HORIZON. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

В своей рецензии я даю оценку первого перевода книги Д. Жаккетта «Алексиус Майнонг, Пастырь Не-Бытия» на русский язык. Я отмечаю своевременность выхода в свет этого перевода, поскольку фигура Алексиуса Майнонга - одного из крупнейших представителей школы Франца Брентано - до сих пор остается незаслуженно забытой и малоизученной как в отечественной, так и в зарубежной историографии. При этом изучение наследия Майнонга могло бы пролить свет на специфику процессов, происходивших в европейской философии на рубеже XIX-XX столетий, а также показать общие источники таких разошедшихся друг с другом направлений в современной философии, как аналитическая философия и феноменология. Кроме того, философия Майнонга могла бы открыть для современной мысли перспективы, которые ей не могут предложить другие философы прошлого. Все эти моменты, на мой взгляд, учтены в монографии Жаккетта. Достоинство его исследования состоит в том, что он реконструирует философию Майнонга, его теорию предметов в очень широком историко-философском контексте как феноменологической (Ф. Брентано, Э. Гуссерль), так и аналитической (Б. Рассел, У. В. О. Куайн, Д. К. Льюис, С. Крипке) традиций. В систематическом отношении центром майнонговской теории предметности выступает учение об индифферентном по отношению к онтическому статусу Außersein объектов, которые могут рассматриваться не только как существующие, но как еще не существующие, уже не существующие и даже невозможные. В заключение рецензии я провожу критику переводов некоторых терминов Майнонга/Жаккетта, принятых в рецензируемом издании.

Общеизвестно, что американцы столкнулись с кризисом представительной демократии. Это ежедневно демонстрируется параличом Конгресса при принятии важных законов. Карл Шмитт, писавший в период подобного паралича в Веймарской республике, утверждал, что кризис заложен в самом понятии парламентской или представительной демократии. В то время как парламентский принцип делает упор на соперничающие партии и аргументированные дебаты, демократический принцип - это принцип объединения, при котором меньшинство подчиняется большинству. При этом меньшинство «знает, что оно ошиблось в содержании всеобщей воли», которая по своей сути унитарна. Это приводит к тому, что демократия, следуя своим принципам, может приостановить сама себя. Таким образом, члены рейхстага, принявшие Закон о полномочиях 23 марта 1933 года, могли сказать, что этот закон о приостановлении деятельности парламента отражает всеобщую волю. Они могли утверждать, что правление посредством указов, а не через парламент, было выбором народной воли. После рассмотрения позиции Шмитта в данной статье рассматривается ответ Арендт, который включает в себя уникальное определение политического мышления. По ее мнению, это связано с политикой публичного пространства и общественной идентичности, создаваемой публичными действиями. Как таковое, оно включает в себя переговоры, компромисс и, что наиболее важно, обещания, данные и выполненные. Статья завершается рассмотрением того, что потребуется для преодоления нынешнего кризиса представительной демократии.

В статье рассматриваются взаимосвязи между логикой и феноменологией до разрыва между аналитической философией и феноменологией. При разборе альтернативных вариантов феноменологической логики рассматриваются концепции двух известных мексиканских философов-неокантианцев первой половины XX века: Адальберто Гарсиа де Мендосы и Франсиско Ларройо. Оба мыслителя внесли оригинальный вклад в дискуссию о взаимосвязи феноменологии и логики; и оба мексиканских философа были отчасти недооценены - данная статья восполняет этот пробел. При этом статья принимает историческую (хотя и не строго биографическую) перспективу. Хотя ни Гарсиа де Мендоса, ни Ларройо по современным стандартам не могут считаться «феноменологами» или «гуссерлеведами», стоит отметить, что они участвуют в обсуждении феноменологической логики. У обоих авторов был проект разработки науки, обосновывающей логику, и, как утверждается в статье, обе попытки могли быть даже связаны между собой. Однако их проекты так и не был завершены. В первом разделе статьи рассматривается проблема соотношения логики и феноменологии. Второй раздел посвящен вкладу Гарсиа де Мендосы в изучение этой темы. Третий раздел развивает «Логику наук» Ларройо. И, наконец, в четвертом разделе подробно описывается вклад этих мексиканских философов в преподавание философии, а также делаются выводы о сходствах и различиях описанных концепций.

Различие концептуального и терминологического анализа — одно из основных различий при анализе любых текстов. Особую роль это различие играет при обращении к философским учениям, где термины зачастую выходят за пределы своего функционального существования и полагаются или в качестве вечных субстанций, или присущих духу понятий, или смысла, которым наделяется жизнь, бытие, история и любовь. Любое различие — в отличие от разделения — подразумевает подвижное различие переднего плана и фона, которые могут также меняться местами. Такое метаразличие характеризует и различие концептуального и терминологического анализа, каждый из которых может выходить на передний план или служить определенным фоном. Терминологический аспект анализа — это поворот от чисто концептуальных интерпретаций к анализу текстов и формированию терминов. Темой анализа становится то, каким образом и с помощью каких терминов выстраиваются те или иные концепции, каково значение основных терминов, которые составляют каркас учений, насколько, если вообще, термины и положения, которые функционируют в тех или иных учениях, могут быть соотнесены с опытом — с опытом прежде всего в понимании авторов соответствующих учений, в которых «опыт» становится термином или остается словом естественного языка.

В настоящей статье реконструируется нормативная стратегия интерпретации «Бытия и времени» Мартина Хайдеггера в современной аналитической философии, а также предлагается теоретическая рамка для понимания этой стратегии как исторического феномена. Статья описывает развитие нормативного направления в интерпретации фундаментальной онтологии Хайдеггера. Первая его ветвь - социально-нормативная, или неопрагматистская - связана с такими философами, как Джон Хогленд и Роберт Брэндом. Вторая - этико-нормативная, или постнеопрагматистская - ветвь представлена Стивеном Крауэллом и Сашей Голобом. Показа- но, что первая группа нормативистов ориентировалось главным образом на имплицитные социальные нормы и структуры конформизма, а вторая - на кантовскую этику и на современное неокантианство Кристины Корсгард, а также на прагматистскую философию языка Роберта Брэндома. Реконструированы концептуальные схемы, которые использует каждый из представителей этих подходов. Показаны связи разных подходов в рамках нормативного направления друг с другом. Предложена концепция эстафеты, в качестве которой можно обозначить нормативное хайдеггерианство как исторический феномен. Показано, что развитие нормативного хайдеггерианства можно охарактеризовать как теоретический прогресс в отношении точности передачи хайдеггеровских смыслов. Раскрыты основания сравнительной «прогрессивности» разных нормативных подходов в обновлениях базовой нормативной концептуальной схемы. Показано, что прогресс нормативной концептуальной схемы в направлении гибкости и приспособленности к хайдеггеровскому тексту чреват утратой содержательности самого понятия нормы. Утверждается, что понятие нормы, несмотря на утрату его эмпирического содержания, может использоваться для перевода хайдеггеровских понятий по соображениям прагматики.

Нативизм как теория, толкующая определенные способности и идеи как врожденные, рассматривается некоторыми современными философами как отголосок устаревших философских подходов. Критики по большей части упрекают его в ненаучности и метафизичности. В одной из своих наиболее крайних форм нативизм и вовсе обвиняют в мистицизме и отсутствии доказательств. Вместе с тем целый ряд весьма авторитетных мыслителей открыто называют себя нативистами и всячески отстаивают это направление в философии, когнитивных науках, лингвистике и других областях знания (Хомский, Макгинн, Лоуренс и Марголис). Главной целью настоящей статьи является анализ современной полемики между эмпириками и нативистами. Будет показано, что главный полемический узел, вокруг которого разворачивается дискуссия, может быть легко развязан посредством трансценденталистской интерпретации нативизма. В частности, обращение к феноменологии может помочь заметить важность идеи неприсущности источника опыта опыту. Феноменология, сохраняющая идею данной неприсущности, имеет в виду радикальный разрыв с онтологией природных объектов, и не станет, в частности, выводить врожденное знание из эволюционных механизмов, равно как помещать в состав биологического устройства организмов (например, мозга или протекающих в нем нейронных процессов). Предстоит показать, что большинство положений и опровержений современного нативизма основаны на непонимании классического «преодоления» диспута между эмпиризмом и рационализмом со стороны трансцендентализма и трансцендентальной феноменологии, а также требования трансцендентализма и трансцендентальной феноменологии не помещать источник опыт в тот же мир, в котором мы располагаем сам опыт. В исследовании предстоит рассмотреть, как должен выглядеть современный нативистский взгляд в своей трансценденталистской интерпретации для того, чтобы быть достойным противником современному эмпиризму.

В работе исследуются два наиболее влиятельных подхода к проблеме обоснования перцептивного знания: репрезентационализм и прямой реализм, взятый в версии эпистемологического дизъюнктивизма. Саму проблему можно представить как необходимость продемонстрировать наличие логического перехода от утверждения о восприятии некоего факта, p, к утверждению о знании p. В статье отмечается, что оба подхода сталкиваются с проблемой «молчания чувств». На эту проблему указал Ч. Трэвис, который попытался показать, что содержание чувственного опыта не является пропозициональным, в этом смысле чувства сами по себе не говорят нам о том, с каким фактом мы имеем дело, перцептивно взаимодействуя с миром. В первой части статьи реконструируется аргумент от внешнего вида, предложенный Трэвисом для критики репрезентационализма. В этой части демонстрируется, что мы не можем принять репрезентационализм как подход в философии восприятия, успешно преодолевающий недостатки теории чувственных данных. Основным же недостатком данной теории являлась приверженность мифу о данном - представлению, согласно которому в опыте восприятия мы имеем дело с непропозициональными, концептуально неоформленными «сырыми» данными. Во второй части работы отмечается, что аргумент Трэвиса может быть также направлен против такой версии прямого реализма, как эпистемологический дизъюнктивизм, поскольку согласно представителям этого направления содержание достоверного перцептивного опыта, будучи тождественным с воспринимаемым положением дел, является пропозициональным. В этой части также анализируется ответ Трэвису такого представителя данного направления, как Дж. Макдауэл. Отказываясь от пропозиционализма, Макдауэл тем не менее настаивает на том, что перцептивный опыт должен рассматриваться как концептуально оформленный. Это позволяет нам избежать мифа о данном. В заключение обсуждается критика подхода Макдауэла с феноменологической позиции, которую занимает Х. Дрейфус, и отмечается, что концептуализм Макдауэла вполне совместим и с феноменологией, и с энактивизмом. Энактивистское понимание восприятия, которое мы находим у Макдауэла, приводит нас к принятию энактивистского объяснения перцептивного знания, когда основанием знания оказывается действие, то есть нечто эпистемически безосновное.

Оппозиция трансцендентализма и натурализма играет ключевую роль в дискуссиях о сознании на стыке феноменологии и аналитической философии. С ней связан целый спектр исследовательских стратегий и программ. При этом противопоставление трансцендентализма и натурализма носит в этих программах, как правило, оперативный, а не тематический характер и опирается на две предпосылки: 1) Трансцендентализм и натурализм как традиции изначально чужды друг другу; 2) Ареной их противостояния является онтология. В статье предпринимается попытка проблематизировать эти предпосылки, исходя из одного исторического обстоятельства, которое, как мне кажется, обычно ускользает от внимания исследователей. Оно позволяет взглянуть на отношения трансцендентализма и натурализма, а также на роль онтологии в их противостоянии в несколько необычном свете. Обращаясь к текстам Канта, автор намерен показать, что впервые обосновываемый в них трансцендентализм является версией натуралистической онтологии, то есть своеобразно истолкованным натурализмом, отождествляющим природу с ее естественно-научной моделью и исключающим из онтологии конституирующую субъективность. Он строится не на натурализации феноменологии, а на трансцендентальной интерпретации естествознания. Перетолковывая экспериментальный метод в духе коперниканского поворота, Кант обосновывает аподиктический характер и безальтернативность онтологии природы посредством превращения природы в коррелят сознания и строгого ограничения основоположений математического естествознания пределами феноменального мира. В результате истинная тема философии - вещь в себе и сама трансцендентальная субъективность как то, что не может быть предметом опыта или частью феноменального мира - выводится за пределы онтологии. Тематизация натуралистических истоков трансцендентализма и осуществляемого в его рамках выведения трансцендентального сознания за пределы онтологии обнаруживает, таким образом, проблематичность указанных предпосылок. Автор также демонстрирует, что, несмотря на существенные различия в понимании трансцендентальной философии и онтологии между Кантом и Гуссерлем, обозначенные мотивы - натуралистический характер онтологического фундамента и метаонтологичность трансцендентальной субъективности - сохраняют принципиальное значение для основателя феноменологии. Это позволяет сделать вывод о том, что онтология не является изначальной ареной противостояния трансцендентализма и натурализма, и обосновать компатибилистский тезис, согласно которому трансцендентализм совместим с онтологическим натурализмом.

Цель этой статьи состоит в исследовании рецепции гуссерлевской теории значения у Айдукевича и Блауштайна, двух представителей аналитически ориентированной Львовско-Варшавской школы, которые, пусть и по-разному, испытали влияние феноменологии Гуссерля и вступили с ней в полемику. Рассматривается гипотеза, согласно которой интерпретация «Логических исследований» у Айдукевича и его оригинальная теория значения повлияли как на критическое прочтение Блауштайном гуссерлевской теории интенциональности, так и на его интерпретацию интенции значения. После краткого очерка основных аспектов теории значения в «Первом логическом исследовании» в статье показано, как оно интерпретируется Айдукевичем в его львовских лекциях по логике и его директивной теории значения. Результатом становится дескриптивно-психологическая интерпретация гуссерлевского понятия значения и пересмотр его теории интенциональности в рамках дедуктивной структуры веры в посылки, которая мотивирует говорящую на том или ином языке личность к тому, чтобы верить в заключения определенной формы. Это приводит Айдукевича к его собственной оригинальной конвенционалистской интерпретации значения, которая строится на отождествлении трех основных директив значения, представляющих собой матрицу данного языка, то есть сеть, в которой каждое значение находит свое место. Это позволяет продемонстрировать, как интерпретация Айдукевича перекликается с критикой Гуссерля Блауштайном в его ранних работах, в которых, помимо дескриптивно-психологического прочтения феноменологии мы также находим конвенционалистскую концепцию актов придания значения и сигнитивных представлений. Согласно Блауштайну, знак может репрезентировать объект только посредством конвенций, проистекающих из директив значения, которые присущи данному естественному языку.

Разрыв в объяснении - кажущаяся непреодолимой пропасть между физическими, телесными процессами и состояниями, с одной стороны, и субъективным, переживаемым опытом, с другой - принадлежит к величайшим проблемам современной философии сознания и посвященных сознанию эмпирических исследований. Согласно некоторым исследователям - таким, как элиминативистски настроенные философы Пол и Патрисия Черчланд - это псевдопроблема. Однако, с нашей точки зрения, строгая феноменологическая рефлексия на собственное сознание убеждает внимательного и осмотрительного философа в том, что этот вопрос является более чем реальным и фактически решающим. В настоящей статье предпринята попытка показать, что гуссерлевская теория телесного самоконституирования ego, вместо того чтобы устранять разрыв в объяснении на редукционистский манер, может, скорее, помочь нам перебросить через него мост, выявляя необходимую связь между субъективной, феноменальной стороной опыта и его телесным базисом. Согласно такой интерпретации, гуссерлевская концепция телесности может даже служить более строгим и прочным теоретическим основанием исследования сознания, нежели любое из тех, которые в настоящее время лежат в основе эмпирических исследований истоков сознания в природном мире. В первой части своего исследования я очерчиваю попытку Тодда Файнберга и Джона Маллата преодолеть и, вслед за тем, устранить разрыв в объяснении, в ходе которой они движутся от внешнего мира к внутренней сфере сознания. Во второй части статьи представлен феноменологический анализ, который призван показать, что гуссерлевское решение этой проблемы подразумевает движение в противоположном направлении - от внутренней сферы сознания вовне, к внешней, физической реальности.

Теория типов Мартин-Лёфа опирается одновременно на логико-онтологические идеи Фреге и Рассела и на феноменологию Гуссерля. В статье исследуется этот промежуточный характер теории типов на примере синтактико-семантического метода Мартин-Лёфа и роли очевидности и канонических объектов в его теории. Синтактико-семантический метод заимствуется Мартин-Лёфом у Фреге и расширяется с опорой на теорию значения Гуссерля. Этот метод приводит в теории типов к совпадению (изоморфизму) синтаксиса и семантики (формальной логики и формальной онтологии). В отличие от традиционной формальной логики, теория типов является изначально интерпретированной системой. Будучи интуиционистской, теория Мартин-Лёфа построена на понятии доказательства, а не истинности. С точки зрения теории значения, она представляет собой вариант теоретико-доказательной семантики (Генцен, Правиц, Даммит), в которой смысл понимается как объект, построенный по определённым правилам. Так понятое доказательство опирается на очевидность, что позволяет связать его с теорией интенциональности Гуссерля. В статье проводится сопоставление теории типов и теории интенциональности Гуссерля, особенно её ноэматической стороны. Правила конструирования объектов и оперирования с ними в теории типов можно рассматривать как конкретизацию и формализацию феноменологического понятия ноэмы. То и другое является экспликацией более общего понятия смысла или значения. В статье рассмотрено соотношение понятий смысла и значения (Sinn, Bedeutung) у Фреге, Гуссерля и Мартин-Лёфа. Показана неопределённость позиции Мартин-Лёфа по отношению к теориям значения Фреге и Гуссерля.

В статье сопоставляются принципы инвариантности, предлагаемые аналитической и феноменологической традициями для демаркации границ формальных и региональных онтологий. Принцип инвариантности относительно изоморфных преобразований, обобщающий критерий Альфреда Тарского для логических понятий, распространяется на формальную онтологию как теорию многообразий в ее феноменологической интерпретации. В качестве теоретико-модельных аналогов многообразий рассматриваются типы изоморфизма, представляющие собой абстрактные индивиды высшего порядка, гипостазы форм всех возможных онтологий. Демонстрируется коррелятивность феноменологических принципов демаркации онтологических регионов и критерия инвариантности относительно изоморфных преобразований, приводящая к сближению логики и формальной математики в обеих традициях и, вместе с тем, к исключению геометрии из формальной онтологии. Особое внимание уделяется дискуссии аналитической и феноменологической традиций о синтетическом (материальном) априори и тому вкладу, который вносит в эту дискуссию на разных этапах его эволюции учение Витгенштейна о внутренних отношениях. Выявляются основания критики поздним Витгенштейном собственного раннего проекта создания феноменологического языка для выражения внутренних региональных отношений (таких как взаимное исключение цветов). Показывается, как сомнения Витгенштейна в возможности идеальной нотации, основанной на дихотомии логического и феноменологического, приводят его к исследованию инвариантов, возникающих в языковых играх. Эти инварианты не обусловлены особыми свойствами категорных объектов формальной онтологии или структур региональной предметности, но представляют собой стабильные равновесия, порождаемые «консенсусом действий». Намечаются новые перспективы, которые открывает для логики и феноменологии переключение внимания с инвариантов онтологических структур на инварианты структурированных интеракций агентов различного типа.