ЕВРОПЕЙСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ: СОБЫТИЯ, ОЦЕНКИ, ПРОГНОЗЫ

К концу 2016 года Организация стран – экспортеров нефти собралась с силами, чтобы продемонстрировать миру свою дееспособность. Сначала на заседании 30 ноября члены ОПЕК договорились о сокращении своей добычи на 1,2 млн барр. в сутки – до 32,5 млн барр. Затем позвали еще 14 стран, большинство из которых откликнулись на это приглашение, а объединенная коалиция стран-нефтеэкспортеров получила неофициальное название ОПЕК+ 

В список ключевых «проблемных узлов» для ЕвроАтлантического сообщества в области международной безопасности, помимо стратегического ухудшения отношений с Россией, «сирийского вопроса», роста международной террористической угрозы и необходимости денуклеаризации Корейского полуострова может войти еще один момент: скатывание к конфронтации с Исламской Республикой Иран (ИРИ). Заключенная 15 июля 2015 г. «шестеркой» (США, Великобритания, Франция, Германия, Россия и Китай) с Ираном «ядерная сделка» расценивалась на Западе как крупный дипломатический успех – в частности, именно так трактовала договоренности администрация Б. Обамы1 . Однако чуть более года спустя, с середины 2016 г. ИРИ стала подвергаться массированной критике со стороны ведущих западных держав. 

Рост популярности «Австрийской партии свободы» и французского «Национального фронта», приход к власти правопопулистских партий в Венгрии («Фидес») и Польше («Право и справедливость»), победное шествие «Альтернативы для Германии» (АдГ) по немецким ландтагам, ее относительная победа на общегерманских выборах и прохождение в Бундестаг в сентябре 2017 г., неожиданная для всех победа Д. Трампа на президентских выборах в США в 2016 г. отчетливо продемонстрировали, что мы имеем дело не с единичными отклонениями от нормы, а с глобальным феноменом, порожденным структурными экономическими, политическими и культурными изменениями и нуждающимся в серьезном осмыслении. Именно поиску ответов на вопросы о том, что представляет собой «правое поветрие» сегодня, чьи интересы оно выражает и каким образом ему можно противостоять, посвящена данная статья. 

Первые шаги нового президента Франции Э. Макрона на внешнеполитической арене, как показывают опросы общественного мнения, получили одобрение большинства французов. Ведущие СМИ страны акцентируют внимание на том, что он, будучи новичком в политике вообще и во внешней политике в частности, «достойно держался» на встречах с Д. Трампом и В. Путиным. Частые контакты Э. Макрона с А. Меркель вызывают оптимизм у тех политиков и экспертов, которые рассматривают усиление франко-германской оси в качестве одного из главных условий преодоления нынешних трудностей Европейским союзом. Конечно, наряду с этим восторженным хором, раздаются и голоса скептиков. Они считают подобные восхваления продолжением «макрономании», инициированной СМИ, особенно ведущими телевизионными каналами, в ходе прошедшей президентской избирательной кампании. Но эти голоса пока не очень слышны 

В последнее время (с 2006 г.) 70% всех убийств, осуществленных в результате террористической активности, совершались террористами-одиночками1 . Существует общепринятое определение терроризма одиночек: угроза или применение насилия одним преступником (или маленькой ячейкой), действующим не из личных корыстных интересов, имеющим целью повлиять на широкую общественность и осуществляющим террористическое нападение без какой-либо прямой поддержки при его планировании, подготовке и проведении, чье решение не продиктовано какой-либо группой или другими лицами (но может быть вдохновлено ими).

В настоящее время мы являемся свидетелями глубокого общеевропейского кризиса. Все громче звучат голоса, заявляющие, что будущая Европа не будет ни по-настоящему единой, т.е. унитарной или федеративной, ни Европой национальных государств, связанных между собой чем-то вроде конфедеративных отношений, а будет Европой регионов. Именно на региональный уровень, по мнению сторонников данной теории, перейдет большая часть полномочий, сосредоточенных ныне в руках национальных правительств и брюссельской «еврократии» – органов Евросоюза. Региональное сотрудничество представляет в этом отношении разумный компромисс, находясь между «еврократическим» и национально-государственным уровнями управления. В рамках ЕС уже существует весьма успешная модель такого сотрудничества – Бенилюкс (Бельгия, Нидерланды, Люксембург). Черты мощного регионального объединения приобретает и франко-германский тандем, есть неплохие перспективы взаимодействия у Скандинавских стран, а в Центральной Европе с переменным успехом, но в целом полезно для всех ее участников работает «Вышеградская четверка» (Венгрия, Польша, Словакия, Чехия). 

Брюсселе (октябрь 2011 г.), когда тогдашний президент Франции Н. Саркози заявил о явно проявляющихся контурах «двух Европ» в ЕС, в центре дискуссий о будущем европейского проекта утвердилось одно «хорошо забытое старое» – тема разноскоростной интеграции. Принципиально новым в сегодняшних дискуссиях является то, что идея «разноскоростной Европы» крайне актуализировалась. Это уже не предмет академических изысканий, где давно было показано, что ЕС развивался разноскоростным образом, по меньшей мере с 1970–1980-х годов, а вопрос практической политики настолько злободневный, что требует от европейских элит каких-то новых стратегических решений. 

Минули 100 дней президента США Д. Трампа после инаугурации. Закончились победой центристских сил выборы в Нидерландах и во Франции, и настал момент, когда России, почти избавившейся от иллюзорных надежд на чудо в связи со сменой политических режимов в ключевых странах ЕвроАтлантики, необходимо трезво посмотреть на формирование элементов новой системы европейской безопасности. 

На Варшавском саммите НАТО в 2016 г. государства-члены подчеркнули свою приверженность стремлению вносить больший вклад в усилия международного сообщества по обеспечению стабильности и усилению безопасности за пределами территории НАТО. Одним из средств реализации поставленной задачи являются партнерские отношения Альянса. За последние 25 лет Альянс создал развитую региональную партнерскую сеть со странами Европы, Средиземноморского региона, Персидского залива и индивидуальными партнерами по всему миру. 

Несмотря на то, что сущность и природа современной международной системы, ее конфигурация зачастую становятся предметом оживленных дискуссий, которые впоследствии приводят к формированию полярных взглядов на эти вопросы, мало у кого вызывает сомнение, что современный мир кардинальным образом изменился, став намного сложнее. Чтобы осознать это, достаточно всего лишь взглянуть на те основные явления и процессы, которые происходят в настоящий момент в мировой политической системе, определяя ее характер: речь идет о глобализации, глокализации и регионализации, интеграции и дезинтеграции, транснационализации, дигитализации и т.д. Все эти явления и процессы происходят в один и тот же период времени, тем не менее одни существуют параллельно, другие периодически пересекаются, а некоторые из них носят, по большому счету, взаимоисключающий характер. Именно последнее обстоятельство и приводит к тому, что сегодня достаточно сложно понять, по какому пути движется современная система международных отношений, а также спрогнозировать, куда в итоге этот путь приведет. 

Вопросы, связанные с интересами России и Запада, а также их перцепцией, приобрели особую актуальность в связи с такими сложными комплексами проблем, как конфликт между Россией и Украиной1 , политическая и гуманитарная катастрофа на Ближнем Востоке и драматическое влияние этих событий на Европу в целом, Россию и Германию, в частности. В этой связи я задался вопросом, – а что я мог бы предложить в качестве своего понимания внешней политики и политики в области безопасности. Постараюсь определить, каких принципов мы – россияне, немцы и европейцы – с нашими трансатлантическими партнерами, а также другими акторами, действующими в условиях многополярного миропорядка, – должны придерживаться для сохранения и восстановления (в случае необходимости) мира, свободы, соблюдения прав человека, демократии и обеспечения процветания. 

Нынешнюю конфронтацию между Россией и Западом многие политики и эксперты склонны характеризовать как новую «холодную войну». Правильнее, однако, назвать ее глубоким кризисом их взаимоотношений. Это терминологическое различие предполагает иной вариант развития ситуации, чем в первом случае. Настоящая «холодная война», стоит это напомнить, была результатом соперничества двух противоположных идейно-политических и экономических систем, которое, несмотря на имевшие место разговоры о «конвергенции» последних, закончилось самоликвидацией одной из них