ПАЛИМПСЕСТ. ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
Архив статей журнала
Творчество Г. Маркосян-Каспер, насыщенное национально-культурными концептами и архетипами, концентрирующими в себе опыт нации, развивалось и вобрало в себя, с одной стороны, отголоски первой волны русской постмодернистской литературы, с другой - пафос, аллюзии и реминисценции мировой классической литературы, тем самым оно расширило представление о «своем» и «чужом», перенеся акцент с национального на вненациональное. В поэтике Маркосян-Каспер задействованы сразу несколько культурных пластов: во-первых, это «армянский мир» автора, во-вторых, русский язык, на котором написаны все её романы, в-третьих, европейская, в том числе и русская культура, на которую писательница постоянного ссылается. Исследуя интертекстуальные связи романов Маркосян-Каспер с произведениями мировой литературы, мы обнаружим палимпсест интертекстуальности, слои которой чаще всего работают только для «посвященных», знакомых с определенными локальными сюжетами. В настоящей статье представляется общая картина цитируемых европейских авторов в романе «Пенелопа» Г. Маркосян-Каспер, отдельно выявляются и комментируются шекспировские аллюзии в контексте «шекспировского текста» русской литературы.
Статья открывает блок материалов, посвященных юбилею Гоар Маркосян-Каспер (1949-2015). Характеризуются основные вехи творческой биографии писательницы, приводятся сведения об основных прототипах героев ее прозы, дается сопоставление созданных ею текстов с произведениями мировой литературы («Одиссея» Гомера, «Улисс» Джеймса Джойса, «Пена дней» Бориса Виана и т.д.). Кроме того, статья содержит обзор докладов, прозвучавших 16 марта 2018 года на чтениях памяти Гоар Маркосян-Каспер, состоявшихся в Таллиннском университете.
В статье рассматривается переложение древнерусского текста царской молитвы в драме А.С. Пушкина «Борис Годунов». Поэтический текст из пушкинской трагедии сопоставляется с древнерусским источником и пересказом молитвы в сочинении Н.М. Карамзина «История государства Российского». Введение молитвы было мотивировано желанием показать стремление Бориса Годунова к укреплению и сакрализации собственной власти Бориса Годунова, которое акцентируется в произведении. Анализируется бинарная структура молитвы, создающая соотношение «царь земной - царь небесный», а также место молитвы о царе в контексте сцены «Москва. Дом Шуйского», внутреннее развитие которой предвосхищает развитие основного конфликта и финал драмы. Кроме того, рассматриваются внутритекстовые связи сцены с царской молитвой в доме Шуйского и эпизодов, в которых молитва понимается в соответствии с религиозным смыслом и назначением: «Ночь. Келья в Чудовом монастыре» (пример идеальной молитвы о государе в монологе Пимена), «Царская дума» (рассказ о чуде после молитвы на могиле царевича), «Площадь перед собором в Москве» (диалог Бориса с юродивым Николкой), и значение этих сцен для создания образов Бориса Годунова и князя Василия Шуйского. Образ Василия Шуйского в названных сценах раскрывается в свете дальнейших исторических событий, не вошедших в трагедию на уровне непосредственного сценического действия, но включённых в содержание посредством положений, отсылающих к грядущим событиям, и контекстуальной связи с финальной ремаркой. Наконец, молитва о царе рассматривается в контексте современной Пушкину эпохи и параллели между Борисом Годуновым и императором Александром I. Анализ царской молитвы в структуре пьесы углубляет понимание религиозно-исторического содержания пушкинского произведения
Статья посвящена рассмотрению художественной интерпретации М.Ю. Лермонтовым темы власти: формальной, т.е. базирующейся на законе, и естественной, связанной с «животным» началом человека, стремлением человеческого общества к избранию вожака и подчинению сильным слабых. В статье проводится анализ поэмы М.Ю. Лермонтова «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» с точки зрения представленного в ней многообразия форм властной иерархии. Исследуется, как властная иерархия, предписанная христианским мировоззрением, обретает в сознании героев поэмы двойственную природу. Эта иерархия соблюдается условно, так как при тиранической форме государственной власти правитель не ограничивается ролью наместника Бога на земле. Каждый из персонажей признает предписанную христианской верой иерархию, но трактует ее по-своему и часто подменяет ее иерархией субъективной, выстроенной исходя из личных убеждений и стремлений. Религия утрачивает функцию жизненного ориентира и становится инструментом поддержания и укрепления власти тирана. Христианские законы трактуются ложно и таким образом подстраиваются под интересы царя и его окружения.