созывов. Исследование осуществлялось методом дискурс-анализа. Полученные авторами результаты отчетливо демонстрируют серьезную озабоченность отечественных парламентариев проблемой доверия. Хотя решения по наиболее принципиальным вопросам принимаются консенсусом, депутаты ощущают дефицит доверия у отдельных групп населения, что требует от них дополнительных усилий по обоснованию своих инициатив. К числу тем, к которым они чаще всего обращаются, можно отнести социальное государство, отношения «центр - регионы», экономическое развитие. При этом они редко напрямую касаются перспектив отечественных политических институтов, а также темы образа будущего в целом, что может быть связано как с дефицитом стратегических идей, так и с внешними ограничителями парламентского дискурса.

В статье предпринята попытка взглянуть на тему советского прошлого с точки зрения политического мифотворчества. Согласно исходной посылке исследования, любая идеология в восприятии массового сознания представляет собой прежде всего набор мифов. Одновременно предполагается, что мифы наиболее действенны, когда остаются имплицитными и влияют на массовое сознание не напрямую, а в фоновом режиме. При экспликации они подвергаются массированной критике и становятся менее убедительными для значительной части аудитории. Отмечается, что на протяжении почти всего постсоветского периода тема советского прошлого присутствовала в межпартийной дискуссии больше в качестве фона и поэтому выступала главным образом как мифология. Ее присутствие выливалось в основном в противостояние между коммунистами и остальной частью политического спектра («коммунисты против всех»). В период с 1993 по 2003 г. такое противостояние оказывало существенное влияние на массовое политическое сознание и занимало в нем как минимум второе место. С 2010-х годов на смену этому противостоянию пришло другое - «все против либералов», проявившееся в том числе в дискуссии по вопросам советского прошлого. Неся на себе отпечаток имперско - патриотической мифологии, оно не было явно эксплицированным, а на уровне политической повестки камуфлировалось тематикой советского прошлого. Превращение последней из «мифа» в «повестку» ставило советскую мифологию под огонь критики, выводя из-под удара мифологию имперско-патриотическую.