Статья: Молодая семья с детьми в жилой среде: взаимосвязь функциональности среды и активности семьи (2025)

Всекитайские государственные вступительные экзамены в вузы, или Гаокао, — это крупнейший в мире стандартизированный тест, основа китайской системы отбора в учебные заведения и ключевой механизм социальной классовой мобильности в Китае. Несмотря на достижение в стране формального равенства в образовании, система Гаокао всегда сталкивалась с глубокими институциональными противоречиями, такими как, например, неравное распределение образовательных ресурсов и возможностей. В данной работе проводится анализ литературы и данных по рассматриваемой тематике, а также конкретных случаев образовательного равенства и неравенства возможностей в системе Гаокао на основе механизма функционирования Гаокао в Китае, логики разработки политики Гаокао и истории изменений. Цель работы — изучить роль и ограничения системы Гаокао в образовательном равенстве, ее влияние на социальную мобильность, а также осмыслить и выявить проблемы, с которыми она столкнется в будущем. Все это направлено на создание основы для теоретических и практических рекомендаций по построению более справедливой и разумной системы образования.

Настоящее исследование концептуализирует институционализированную циркуляцию элит и многомерное структурное напряжение как взаимодополняющие эндогенные параметры макросоциальной динамики. Используя динамическо-системные рамки, объединяющие структурное уравнительное моделирование и лонгитюдно-сетевой анализ, авторы реконструируют коэволюционный континуум экономической, политико-культурной и управленческой подсистем КНР в 1978–2025 гг. Установлено, что ротация элит, проходящая цикл “кумуляция риска — переговорная адаптация — системная ребалансировка”, ослабляет напряжение и инициирует нелинейные преобразования. Подвыборки Китайского социального обследования и официальные статистические ряды показывают: 1) институционализированная циркуляция элит эндогенно снижает уровень структурного напряжения; 2) двойной режим согласованного управления статистически уменьшает вероятность макросистемной нестабильности в периоды пиковых напряжений; 3) динамическо-системная модель превосходит линейные аналоги по учету траекторной зависимости и выявлению критических переключений. Тем самым углубляется институционалистское понимание элитологии и формируются эмпирические ориентиры макрорегулирования для государств Глобального Юга в условиях “общества риска”.

В настоящей статье осуществляется историко-социологический анализ отечественных социологических исследований города дореволюционного периода, формирующих подходы к повышению качества жизни горожан. Интерес к вопросам улучшения городской среды, активно обсуждаемым социологами сегодня, возникает еще на рубеже XIX–XX в. как реакция на социальные проблемы больших городов того времени, в том числе российских, которые были обусловлены социальным неравенством, обострившимся в результате стремительной и неуправляемой урбанизации. Подчеркивается, что значимый вклад в социологическое изучение социальных противоречий городской жизни и поиск возможных путей их устранения вносят российские социальные мыслители, которые в конце XIX — начале XX столетия разделяют идею о том, что урбанизация должна быть не стихийным, а контролируемым и созидаемым социальным процессом. Социологические исследования российских обществоведов, стремившихся в досоветские годы выработать методы решения социальных проблем, присущих большим городам, группируются вокруг двух социологических концепций — города-сада и муниципального социализма. В статье определяются теоретические истоки этих концептуальных построений, а также производится сравнительный анализ последних, благодаря чему выявляется огромный эвристический потенциал научных разработок, созданных в рамках отечественной социологии города в дореволюционный период. Автор демонстрирует, что социальные проблемы больших городов, а также принципы их решения, анализируемые российскими обществоведами на рубеже XIX–XX в., освещаются в творчестве современных социологов, занимающихся осмыслением городской жизни. В статье делается вывод о том, что отечественные социологические исследования города, проведенные во времена Российской империи, сегодня представляют большую ценность для российской и западной социологии и являются важной теоретико-методологической основой для социологического изучения города и урбанизации в XXI в.

Статья посвящена проблеме становления цифровой (электронной) демократии в современной России как механизма публичной политики и новой социально-политической практики, обусловленной процессами цифровизации. Рассматриваются вопросы, затрагивающие возможности внедрения новейших информационно-коммуникационных технологий в сферу политического взаимодействия между обществом и государством, а также оцениваются перспективы развития и институционализации инновационных форм демократического участия граждан в принятии политических решений. Авторами приведены распространенные на сегодняшний день в отечественной и зарубежной науке основные трактовки термина “цифровая (электронная) демократия”. Сам феномен цифровой демократии представляется технологическим механизмом, обеспечивающим включение процессов цифровизации в процедуры свободного политического выбора и политической активности граждан. Отмечается, что возможности цифровой демократии расширяют каналы влияния со стороны общества на реализацию политического процесса на различных стадиях функционирования социально-политической системы, способствуя развитию демократического плюрализма и возрождению элементов прямой демократии. К числу действующих в настоящее время механизмов цифровой демократии в России авторы относят горизонтальную и вертикальную сетевую коммуникацию, формирование сетевых сообществ, общественное онлайнуправление, электронное голосование. Особое внимание уделено практике дистанционного электронного голосования (ДЭГ), примененной в региональном избирательном процессе и на выборах Президента Российской Федерации в 2024 г. На основании анализа явки избирателей обосновано положительное влияние системы ДЭГ на электоральную активность российских граждан. В качестве актуальных проблем становления ДЭГ как элемента цифровой демократии в современной России указаны: наличие цифрового разрыва в стране и отсутствие достаточной уверенности граждан в анонимности данной процедуры. Вместе с тем авторы разделяют позицию, что становление цифровой демократии в России должно выступать фактором расширения возможностей гражданской активности, а не их полной альтернативой.

Современный рынок труда трансформируется под воздействием ускоренного развития цифровых технологий и внедрения цифровых платформ. Цифровая платформа представляет собой информационную систему, объединяющую различные типы акторов (представители государственных органов, коммерческих и некоммерческих организаций, физические лица и др.) и позволяющую им обмениваться цифровыми продуктами, услугами и информацией в цифровом пространстве. Платформенная занятость представляет собой гибкую форму организации труда, при которой взаимодействие между акторами осуществляется через такие цифровые платформы. Наиболее распространенными видами платформенной занятости являются онлайн-фриланс, доставка, логистика и образование. Современные самозанятые частично или полностью перенесли часть своих трудовых функций на цифровые платформы. Важно отметить, что не все самозанятые трудятся на цифровых платформах. И в платформенную занятость включены не только самозанятые, но и другие категории работников. Рост платформенной самозанятости влечет за собой многочисленные социальные последствия: как положительные, так и отрицательные. Среди них: снижение уровня социальной защиты, ухудшение условий труда, рост неравенства и отсутствие стабильности труда. Данная статья основана на результатах опроса тех самозанятых, кто осуществляет свою профессиональную деятельность через цифровые платформы и столкнулся с первым опытом анализа и оценки опыта своей профессиональной деятельности на цифровой экосистеме самозанятости. Главный вывод исследования: большинство самозанятых согласны (62,32%) с утверждением, что сегодня в России созданы благоприятные условия осуществления профессиональной деятельности. Основными социальными последствиями платформенной самозанятости можно назвать следующие. Среди платформенных самозанятых женщин больше, чем мужчин (70,43% и 29,57%). Средний возраст самозанятых — 35 лет. Основными видами деятельности для опрошенных платформенных самозанятых являются: информационные услуги (23,1), бытовые (12,5) и образовательные (11,7). Самозанятые активно пользуются цифровыми платформами и сервисами в своей профессиональной деятельности (52,49%). Основными цифровыми сервисами для них являются соцсети, видеохостинги, мессенджеры, почта, связь (приложения МТС, “Билайн”, “Мегафон”, “ВКонтакте”, “Одноклассники”, Telegram, Rutube, “Почта Mail. ru”, “Яндекс почта” и др.) (73,42%). Главными преимуществами в использовании цифровых платформ и сервисов по сравнению с традиционными (без использования интернета) названы: удобство и доступность 24/7 (68,77%), экономия времени (55,48%), возможность работы удаленно (44,85%). Самозанятым не хватает следующих цифровых ресурсов: для поиска заказчиков и клиентов (42,75%), образовательных курсов и тренингов по развитию своего дела (35,69%), платформ для оформления и подписания договоров онлайн и сервисов для продвижения товаров и услуг через социальные сети (по 20,78%). При этом, большинство самозанятых (64,12%) не пользуются никакими мерами социальной поддержки, но нуждаются в следующих видах поддержки: финансовой (субсидии, гранты и др.) (16,94%), в аренде рабочего пространства (9,97%), содействии в продвижении в интернете (8,97%), в образовательных программах, в тренингах, налоговых льготах и вычетах (по 8,64%).

Настоящая статья посвящена осмыслению роли средств массовой информации и пропаганды в современных социальных и политических процессах. Обозначив смысловые нагрузки термина “средства массовой информации”, автор статьи переходит к анализу их сущности и роли в общественной и политической жизнедеятельности современных обществ. При этом, автор статьи особо подчеркивает абсурдность словосочетания “четвертая власть” и указывает на недопустимость его использования применительно к деятельности средств массовой информации и пропаганды и их роли в обществе. В его представлении средства массовой информации и пропаганды не являются автономным субъектом социальных и политических процессов, а служат эффективным инструментом в руках различных субъектов общественной и политической жизнедеятельности, задействованных в процессах формирования общественного мнения, социального манипулирования и социального мифотворчества. Также в статье автор анализирует представления ряда современных исследователей о наборе средств, методов и технологий, используемых средствами массовой информации и пропаганды в процессах социального мифотворчества, манипулятивного воздействия, а также других социальных и политических процессах, считая необходимым усилить контроль за их деятельностью в контексте обеспечения национальной безопасности и защиты традиционных для России и русского народа систем духовно-нравственных ценностей.

Настоящая статья продолжает тему генезиса, распространения и функционирования в обществе социальных стереотипов — схематизированных, стандартизированных, обычно эмоционально окрашенных и обладающих высокой устойчивостью представлений о социальном объекте. Как правило, стереотипы воспринимаются некритически и часто просто принимаются “на веру”, поэтому не только способствуют неполному или искаженному восприятию окружающей действительности, но и реально влияют на массовое сознание и индивидуальное поведение. В числе наиболее распространенных разновидностей стереотипов расово — этнические стереотипы, аккумулирующие набор представлений о внешности, уровне интеллекта и характере представителей разных этносов; возрастные стереотипы, получившие название “эйджизм” и стандартизирующие поведение и возможности людей в зависимости от возраста; религиозные стереотипы, воплощающие набор представлений о содержании религиозных доктрин или представителях разных конфессий; социально-классовые стереотипы, маркирующие людей в зависимости от уровня материального достатка или социального статуса. Стереотипы также укоренены во всех сферах социальной жизни, в связи с чем выделяют экономические, политические, профессиональные и т. п. стереотипы. В гендерных стереотипных представлениях, которые являются наиболее распространенными, очевидно изначально четкое распределение социальных ролей и обязанностей полов, исторически восходящее к патриархальному общественному устою, закрепляющему превосходство мужчины во всех сферах социальной жизни. История эволюции социальных отношений, в том числе и гендерных, свидетельствует о том, что патриархальные взгляды и стереотипные представления о женственности и мужественности медленно, но уверенно шли по пути обновлений. Значительный вклад в данный процесс внесло феминистское движение, выступающее как за возрастающую социальную роль женщин, так и за право женщины определять себя как самостоятельную личность. Однако гендерные стереотипы все же продолжают сохраняться в культурной основе социальной реальности, и проявляют себя в различных областях социальной жизни, хотя и в более завуалированной форме. В статье рассматриваются три основные группы гендерных стереотипов, в соответствии с которыми на протяжении долгого времени выстраивались маркеры и образцы поведения мужчины и женщины. Их генезис, а также факторы, влияющие на укрепление в обществе, нашел отражение в многочисленных социологических исследованиях, которые являются особым предметом анализа в рамках настоящей статьи.