Архив статей журнала
В статье на примере истории издания журнала «Карандаш» в Саратовской губернии (1906 г.) рассматриваются исторические обстоятельства функционирования сатирической прессы в административном и правовом пространстве российской провинции периода первой революции. Проанализированы структура и содержательные особенности сатирического журнала, издание которого было подчинено задачам радикальной политической агитации. На основании впервые выявленных, ранее не публиковавшихся архивных дел из трех фондов Государственного архива Саратовской области реконструированы перипетии «дела Гейнриха» (судебных процессов, проходивших в 1907–1909 гг. в отношении издателя журнала «Карандаш» К. Э. Гейнриха).
Текст статьи включает в себя комментированную публикацию фрагментов архивных документов (служебной переписки инспектора по делам печати, прокурора Саратовской судебной палаты, саратовского губернатора; судебно-процессуальных материалов Саратовской судебной палаты). На материалах «дела Гейнриха» показаны характерные явления и процессы в российском социуме и властных институтах начала XX в.: столкновение различных систем политико-правовых ценностей; несогласованность действий правительственных учреждений, цензуры и судебной системы; сочетание мягких и оправдательных судебных приговоров с жесткими административными мерами наказаний; общая неэффективность административно-правовых мер в отношении радикальной политической агитации в стране.
В центре повествования – подробности истории запрещения газеты «Москвич» (1867–1868), издаваемой взамен приостановленной ранее «Москвы» (1867–1868). На примере печатных органов И. С. Аксакова, используя новые вводимые в научный оборот архивные источники, автор проясняет специфику функционирования законодательства о печати и особенности работы бюрократического аппарата пореформенной России. Издание «Москвича» с подчеркнутым подражанием «Москве» стало манифестацией Аксакова против несправедливой системы административных взысканий, которая находилась в ведении одного только министра внутренних дел П. А. Валуева, самостоятельно определяющего срок приостановки органов периодической печати. Цензурный «маневр» Аксакова не представлял собой нарушение законодательной нормы, но вызвал необходимость правительства найти способ ликвидировать и предотвратить подобное своеволие, что выразилось во влиянии Валуева на мнение императора по данному вопросу и согласии с ним Совета министров. Исследователь приходит к выводу, что этот метод борьбы Аксакова за расширение свободы российской журналистики был обусловлен не только личной мотивацией редактора, но также являлся тактикой сражения за пересмотр механизма карательной цензуры и приведение его в соответствие с новой судебной системой.
Предметом изучения являются отдельные сюжеты, отражающие межведомственные противоречия НКИДа (в лице его руководителя Г. В. Чичерина) и Центрархива (руководитель – М. Н. Покровский) по вопросу использования архивных документов имперских дипломатических учреждений. На основании ранее не опубликованных материалов Центрархива 1926–1927 гг., хранящихся в спецхране ГА РФ, раскрывается общая позиция Чичерина в отношении использования документального наследия имперского МИД, затем описывается сущность противоречий, касавшихся порядка сбора, систематизации и использования документов. Исследуются попытки Чичерина выстроить деловые отношения с представителями советского архивного ведомства, предметно рассматриваются аргументы обеих сторон в защиту собственной позиции. Особо отмечается «революционная» идеологическая составляющая аргументации Чичерина: установка на то, что архивы являются инструментом реализации Советской Россией собственной глобальной исторической миссии.
Делается вывод о характере сформировавшихся культурных практик новой бюрократии. Изучение механизмов доступа различных государственных ведомств к процессу извлечения исторических фактов расширяет понимание советского опыта работы политико-идеологического «конвейера», приводит авторов к выводу о том, что ресурсный подход к архивному, документальному наследию является типичным элементом политической культуры советского периода, перекочевавшим в современную эпоху.
В статье анализируется история Токийской духовной семинарии, возникшей в 1875 г. при Русской Духовной миссии в Японии. Обращение к данному сюжету обусловлено тем, что один из авторов статьи обнаружил в Государственном Архиве Российской Федерации в фонде известного церковного деятеля протоиерея П. И. Булгакова интереснейший документ под названием «Школа императорской русско-православной церкви (Тихоновской) для образования японских шпионов» (ГА РФ. Ф. Р-597. Оп. 1. Д. 135), подписанный литературным псевдонимом «Иван Горемыка». В нем с совершенно новых позиций рассматривается деятельность Токийской семинарии, которая в российской историографии всегда позиционировалась как одно из высших достижений проявления «мягкой силы» для увеличения влияния России на японских островах. Такой подход привел к необходимости подробного анализа всех сторон функционирования описываемого образовательного учреждения, которому и посвящена большая часть предлагаемой статьи. Особое внимание уделено деятельности семинаристов после окончания семинарии, а также степени ответственности за выдвинутые обвинения руководителей миссии. Причем ни сам «разоблачитель», ни один из представителей русской колонии в Токио не подвергали сомнению непричастность(за исключением некоторой наивности) главного предстоятеля Православия на японской земле прославленного в лике святых как равноапостольного Николая Японского (Ивана Дмитриевича Касаткина). Между тем сменивший его на посту руководителя миссии Сергий (Георгий Тихомиров) вызывал определенные подозрения, а «Иван Горемыка» просто обвинял его в пособничестве разведывательным структурам Японии. В конце концов авторы пришли к заключению, что, несмотря на излишнюю негативность и категоричность, доводы «Ивана Горемыки» совсем не далеки от истины: действительно, японским властям отчасти удалось использовать даже русскую православную семинарию в своих антироссийских действиях. Отдельно рассматривается судьба русских семинаристов, в частности В. С. Ощепкова, отца русского самбо, при помощи которых российская контрразведка пыталась нивелировать отрицательные стороны в деятельности семинарии.