Архив статей журнала
Статья представляет собой исследование генезиса и современного состояния института оспаривания решений административных органов о привлечении к административной ответственности в рамках арбитражных судов. Широко освещаются периоды Советского Союза времен перестройки, а также современной Российской Федерации. В работе указывается на проблему неоправданно высокой загруженности арбитражных судов жалобами на административные органы; дается характеристика особенностей субъектов в арбитражном процессе, регламентированных статьей 207 АПК РФ; исследуются проблемы, связанные с определением предметной компетенции арбитражного суда, и отличия дел, рассматриваемых по КоАП РФ, от дел, рассматриваемых по КАС РФ. Кроме того, приводятся примеры наиболее частых стратегий заявителей, в частности, касающихся указания на малозначительность правонарушения, а также на отношение к субъектам малого бизнеса. Автор предлагает внести изменения в ст. 210 АПК РФ, в соответствии с которыми у арбитражного суда расширятся основания для обязательной явки представителя административного органа, а также в ст. 207 АПК РФ, позволяющие считать самозанятых возможными заявителями в арбитражных судах наравне с индивидуальными предпринимателями.
Целью статьи являются поиск и описание различий между легальной конструкцией общественного контроля и ее осуществлением на материалах практики реализации Федерального закона от 21.07.2014 No 212-ФЗ «Об основах общественного контроля в Российской Федерации» местными общественными палатами (советами). Рассматривались данные об осуществлении общественного контроля с официальных сайтов местных общественных палат (советов), список которых взят с соответствующих официальных сайтов органов государственной власти субъектов РФ. Проанализированы 5 % (19 сайтов) от общего количества сайтов субъектов РФ, где была найдена информация об общественных палатах. Был проведен анализ законодательства и муниципальных правовых актов, регулирующих рассматриваемые отношения, а также документов общественных палат (советов) об осуществлении контроля с 2019 по 2023 г. Автор делает вывод о том, что общественный контроль используется преимущественно как форма помощи граждан органам местного самоуправления, при этом положения Федерального закона «Об основах общественного контроля в Российской Федерации», закрепляющие перечень объектов контроля, толкуются расширительно, а положения о составе информации, подлежащей размещению субъектами контроля по итогам проверочных мероприятий, — ограничительно.
В статье рассмотрены проблемные аспекты реализации права на охрану здоровья и получение медицинской помощи в контексте развития представлений о субъективном праве как регуляторе поведения на основе ответственности правообладателя за самостоятельный выбор. Отмечено, что охрана здоровья как одной из главных человеческих ценностей привлекает повышенное внимание всех участников процесса, отличается высоким уровнем конфликтности и потому требует применения самых передовых правовых технологий для справедливого и эффективного упорядочения соответствующих отношений. Затронута весьма чувствительная и приоритетная сфера интересов каждого гражданина с позиций действенности защитных свойств конструкции субъективного права. На примере решений Верховного Суда РФ доказывается ограниченность возможностей выявления нарушений прав пациента при игнорировании различий права и закона и обосновывается потребность в корректировке представлений о субъективном праве, отождествляющих его с механизмом законодательной реализации. Получены новые знания, необходимые для развития теоретических аспектов взаимодействия права и закона в направлении усиления потенциала субъективного права как инструмента упорядочения отношений в условиях объективной ограниченности законодательной формы. Сделан вывод о перспективах укрепления правового пространства, в котором уровень защиты субъективных прав в сфере охраны здоровья коррелирует со способностью законных порядков нормирования отношений обеспечить правообладателям возможность свободного и под свою ответственность выбора траектории поведения, не исключающей (дающей шанс) повышения уровня качественных показателей медицинской помощи.
Статья посвящена эстафете (преемственности) социальных регуляторов. Их гонка идет на всем протяжении существования человечества. Это связано с экономической трансформацией, в зависимости от которой можно выделить четыре стадии в развитии общества. Система социальных регуляторов разветвленная (всего их насчитывается 12). Детальному анализу подвергаются только лидеры эстафеты, или базовые социальные нормы. Базовыми являются регуляторы, регламентирующие жизненно важные общественные отношения (управление или властеотношения, собственность и девиации). Лидерство в эстафете социального регулирования первоначально принадлежит обычаям (в первобытном обществе), затем оно переходит к религиозным нормам (в аграрном обществе). Нормы права становятся главенствующими в индустриальном обществе. Моральные нормы приобретают первостепенную значимость в информационном обществе. Такая последовательность неслучайна. Автор высказывает гипотезу, что она определяется эволюцией сознания человечества и точно соответствует ее этапам. Сознание человечества проделало следующий путь: сначала человечество опиралось на визуальное восприятие мира, затем добавилось его аудиальное постижение, далее — деятельностное и, наконец, аналитическое. Выполнив роль главного средства регулирования, тот или иной базовый социальный регулятор передает миссию лидера другому регулятору, более подходящему для изменившихся социальных условий. Однако социальные нормы, уступившие лидерство, продолжают выполнять регулирующие функции, но уже второстепенные. Интеллектуальные накопления человечества остаются, и было бы расточительством отметать их вовсе.
Статья посвящена защите женщин от насилия и дискриминации в рамках деятельности органов Организации американских государств (ОАГ). Специальные механизмы по защите прав женщин ОАГ формируют межамериканскую систему защиты прав женщин, при этом только Межамериканский суд по правам человека (далее — Суд) обладает юрисдикцией по вынесению решений, обязательных к исполнению государствами. Анализ судебных прецедентов Межамериканского суда по правам человека позволяет заключить, что насилие в отношении женщин в регионе Латинской Америки и Карибского бассейна имеет следующую классификацию: насилие в отношении женщин, совершаемое государственными служащими; насилие в отношении женщин, совершаемое частными лицами; насилие в отношении женщин в контексте вооруженного конфликта; насилие в отношении женщин — представителей коренных народов. В статье приведены примеры дел, в которых Суд признал ответственность государств за несоблюдение международно-правовых норм, закрепленных в актах ОАГ, что повлекло за собой нарушение прав женщин на достойную жизнь, свободную от насилия и дискриминации. Несмотря на несовершенство контрольных механизмов ОАГ и общую политизацию данной межправительственной организации, ее деятельность по защите прав женщин является уникальной и заслуживает глубокого изучения.
Значимость категории риска является общепризнанной в российской цивилистике. Еще большую актуальность данный институт приобретает в кризисные периоды, во времена экономической нестабильности и волатильности рынка. Анализ актуальной судебной практики демонстрирует, что во время пандемии коронавирусной инфекции COVID-19 и введения санкционных ограничений предприниматели нередко вынуждены были прибегать к изменению и расторжению договоров в связи с существенным изменением обстоятельств и предъявлять исковые требования об освобождении от ответственности за нарушение договорных обязательств ввиду наступления форс-мажора. Российские суды применяют данные правовые институты в тесной связи с категорией предпринимательского риска, однако из-за отсутствия легальной дефиниции этого термина и широкого разнообразия концепций риска в юридической доктрине значительную роль при разрешении дел играет судейское усмотрение. Чрезвычайно широкие дискреционные полномочия судей и правовая неопределенность в отношении предпринимательского риска могут привести к дестабилизации гражданского оборота и негативно сказаться на экономическом развитии России. В этой связи автор выступает за закрепление понятия предпринимательского риска, а также его допустимых и обоснованных пределов если не на законодательном уровне, то как минимум в разъяснениях российских судов высшей инстанции.
В статье исследуется взаимосвязь институтов защиты добросовестного приобретателя и недействительности сделки. Институт защиты добросовестного приобретателя, закрепляя условия, при которых собственник не может истребовать свое имущество, олицетворяет идею поиска баланса между интересами собственника и лица, которое добросовестно и возмездно приобрело имущество, и распространяет соответствующую идею также на иные институты гражданского права. Институт защиты добросовестного приобретателя вышел за границы института виндикационного иска, выступив мерилом справедливого разрешения спора, и приобрел межинституциональный характер, оказывая влияние, в частности, на институт недействительности сделки. Оспаривание собственником сделки с имуществом является одним из способов защиты прав собственника. Однако применение такого способа должно относиться к исключительным ситуациям в силу экстраординарного характера реституции; во всяком случае, его применение не должно приводить к нарушению прав и интересов лиц, не являющихся сторонами сделки. Для обеспечения стабильности прав на имущество необходимо, чтобы признанная недействительной оспоримая сделка не влекла правовых последствий с момента признания ее таковой судом, а не с момента ее совершения, поскольку, несмотря на восстановление собственником прав посредством компенсационной реституции, ретроактивный характер недействительности сделки будет влиять на права приобретателей имущества. Этого можно достичь изменением законодательных положений о недействительности оспоримой сделки и восприятием классического пандектного учения о моменте, с которого признанная недействительной оспоримая сделка считается недействительной.
В связи с проблемой включения в гражданский оборот объектов, произведенных искусственным интеллектом (ИИ), должен быть решен вопрос о субъектности прав на них. Как одно из возможных решений (некоторые исследователи называют его основным) рассматривается наделение статусом субъекта права самого искусственного интеллекта. Статья посвящена критике такого подхода.Социальное поведение людей формируется на основе их физической сущности, эта взаимосвязь останется действующей и в дальнейшем. Очевидно, что физической сущности искусственный интеллект заведомо лишен. Даже если говорить о юридическом лице (в ряде систем, являющихся фикционными образованиями), последствия его деятельности так или иначе возлагаются на лиц физических. Представляется целесообразным наделить ИИ объектной характеристикой интеллектуального комплекса - по аналогии с имущественными комплексами в гражданском праве, закрепив первоначальные права за разработчиками программ для ЭВМ. Рассмотрение же ИИ в качестве субъекта гражданского правоотношения не только не оправданно, но и препятствует доктринальному решению вопроса правосубъектности, которое является необходимой предпосылкой формирования норм действующего законодательства.
В условиях информатизации общества актуален вопрос соотношения государственной деятельности и информации. В отечественной науке количество работ, посвященных исследованию информационной функции государства, не велико. В статье рассмотрены и проанализированы теоретические подходы отечественных исследователей, изложенные в авторских монографиях. Ученые рассматривают информационную функцию как одну из основных функций государства, которая обладает подфункциями, ранее была выражена в дофункциональном состоянии. Через алгоритм «цель — задача — функция» раскрывается понятие, приведены предпосылки формирования, признаки, средства и методы информационной функции. В статье обращено внимание на особенность функции, которая выражена во влиянии на сознание людей через информационное воздействие. Так как информационная функция предполагает управление информационной сферой, рассмотрено соотношение понятий «информационная сфера» и «информационное пространство», приведено определение информационной сферы. В итоге сформулированы существенные характеристики и обобщенное определение информационной функции. Отмечена область, требующая дополнительного изучения.
В публикации особое внимание обращено на важность и давно назревшую необходимость более детального изучения историко-юридической терминологии, ревизии ее этимологии и семантики, правового значения с использованием всевозможных методологических конструкций, что, в свою очередь, может существенно расширить научное представление о правовой жизни прошлых поколений, стать ключом к познанию тонкостей их юридического быта, правосознания и многих других важнейших аспектов бытия. В работе нашли отражение идеи многоаспектного исследования российской государственности и культуры, которое уже много лет проводится автором. Особо подчеркивается, что изучение юридической терминологии периода средневековой Руси не должно осуществляться в отрыве от духовных традиций и обычаев и главным образом религиозно-философских устоев русского народа, которые были определяющими в сфере развития общества, государств и права. Используя обширный исследовательский материал, автор предпринимает попытку переосмыслить вопросы генезиса средневекового уголовного права. В дореволюционной, советской и постсоветской историко-юридической науке сформировалось сугубо узкое представление о понятии «душегубство» как о составе преступления против жизни в виде умышленного причинения смерти. В русских памятниках права периода Средневековья содержатся сведения, указывающие на то, что этим термином обозначался достаточно широкий спектр проступков и преступлений — как против жизни православных христиан, так и против их здоровья, благочиния, религии и т.д.
Поле (судебный поединок) — процессуальный институт, известный источникам права средневековой Руси как минимум с XIII в. В течение нескольких столетий поле широко использовалось как средство доказывания и уже в XV в. было подвергнуто детальной правовой регламентации. Ряд крупных нормативных правовых актов регулировали условия и порядок проведения поединка, его юридические последствия и размер «полевых пошлин». Возможность участия в поединке также подробно регулировалась законодательством. Сохранившиеся материалы судебной практики позволяют уточнить эти сведения и утверждать, что участниками поединка могли быть не только истец, ответчик, свидетели и их «наймиты», но и судьи, рассматривавшие дело до процедуры доклада. Кроме того, в судебном поединке могли принимать участие холопы, представлявшие своих господ и не считавшиеся «наймитами». Следует также отметить, что, несмотря на негативное отношение к судебным поединкам со стороны русской церкви, от участия в поле не отказывались монахи и священнослужители. Вместе с тем актовый материал свидетельствует о понимании необъективности данного средства доказывания и постепенном снижении количества проводимых поединков, которые стали редкостью уже в XVI в., хотя окончательное исчезновение следов этого правового института из законодательства произошло только в XVII в.
Статья затрагивает общетеоретические положения права и гражданского процесса, изложенные в одной из научных работ профессора М. С. Шакарян. Основой для оценки указанных воззрений является онтологический подход к определению смысла существования как философской категории, неразрывно связанной с моментной бытийностью, представляемой в качестве грани проекции личного и общественного опыта в будущее. Опора на бытийную трактовку категории смысла в указанном подходе помогает выявить философское содержание гражданского процесса, оценить роль и значение для судебного правоприменения в гражданских спорах такого феномена, как ошибка. Раскрываются сущностные черты этого явления, привлекается внимание к различию природы ошибки стороны в гражданском процессе и ошибки суда, сравниваются определяющиеся бытийностью феномены гражданского права и уголовного процесса с ошибкой как феноменом гражданского процесса. Обосновывается подход к рассмотрению решения суда как переломного момента трансформации объективно исследованного личного опыта в подтвержденный общественный.