Архив статей журнала
Статья посвящена творчеству писателя-битника У. Берроуза, рассматриваемому в контексте современной ему американской литературы. Поскольку внимание авторов статьи сосредоточено прежде всего на романе Берроуза «Голый завтрак» (1959), контекстом для романа оказываются, в частности, его более ранние («Интерзона», «Джанки») и более поздние («Мягкая машина», «Билет, который лопнул») произведения. Речь идет о становлении постмодернистской поэтики в романе «Голый завтрак», таким образом, соотношение романа с другими модернистскими и постмодернистскими художественными произведениями также определяет уровень контекста. Наиболее развернуто представлено сравнение романа У. Берроуза «Голый завтрак» с другим известным текстом, хронологически близким ему по времени создания, - романом Т. Пинчона «V.» (1961). Авторы статьи, говоря о формировании постмодернизма в творчестве писателя-битника, опирались на классификацию, предложенную И. Хассаном. Несмотря на многочисленные труды, которые посвящены постмодернизму в литературоведении последних десятилетий, представляется интересным выявить соответствие художественной практики американских романистов современной ей теории. В результате сопоставительного анализа выявлено, что, с одной стороны, обозначенные И. Хассаном черты модернистской поэтики проявляли себя в текстах разных авторов не только первой, но и второй половины ХХ в. С другой стороны, в соответствии с той же классификацией можно утверждать, что уже в творчестве У. Берроуза происходит переход от одной художественной парадигмы к другой. Роман Т. Пинчона «V.» рассматривается как показательное произведение постмодернизма, продемонстрировавшее черты и возможности постмодернистский поэтики.
Статья посвящена творчеству писателя-битника У. Берроуза, рассматриваемому в контексте современной ему американской литературы. Поскольку внимание авторов статьи сосредоточено прежде всего на романе Берроуза «Голый завтрак» (1959), контекстом для романа оказываются, в частности, его более ранние («Интерзона», «Джанки») и более поздние («Мягкая машина», «Билет, который лопнул») произведения. Речь идет о становлении постмодернистской поэтики в романе «Голый завтрак», таким образом, соотношение романа с другими модернистскими и постмодернистскими художественными произведениями также определяет уровень контекста. Наиболее развернуто представлено сравнение романа У. Берроуза «Голый завтрак» с другим известным текстом, хронологически близким ему по времени создания, - романом Т. Пинчона «V.» (1961). Авторы статьи, говоря о формировании постмодернизма в творчестве писателя-битника, опирались на классификацию, предложенную И. Хассаном. Несмотря на многочисленные труды, которые посвящены постмодернизму в литературоведении последних десятилетий, представляется интересным выявить соответствие художественной практики американских романистов современной ей теории. В результате сопоставительного анализа выявлено, что, с одной стороны, обозначенные И. Хассаном черты модернистской поэтики проявляли себя в текстах разных авторов не только первой, но и второй половины ХХ в. С другой стороны, в соответствии с той же классификацией можно утверждать, что уже в творчестве У. Берроуза происходит переход от одной художественной парадигмы к другой. Роман Т. Пинчона «V.» рассматривается как показательное произведение постмодернизма, продемонстрировавшее черты и возможности постмодернистский поэтики.
В статье проанализирована комедия О. Уайльда «Веер леди Уиндермир» с точки зрения ее смысловой составляющей, обоснована ее содержательная и формальная принадлежность к «новой драме» конца XIX века, представлен ряд проблем, обусловленных индивидуально-авторскими взглядами, его философией нереального. В основе методологии исследования лежит комплексный подход к изучению пьесы Уайльда, позволивший применить биографический, культурно-исторический, герменевтический методы. «Веер леди Уиндермир» рассматривается в контексте ведущих постановок, изучаются ее истоки, которые видятся в античных комедиях, в современных ирландских пьесах, популярных мелодрамах, проблемных драмах Г. Ибсена и уайльдовских соотечественников. Сопоставление с известными пьесами предшественников и современников позволяет ярче увидеть самобытность комедии «Веер леди Уиндермир», определить, как в рамках расхожего сюжета писатель представляет «женский вопрос», неоднозначность проблемы греха, абсурдность законов общества. Актуальные социальные вопросы связаны с внешним действием комедии. В традициях «новой драмы» наиболее важные темы писатель представляет в рамках внутреннего действия: тема любви, доверия своему сердцу. Уайльдовская философия нереального определяется темой власти над человеком иррациональных сил, таких как случайность, любовь. Шаблонные мысли и действия приводят героев к несчастью: недоверие к мужу заставляет леди Уиндермир переживать и принимать ошибочные решения. Особое внимание уделяется образу веера, с которым связаны основные элементы сюжета. Веер становится в произведении символом раздора. В статье обсуждается проблема неоднозначности прочтения взаимоотношений матери и ребенка в уайльдовском восприятии. Одним из первых писатель переосмысливает женские роли в обществе, заявляет, что материнство - не обязательный удел женщины и предвосхищает эту проблему в драматургии ХХ века. Одновременно в комедии содержится мысль об опасности женщины для свободы и самостоятельности мужчины. В статье предлагаются варианты прочтения финала «Веера леди Уиндермир» в контексте философии нереального или темы искусства. Материалы статьи могут быть использованы в практике преподавания истории зарубежной литературы в вузе.
В статье рассматриваются проблемы интертекстуальных связей рассказа Р. Киплинга The Man Who Would Be King (1888) и одноименного поэтического текста (2010) британской рок-группы Iron Maiden. Исследуя тексты рассказа Киплинга и песни Iron Maiden в социальном, политическом, культурном, колониальном и постколониальном контекстах, погружаясь в идейно-художественное своеобразие обоих произведений, авторы приходят к выводу, что Киплинг и Iron Maiden своеобразно осмысляют общие архетипические образы, в числе которых - античный герой, библейский персонаж, представитель тайного общества, трикстер, воинствующий просветитель и кающийся грешник. В статье анализируется многозначность авторских интерпретаций персонажей обоих произведений, но в особенности - музыкантами Iron Maiden, в аспекте античных, языческих, месопотамских, ветхозаветных иудейских и новозаветных христианских мифологем. Авторы статьи комментируют отход рок-поэтов Iron Maiden от киплинговской иронии и осуждения героев-авантюристов, носителей идеологии имперскости и «бремени белого человека», для которых поход в незнаемую страну - колониальный захват, в то время как для героя рок-варианта сюжета рассказа Киплинга преодоление горных кряжей и перевалов, предпринятое из гордыни и презрения к «миру дольнему», в конечном счете оказывается восхождением к самому себе, способом, внимая красоту «горнего мира», осознать собственную внутреннюю никчемность и роковую потерю человечности в себе. В статье акцентируется трагическая сторона лирического повествования Iron Maiden о заблудшем человеке, подчеркивается значимость идеи судьбы и неотвратимости наказания, кары небесной, спасения через покаяние. Во многом подобный поворот связан со своеобразной эстетикой такого направления в современной музыке, как heavy metal. В статье подчеркивается, что в художественном целом произведений соотношение образов рассказа Киплинга и песни Iron Maiden с универсальными архетипами придает объем их интертекстуальной перекличке как таковой, а также актуализирует связь «большой» литературы и рок-поэзии, раскрывает художественный и образовательный потенциал этих произведений.
Исследование функционирования лакун в повествовании можно рассматривать как одну из актуальных задач современной нарратологии. Об этом свидетельствуют и недавние работы (2023) нарратологов Дж. Принса и В. Шмида: первый дополняет собственную типологию лакун, уже включающую «дизнаррацию» и «альтернаррацию», новыми способами наррации - «недорассказанным» и «сверхрассказанным». Второй предлагает сконцентрироваться на «нерассказанном» - том, что не представлено в повествовании, но имеет отношение к рассказываемой истории. Исследование лакун тем более актуально в применении к современным повествовательным формам: не получившим пока должного внимания исследователей. Среди них - разветвленное повествование, представленное в романе «4321» П. Остера (2017). Особенностью этой формы становится ее ориентация на «сверхнаррацию» (в терминах Дж. Принса): она рассказывает читателю не об одной жизни героя, а сразу о четырех. Каждая новая «жизнь» героя в романе - отдельная фабульная линия, вступающая (с точки зрения событийности) в противоречие с другими (в одной герой умирает, в другой - еще жив и пр.). При этом на уровне читательского восприятия такая «автономность» каждой из линий не сохраняется: читатель неизбежно соотносит эти линии между собой, и события, в них представленные, неизбежно (в его воображении) накладываются друг на друга. Как в таком типе современного повествования функционируют нарративные лакуны? И какой эффект производят? С увеличением фабульных линий прогрессивно расширяется и зона лакун: так, за умножением «знания» о герое следует и увеличивающееся, ограничивающее его возможности «незнание». Более того: поскольку каждая линия, хоть и является «автономной», по-прежнему рассказывает читателю об одном и том же герое, появление новых событий в каждой следующей линии производит на него эффект заполнения лакун в линии предыдущей. Функционирование лакун на уровне фабулы и на уровне читательского восприятия в такой повествовательной форме разнится: на уровне фабулы лакуны остаются «постоянными» (в терминах В. Шмида), а на уровне читательского восприятия - «временными». Роман П. Остера, являясь примером разветвленного нарратива, метарефлексивно интенсифицирует эту его особенность: несколько глав романа заканчиваются указанием нарратора на лакуны, которые в последующих частях, соответствующих этой линии, заполнены не будут. Читательское внимание - благодаря таким «указателям» - концентрируется на этих лакунах, и тем заметнее становится их «временный» характер при соотношении разных фабульных линий.
|
|
|
Данная статья является первой частью диптиха, посвященного литературной и театральной судьбе ранней пьесы Бернарда Шоу «Ученик дьявола» (1897) в России. Проводится компаративное исследование нескольких дореволюционных переводов данного произведения на русский язык. Основное внимание уделяется совместной работе И. Данилова и К. И. Чуковского (1908), переработке драмы Н. А. Смурским (1909) и переводу Н. Е. Эфроса (1910). Целью данного труда являются рассмотрение условий создания переводов и адаптаций текста Шоу, задач, стоявших перед переводчиками, выбранных ими стратегий и оценка влияния этих факторов на восприятие драмы русской публикой. Также используются элементы культурологического подхода за счет привлечения критических обзоров, основанных на указанных переводах спектаклей в театральной периодике. На основе архивных материалов ЦГАЛИ и РГАЛИ более подробно анализируются постановки «Ученика дьявола», организованные Передвижным театром П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской в 1909 г. и Александром Таировым в 1910 г. Выявляются особенности подходов в режиссерской и актерской интерпретации текстов, с одной стороны, и восприятия драмы Шоу критиками, с другой. Делается вывод о том, как историко-культурный контекст влиял на печатную и сценическую судьбу произведения в дореволюционной России, и каким образом он подготовил почву для дальнейшего пути пьесы в Советском Союзе. Данное исследование является первым в своем роде как в российской науке, так и за рубежом.
В статье изложены результаты исследования, направленного на определение эпистемологических ориентиров художественного творчества А. Мердок в их отношении к эстетическим принципам литературного постмодерна. Конкретными предметами изучения являются поздние романы писательницы, а именно «Книга и Братство» (1987), «Послание планете» (1989) и «Зеленый рыцарь» (1993). Контаминация повествовательного текста и философского метатекста в названных произведениях дает основание для применения к ним междисциплинарного подхода и системных методов исследования. Целевая установка системного приложения литературоведческих приемов интертекстового анализа и инструментов философской герменевтики заключается в выявлении синергических коннотаций двух планов нарратива и эмерджентного итога синергии в рамках заданной в статье проблематики. Дискурсивная аналитика смысловых связей между содержательными и формообразующими элементами изучаемых романов позволяет воссоздать их консолидированную эпическую перспективу и эпистемологический горизонт, определяющий границы художественной интерпретации объектов реальности. Целенаправленное рассмотрение восстановленной перспективы обнаруживает сведение ее проекций к мировоззренческой позиции литературного героя, поскольку он выступает в качестве централизованного субъекта всех образных репрезентаций и когнитивной деятельности. Последующее изучение мировоззренческого поля-горизонта выявляет гносеологические маркеры опытных и ценностных критериев истины, раскрывая таким образом зависимость созидательной деятельности героя от познания объективной действительности. Подчеркнутые линии путей персонажей от априорных представлений к опытному знанию свидетельствуют о намерении автора создать возможность перехода от модернистских приоритетов эгоцентрической субъективности к традиционной концепции эксцентрического объективизма в искусстве. Системное обобщение полученных данных влечет за собой закономерный вывод о том, что авторские разработки в области эпистемологии были направлены на активизацию познавательных и дидактических функций литературы с целью совмещения художественных черт картины мира с требованиями ее целостности и достоверности.