Публикации автора

Введение. Статья посвящена анализу эстетического аспекта философии А. Кожева, способности его философии, рассмотренной с эстетической точки зрения, прояснить ряд актуальных проблем современной политической и культурной среды. Цель. Определить гносеологическую установку философии А. Кожева, способную прояснить то, каким образом его философия проблематизирует актуальную культурно- политическую действительность.

Методы. В качестве методов исследования были использованы герменевтика, сравнительный анализ и деконструкция. Сравнительный анализ позволяет демаркировать собственную линию рассуждений А. Кожева, в контексте эстетических и гносеологический теорий, а также собственно гегельянской тематики. Герменевтика является центральным методом в настоящей работе, так как философия А. Кожева требует истолкования как эстетическая теория. Деконструкция, формализованная до статуса метода по П. де Ману, позволяет обнаружить несостыковки, принцип взаимной проблематизации философии Кожева и актуальной политической и гносеологической повестки. Научная новизна исследования. Стандартным способом трактовки творчества А. Кожева является его оценка как интерпретатора Г. Гегеля. В статье предпринята попытка проанализировать некоторое отдельное от разъяснения текста Г. Гегеля значение философии А. Кожева. Новизна состоит не только в том, что философия А. Кожева определяется как идущее дальше технической герменевтики (ясное изложение) теоретизирование, но и как специфическое представление такого теоретизирования, как гносеоэстетической теории. Последнее - довольно редкая интерпретация философии А. Кожева. Это позволяет расширить традиционное предположение о том, что постгегелевская гносеоэстетика достояние крайне ограниченного числа авторов (например, Б. Кроче). Более того, подобная трактовка теорий А. Кожева является новым элементом в формирующейся тенденции рассмотрения политической проблематики в рамках гносеоэстетики.

Результаты. Специфический режим интерпретации Г. Гегеля, который осуществляет А. Кожев, превращает философию первого в своеобразный эстетический проект. В этом проекте на передний план выходит категория эстетического опыта, указывающая на пустой, формальный характер любого дискурса. В этой связи всякая претензия на знание действительности, на верное представление о предмете заменяется идеей творческого создания предмета дискурса. Последовательное рассмотрение этой идеи и является симптоматикой философии А. Кожева. Такая философия является отражением тех исторических изменений, которые породили культуру «эстетической рациональности »: пустую и формальную. В философии А. Кожева можно увидеть, как подобная культура Конца истории является, вопреки гегельянским представлениям, не эпохой заката борьбы, а эпохой её странной трансформации, симптомом возрастания политического насилия.

Выводы. Философия А. Кожева рассмотрена не как утопический политический проект, а как проблематизация современной культурной и политической сферы. Под последним понимается указание на несостоятельность онтологических дискурсов Истины, обнаружение в самой сути дискурсивных практик пустого, формального, а от того интересующего в первую очередь эстетику, принципа. Современная эпоха Конца истории и конца эпохи убедительной речи даёт представление о главном политическом парадоксе (как минимум для философии А. Кожева, и как максимум для современной политической среды). Эпоха разочарования в дискурсе должна стать эпохой отказа от борьбы за дискурсы, но становится эпохой максимизации насилия, так как именно в ситуации разочарования дискурсы остаётся поддерживать лишь силой. От неубедительной речи мы переходим к убедительному насилию, однако понять истоки и специфику такого перехода возможно лишь рассмотрев философию А. Кожева в свете такой дисциплины, как эстетика.

Статья посвящена исследованию проблемы вынесения эстетического суждения. Почему люди находят нечто прекрасным, а иное - наоборот, безобразным? Как формируется разница вкусов? Основная проблема вынесения суждения вкуса - это неясность тех аксиологических условий, в которых оно производится. По этой причине такие условия требуется, во-первых, определить, во-вторых, определив, скорректировать сам процесс построения эстетических теорий. Целый ряд эстетических теорий терпит неудачу в деле построения строгой и всеобъемлющей эстетической аксиологии по причине либо недостаточного описания самого процесса формирования вкуса, либо произвольности выдвижения таких критериев, которые оказываются не в силах объяснить многообразие форм, оцениваемых как прекрасное. В качестве общего недостатка практикуемых подходов к построению эстетической аксиологии автор выделяет заведомую предзаданность отношения суждения как выражения некоторого чувственного отношения к эстетическому объекту. В статье показывается, что активность чувства при пассивности его выражения, идея об их строго фиксированной и однонаправленной форме влияния несостоятельна, так как не соответствует многим повседневным эстетическим ситуациям. Демонстрируется, что знак и выражение находятся в ситуации зеркального обмена, и в качестве принципа эстетической теории не может выступать субъект-объектное отношение. Вместо этого вводится понятие интенсивности переживания как силы образа для представления, которое и составляет основу эстетической практики субъекта. В качестве альтернативы такому подходу предлагается замена оценочной категории эстетического суждения на безоценочную категорию эстетического опыта, утверждающую принципиальную аксиологическую нейтральность эстетической сферы. В статье также даны рекомендации по построению новых теорий эстетической аксиологии, исходящих из примата эстетического опыта.