Публикации автора

Проанализирован рассказ А. Платонова «Никита», первоначально названный писателем «Добрый кит», в котором окружающая действительность представлена через восприятие пятилетнего мальчика, ежедневно преодолевающего сиротство. Он наделяет одушевленностью, разумом и чувствами видимые им предметы и определяет их через термины родства, имена собственные и другие языковые единицы, освоенные к этому возрасту. В мифологической картине мира Никиты существует «свое», которое связано с образом дома и двора, отгороженного забором от «чужого». Ежедневно выполняя функцию хозяина, которую отводит ему мать, Никита должен сохранять гармонию окружающего его мира – жить смирно, т. е. в родстве со «своим» миром, не допуская никого чужого и не лишая жизни поименованных, а значит, одушевленных обитателей.

В статье проанализированы контексты, представленные в газетном подкорпусе Национального корпуса русского языка, в которых антропоним Мальвина выступает в качестве прецедентного феномена. Сделан вывод, что основными сферами-источниками, к которым относится данное прецедентное имя, являются: театр, кино и детская литература. Выявлен инвариант восприятия антропонима Мальвина, существующий в массововм сознании. Определено, что образ Мальвины, появляющийся в газетном дискурсе, чаще всего отсылает к сказке А. Толстого и фильму, снятому по его мотивах, а также песне Н. Королевой «Хрустальное сердце Мальвины». Мальвина в газетном дискурсе реализует значение внутри оппозиций невинная девушка/женщина лег-кого поведения, юная девушка/женщина средних лет (сопоставление последнее с Мальвиной является способом иронической оценки), хрупкая послушная девушка / властная и волевая женщина и т. д. В ряде контестов Мальвина выступает символом детской литературы. Сопоставление с Мальвиной вводится в газетные тексты при помощи атрибутов, связанных с куклой: бант, платье, кудрявые волосы, голубой или розовый цвет. В контекстах, где Мальвина упоминается вместе с другими героями сказки: Буратино, Пьеро, Карабасом-Барабасом, она несамостоятельна, воспринимается как марионетка.

ВВЕДЕНИЕ. Исследование будет полезно не только лингвистам и литературоведам, но и учителям литературы, поскольку произведения Л. Андреева входят в школьную программу. Целью является выявление семантического потенциала рассказа Л. Андреева «Кусака». Актуальность исследования обусловлена необходимостью изучения для современной филологической науки художественных текстов Л. Андреева с точки зрения выявления способности единиц разного уровня, находящихся во взаимосвязи, выступать маркерами мифопоэтического кода.
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Текст рассказа Л. Андреева «Кусака» представляет собой систему разноуровневых единиц, анализ которых способствует более глубокому проникновению в художественный замысел автора. Использованы как общенаучные, так и специальные лингвистические методы: метод лингвистического наблюдения и описания, этимологический, словообразовательный, ономастический, контекстуальный, стилистический и лингвокультурный виды анализа.
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Показано, что для художественного текста Л. Андреева характерна взаимосвязь единиц разного уровня, выявляющих мифопоэтическую основу рассказа, представленную оппозициями свой– чужой, свет–тьма, звук–тишина. Доминантами рассказа являются лексемы дом, двор, сад, солнце, мрак. Диминутивы, используемые автором при описании девушки и собаки, создают образ игрушки, которая интересна и желанна в настоящем, но может быть вследствие потери к ней интереса оставлена в будущем. Особую смысловую нагрузку имеют имена собственные (зоонимы Жучка, Кусака, Кусачка и антропонимы Лёля, Илюша, Догаевы) и их отсутствие.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Как и в большинстве произведений Л. Андреева, в рассказе «Кусака», демонстрирующем борьбу света с мраком, представлен путь обретения (Кусака) и потери души (Лёля и другие люди, которых почему-то называют добрыми). Всё это происходит на фоне природной цикличности – зима–весна–лето–осень–… коррелируют с природными процессами рождения–развития–старости–смерти. Наступившая после отъезда людей, бросивших Кусаку, превратившуюся снова просто в безымянную собаку, беспросветно-тёмная ночь становится символом потерянной надежды, потерянного счастья.