Статья: ВЕЛИКОУСТЮЖСКИЙ И ТОТЕМСКИЙ АРХИЕРЕЙСКИЙ ДОМ В НАЧАЛЕ XVIII ВЕКА: ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ И ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ (2024)

Статья, приуроченная к юбилею Галины Янковской, представляет собой коллаж разных по стилю и композиции фрагментов. Три автора используют дату в биографии историка как повод для размышлений о междисциплинарных направлениях в современной исторической науке, играют жанрами исторического повествования. Е. Ю. Зубкова делится своим видением развития историографической ситуации по истории позднего сталинизма, о перекличках в его интерпретации. И. В. Нарский вообразил сценарий разговора, который мог бы состояться между ним и Г. Янковской о ключевых проблемах визуального исторического исследования и новой культурной истории. Участники воображаемой дискуссии отталкиваются от обсуждения вышедших в 2007-2008 гг. монографий о советских художниках эпохи сталинизма и советской семейной фотопрактике, чтобы затронуть ряд волнующих их вопросов. Среди них - влияние развития страны в 1990-е гг. на траектории исследовательских интересов молодых российских историков, происхождение визуального поворота и его связь со смещением интереса историков с событий, структур и процессов на «обычного» человека, перспективы и трудности работы с изображением как историческим источником. Г. А. Орлова в первой части своего раздела ставит вопрос об экранной природе юбилея. Она контекстуализирует и проблематизирует утверждение юбиляра о том, что профессиональный историк должен усложнять картину мира. Во второй части результаты курирования биографической беседы с Галиной Янковской представлены в виде девяти тематических картин-эпизодов. Обсуждается специфика жизни на реке при позднем социализме и река как форма организации темпорального опыта историка.

Статья посвящена развитию Лондона в качестве мирового и национального банковского центра на протяжении последних 50 лет - от начала 1970-х гг. до настоящего времени. В основу исследования положены большие массивы исторической статистики, систематизированные и обработанные автором. Лондон, являвшийся крупнейшим банковским центром мира в XIX - начале XX вв., в дальнейшем постепенно сдавал свои позиции; к 1970 г. он занимал только третье место в глобальной иерархии. Новые факторы, проявившиеся в 1970-е гг. (например, кризис Бреттон-Вудской валютной системы) способствовали дальнейшему отступлению Лондона. На следующем историческом этапе ситуация резко изменилась в результате дерегулирования национальной финансовой системы, проведенного консервативными правительствами М. Тэтчер и Дж. Мейджора (1979-1997), а также «новыми лейбористами» Т. Блэра (1997-2007). Пользуясь новым уровнем предпринимательской свободы, британские банки существенно расширили масштабы и направления своей деятельности. В 2008 г. Лондон занимал второе место в мире по активам банковских корпораций. Однако это достижение в значительной мере было связано с перепроизводством рискованных финансовых инструментов. Банковская система Великобритании пережила тяжелый спад во время Великой рецессии 2008-2009 гг. Вместе с тем основные проблемы были тогда сконцентрированы не в Лондоне, где банки оставались относительно стабильными, а в Эдинбурге. В дальнейшем лондонские корпорации возглавили процесс оздоровления национальной банковской системы. Лондон, давно утративший абсолютное лидерство, все же остается очень важным финансовым узлом и уверенно входит в число пяти - шести крупнейших банковских центров мира.

Рассматривается зарождение дискуссий о городской культуре досуга в СССР и его предназначении в контексте новой идеологии в первое послереволюционное десятилетие. Особенный акцент делается на эволюции самих представлений о понятиях отдыха, досуга и развлечений, использования свободного времени в контексте идей о контроле над рабочим временем и экспериментах с календарем. Что такое время досуга рабочего и зачем нужен отдых? Свободное время так называемого нового советского человека понимается через дихотомию времени отдыха - времени труда. Появляются критерии «правильного», социально одобряемого досуга: полезность, коллективность, классовость, разумность, организованность. В соответствии с ними кинематограф в системе культурной иерархии 1920-х гг. определяется нами как популярное место городских развлечений и как важнейший идеологический инструмент. Если рассматривать поход в кинотеатр как социальное явление, то в раннесоветском дискурсе кино - это «неправильный» досуг. Постепенное изучение ценности кинематографа для зрителей путем анкетирования, различных уровней дискуссий о «новом советском зрителе», природе конкуренции рабочих клубов и кинотеатров, принятии потребности в «безыдейном» досуге привело к смягчению оценки кинематографа как формы досуга. Механистическое понимание отдыха как процесса восстановления сил в первые годы сразу после Гражданской войны постепенно вытесняются превалирующим представлением о свободном времени как времени для учебы и саморазвития. К концу десятилетия почти нивелируется прямое противоречие между теорией и практикой в оценке допустимости “развлекательности” досуга и самый популярный вид такого отдыха, поход в кино, становится гораздо более приемлемым социальным явлением.

Статья посвящена грабежам и погромам церковной собственности в первый год Гражданской войны в России. Тогда разграблению были повергнуты не только монастыри, то и некоторые храмы, так или иначе связанные с неугодными крестьянам помещиками. Современники событий часто не могли объяснить ту жестокость и равнодушие к своим святыням, которые были продемонстрированы православными мирянами при этих грабежах и разгромах. Грабили их в основном местные крестьяне с присоединившимися солдатами. Погромы иногда сопровождались святотатством, но их нельзя рассматривать как производимые под воздействием большевистской агитации как принято в историографии. Нельзя также говорить об антирелигиозном настрое погромщиков. Крестьяне, учинившие погром монастыря или приходской церкви, могли потребовать с перепуганного священника брать меньше денег за исполнение треб. Причем многих духовенство и монахи знали в лицо, часто это были местные жители. Настоящим разгромам подвергались и считавшиеся богатыми, и самые бедные монастыри. Причем погромы происходили и в национальных окраинах бывшей Российской империи. Вместе с тем, особенно в городской местности, широкие массы народа могли пресечь акции власти, направленные против церковной собственности. Так, громадное количество населения столицы встало на защиту Александро-Невской лавры, однако погромные настроения все же господствовали. Многие, в том числе церковные деятели, считали происходящее крахом славянофильской доктрины о «народе-богоносце», а также то, что «народ восстал против Церкви» и языческое прошлое в нем победило.

Статья посвящена исследованию экономической деятельности женщин купеческого сословия Центрального Черноземья в конце XIX - начале XX в. в сфере торговли алкогольной продукцией (винной торговли). Они торговали всеми разновидностями алкогольных напитков: вином, водками, пивом, а также напитками, приготовленными на основе меда. Характеризуя персонифицированный образ предпринимательниц из купеческой среды, чьи деловые интересы распространялась на винную торговлю, следует отметить самостоятельный характер их деловой активности. Подавляющее большинство выявленных персоналий носили внутрисословный статус «купчиха», т. е. под своим именем оформили получение гильдейского и промыслового свидетельства, тем самым зафиксировав независимый от мужчины (мужа, отца, брата, сына) характер своей экономической деятельности. Купчихи торговали спиртными напитками дифференцированным образом: в оптовом варианте (со складов), в розничном - на вынос (в винных лавках, при бакалейных лавках, в ренсковых погребах с иностранными винами) и «распивочно» (в так называемых питейных заведениях, трактирах). Наряду с занятием винной торговлей, они выстраивали свои индивидуальные бизнес-стратегии в совмещении разных типов предприятий - торговых, производственных (заводы - спиртоочистительные, свечные, маслобойные, мельницы, пенькотрепальные), сервисных (частное кредитование - ростовщичество).

Приведены результаты исследования вопроса о роли либеральной интеллигенции в революционном процессе в Российской империи начала XX в. Материалом для исследования стали работы отечественных ученых 2016-2020 гг., вышедшие к столетию Великой российской революции. Их анализ позволяет оценить наметившиеся в профессиональных исследованиях подходы к осмыслению реальной картины исторических событий того времени, раскрытию степени участия либеральной интеллигенции в революционных событиях, выявлению динамики мировоззренческой позиции представителей мыслящей элиты. Авторами рассматривались работы таких известных в этой области ученых, как В. В. Шелохаев, В. П. Булдаков, К. А. Соловьев, Ф. А. Гайда, В. А. Щипков и др. В исследованиях так или иначе анализируются причины краха либеральной идеи в сложных исторических условиях и прекращения участия в революционном процессе представителей либеральной интеллигенции. Анализ современной историографической ситуации проблемы показывает, что демократические идеи представителей либерально мыслящей элиты не могли найти понимания, отклика у большинства населения страны, так как они в целом не соответствовали традиционным для общества того времени ценностям. Кроме того, в научных работах последнего времени уточняется: в среде либеральной интеллигенции отсутствовала тенденция к консолидации; понятные для большинства, конкретные ответы на вызовы времени не были представлены. В результате либеральная интеллигенция постепенно становилась сторонним участником революционного процесса.

Рассматривается проблематика, связанная с жизнью казаков в городском пространстве. В историографии казаки стереотипно воспринимаются исключительно как сельские жители, селившиеся в станицах и поселках, поэтому малоизученной остается проблематика, связанная с жизнью казаков в городском пространстве. С момента основания Челябинска в 1736 г. казаки были частью городского населения. Они несли военную службу, имели специфические права и обязанности, но также были включены в городской социум: участвовали в самоуправлении и экономической жизни. Центральный вопрос данной статьи - изменение численности казачьего населения в Челябинске в конце XIX - первые десятилетия XX в. Для решения задачи потребовалось привлечение обширного круга разнообразных архивных источников: клировых ведомостей городских приходов, раскладочных ведомостей налога на недвижимое имущество, реестров выдачи промысловых свидетельств, списков избирателей, переписки городской управы, делопроизводственных документов городского совета. В результате проведенного исследования установлено, что на рубеже XIX-XX вв. казачье сословие в пределах города фактически растворилось: численность сократилась примерно до ста человек, казачий сектор недвижимости - до 25 домовладений. Выявлены две возможные жизненные стратегии в новых условиях: первая - покинуть город и обосноваться в пригородных поселках; вторая - перейти из казачьего сословия в мещане. Оба варианта предполагали сокращение количества представителей казачьего сословия в городе, о чем свидетельствует и перевод станичных органов управления из Челябинска в пригородные поселки. Номинальное включение казаков в городской совет в 1919 г. скорее указывало на попытку привлечь на свою сторону оппозиционно настроенное казачество, а также на позиционирование Челябинска как места проживания казаков.

Прошлая лесоводственная практика, включавшая крупномасштабные рубки леса, послужила причиной серьезных и долговременных изменений в структуре и составе лесов. Для поиска максимально сохранившихся лесов, необходимы детальная реконструкция природопользования и локализация прошлых воздействий с учетом их масштабов и интенсивности. В статье обобщены самые ранние свидетельства об особенностях становления и развития лесного хозяйства на севере Пермского края и представлены наиболее важные архивные данные о масштабах и степени использования лесных ресурсов в специфических условиях севера Чердынского уезда. Исследование основано на подробном анализе ранее не опубликованных архивных документов по истории лесного хозяйства. В 1840-е гг. в Чердынском уезде было впервые создано Чердынское лесничество площадью более 2,8 млн га. В 1870 г. оно было разделено на два лесничества: Чердынское и Колвинское. К Колвинскому лесничеству были отнесены малонаселенные верховья рек Печоры, Колвы и их притоков. В 1894 г. Колвинское лесничество вновь было разделено на три (Колвинское, Чусовское, Верх-Печерское), просуществовавшие до 1920-х гг. Прослежена постепенная переориентация лесозаготовительной деятельности: заготовка солеваренных дров и рубка леса для баржестроения постепенно сменяются рубкой строевых деревьев для экспорта на низовые (волжские) рынки. Приведены ежегодные объемы заготовленных лесных материалов, однако оценить пространственные масштабы лесохозяйственной деятельности пока не представляется возможным и требуются дополнительные исследования. В то же время следует отметить важность сохранившихся архивных материалов для понимания прошлых воздействий и необходимость их более широкого включения в современные экологические исследования.

Пермский Спасо-Преображенский кафедральный собор имеет более чем 200-летнюю историю. Он часто и много перестраивался, расширялся, добавлялись приделы. Изначально собор делился на два храма: летний и зимний. В летнем был установлен сохранившийся до наших дней барочный деревянный иконостас, привезенный из Пыскорского ставропигиального монастыря; второй иконостас в зимнем, Стефановском, храме был выполнен из мрамора. Он был разобран после передачи здания собора в 1931 г. для нужд Пермской художественной галереи. По проекту архитектора Н. А. Шварёва была сделана внутренняя реконструкция, необходимая для размещения художественного музея. О том, что представлял собой мраморный иконостас, писали очень кратко в дореволюционных изданиях. Упоминалось, что он был сделан по заказу вице-губернатора И. М. Борноволокова на Горнощитском мраморном заводе. Говорилось также о размещенных в нем иконах кисти художников Императорской академии художеств, дарованных А. С. Строгановым. Однако знаний в деталях о том, кто был автором, мастером иконостаса, из каких точно видов мрамора и в какие сроки он был сделан, как доставлен в Пермь, на данный момент не сохранилось. В публикуемой статье предпринимается попытка реконструировать историю создания мраморного иконостаса, обосновать авторство его создателя, дать общую характеристику объекта и доказать его уникальность. Большинство документов, использованных в публикации, в том числе и фотографии, вводятся в научный оборот впервые.

Исследование является продолжением статьи, представляющей собой историографический обзор дискуссии об этимологии топонима Пермь. К историко-географическому исследованию было привлечено около сорока географических объектов с пермскими названиями, обнаруженных на территории Финляндии и 13 регионов Российской Федерации. Разного рода «задние земли» (перми) равномерно распределены на всей изученной территории, причем параллельные поиски «передних земель» результатов не дали, что вынуждает поставить под сомнение версию о дрейфующем топониме. При этом фиксируется обилие пермских гидронимов, хотя это должно казаться парадоксальным, ибо Perämaa, Пермь - это земля задняя. Применение историко-географических методов позволило выяснить этиологию (происхождение) онимов пермского ряда, которые следует понимать не просто как заднюю землю, но землю на речных задах, в верховьях рек, в районах сосредоточения сухопутных отрезков водно-волоковых путей. В окрестностях 30 «пермей» фиксируются волоки разной интенсивности использования, в 19 случаях волоков обнаружить не удалось. Исключения из правила фиксируются на юго-восточной периферии изучаемой области, у сел и деревень с названием Пермяки и Перминовы, которые номинированы по происхождению или по фамилии первопоселенцев. В древности важнейшие транзитно-транспортные развязки тщательно фиксировались на местности пермскими топонимами и гидронимами, именно поэтому районы концентрации важнейших волоков (Перми и Пермцы) привлекали особое внимание новгородских, а позднее московских властей, как узлы прочности на колонизируемой территории.

В настоящей статье исследуется гимназический дневник и записки Александры Лихачевой (Зотиной), хранящиеся в коллекции личных и семейных источников Пермского краеведческого музея. Александра училась в протогимназии, затем в Мариинской гимназии в Перми и, будучи гимназисткой, вела дневниковые записи с 1903 по 1907 г. Фонд включает также письма и разрозненные листки записей поздних лет, большинство из которых написаны в стихотворной форме. Дневник и письма Александры Лихачевой позволяют воссоздать хронику частной жизни юной гимназистки: прогулки ко всенощной, танцы, игры, обмен фотографическими карточками. Эти документы открывают страницы повседневности, досуга обеспеченных слоев населения Перми начала ХХ в., которые ходили в театр, позволяли себе посещение балов в Благородном собрании и частных гостиных, поездки на Кавказ и за границу, дачный отдых в Курье. Дневник Александры Лихачевой показывает образ ведения дневниковых записей, их язык. Записи в гимназическом дневнике отрывочные, но за констатацией скучного или веселого времяпрепровождения скрываются переживания, разговор о чувствах, желание понять себя. В статье делается заключение о том, как культура чтения и частной переписки сформировали манеру заглядывания в себя, вербального высказывания, изложения пережитого и прочувствованного на бумаге, сравнения себя с художественными образами. После революции Александра продолжала жить в Перми, в доме на набережной Камы. Привычку разговора с собой она сохранила, делая отдельные поэтические записи. Несмотря на то что мы не знаем дальнейшей судьбы Александры Лихачевой (Зотиной), кем она была по профессии, в результате расшифровки и анализа записей можно прийти к выводу, что эти записки раскрывают индивидуальность провинциалки советских лет, укрывшейся в своем внутреннем мире, но сохранившей критический и творческий взгляд, пронзительную наблюдательность к окружающему.

Представлен анализ содержания и художественного оформления старообрядческого сборника эсхатологического характера начала XX в. из частного собрания (г. Юргамыш, Курганская обл.). Составителем и оформителем сборника, а также автором небольших текстовых вставок является один человек - старообрядец поморской общины, проживавший в деревне Камаган (Челябинская обл.) в I половине XX в. Амплий Захарович Полынских. Составитель сборника попытался изложить основные позиции христианского учения о Страшном суде, показать путь к спасению верующих. Для этой цели он тематически подобрал духовные стихи, изложил собственное понимание истинности веры, сопроводив тексты выразительными графическими дополнениями в виде заставок, концовок, инициалов, двуцветных авторских миниатюр, а также комплексом красочных миниатюр, взятых, вероятно, из других сборников. Талантливо оформленный и грамотно составленный сборник представляет собой вариант соединения разъяснений положений «истинной веры», нравоучительных текстов с показом нравственного выбора человека и его ответственности за все совершаемое в жизни. Кроме того, сборник представляет собой исторический источник, в котором, благодаря авторским записям, пометам, отражена биография конкретного человека, старообрядца со своим интересным взглядом на жизнь, веру, тему спасения и проч. Многочисленные записи хозяйственного и поминального характера дают возможность увидеть частную судьбу человека определенного рода занятий, с творческим потенциалом и художественными устремлениями. Ценность сборника состоит в том, что это и талантливо выстроенный текст с живописными элементами декоративного оформления, и выразительный исторический источник, благодаря которому вырисовывается картина быта, занятий, духовных устремлений старообрядческого населения уральского региона I половины XX в.

Брачный союз русской княжны, дочери Владимира Мономаха Евфимии и венгерского короля Калмана Книжника известен в истории своим печальным исходом. Обвинение Евфимии в измене и ее выдворение обратно на родину имело далеко идущие последствия для русско-венгерских отношений. На первый взгляд, скудные сведения русских летописей и венгерских хроник об обстоятельствах этого союза не противоречат друг другу. Совокупность данных дает представление о реальности адюльтера. Однако изучение биографии сына Евфимии Владимировны Бориса дало исследователям основания выдвинуть диаметрально противоположную версию - о том, что измена русской княжны представляет собой более поздний политический конструкт, созданный в момент обострения борьбы за власть среди венгерских политических элит в 30-е гг. XII в. За неимением исчерпывающих сведений источников сторонники обеих версий прибегают к системе аргументов, основанных на знании человеческой психологии и на так называемых argumentum ex silentio. В статье предпринята попытка рассмотреть данную проблему по-новому, исходя из концепции М. Блока о неисчерпаемости исторического источника и принципиальной важности ракурса, с которого его следует рассматривать. В ходе анализа летописных данных автором сделан вывод о реальности адюльтера русской княжны, доказательством чего является ее захоронение в церкви св. Спаса в селе Берестово. В пользу сделанного вывода также приведена система аргументов, основанная на доказательстве «от противного» - посредством антитезисов, положений, противоречащих устоявшимся историографическим тезисам.

В Черкесском султанате власть принадлежала выходцам из военной среды, эмиры - командиры мамлюкской армии - составляли костяк политической элиты, а армия была опорой и гарантом авторитета правителя. Особое место в структуре этой армии занимал корпус военных рабов, купленных и воспитанных султаном, - джулбан. Стремление султанов укрепить позиции собственного дома приводило к тому, что джулбан давалось все больше и больше привилегий. Пользуясь почти полной безнаказанностью, джулбан терроризировали жителей Каира, чиновников мамлюкской администрации, более того, нападали на эмиров. К середине XV в. подразделение джулбан стало проявлять себя как дестабилизирующая сила, негативно влиявшая на авторитет султана и состояние мамлюкской армии, утрачивавшей единство. Вместе с тем нединастийная система престолонаследия показала устойчивость как к попыткам основания династий, в которых активную роль играли джулбан, так и к попыткам самих джулбан выдвинуть на престол своего предводителя. На основе арабских источников XV - начала XVI в., а также исследований российских и зарубежных ученых, посвященных армии и политическому устройству Султаната мамлюков, в статье анализируются постепенные изменения, происходившие в статусе и системе обеспечения корпуса джулбан, рост политической активности этого армейского подразделения в период политического кризиса 1467-1468 гг., отягощенного ведением активных боевых действий на сирийских границах, и падение дисциплины в рядах джулбан, которое стало одним из факторов, определивших поражение мамлюков в ходе противостояния с османами.

Статья посвящена изучению вопроса о социальном положении ромейской знати в Ахейском княжестве в 1204-1262 гг. На основании анализа текстов трех версий «Морейской хроники», свидетельств Жоффруа де Виллардуэна, Анри де Валансьена, Георгия Акрополита, Георгия Пахимера, Марино Санудо Торчелло и иных источников автор выявляет особенности процесса интеграции архонтов в новую общественную структуру, созданную франками. Делается вывод о том, что наложение военной обязанности на ἄρχοντες происходило в том случае, если ее исполнение было для них традиционным (милинги) или необходимым завоевателям (монемвасиоты). Обращается внимание на отсутствие прямых подтверждений тому, что служба влекла за собой «автоматическое» включение архонтов в группу вассалов «простого оммажа». Констатируется, что первые свидетельства участия представителей греческой элиты в походах латинян и начала ограниченной интеграции знатных ромеев в рыцарское сословие приходятся на 1260-е гг., а их массовое участие в битве при Пелагонии 1259 г. не подтверждается ни одним источником. Отмечается, что в рамках стандартных договоренностей о переходе под власть западных европейцев, в которых ἄρχοντες именовали себя слугами (δοῦλοι) франков, благородные греки исполняли консультативные и административные функции, а также, вероятно, могли оказывать князю временную военную поддержку. Соглашение монемвасиотов и Гийома II де Виллардуэна, в свою очередь, можно трактовать не только как подтверждение возникновения вассально-ленных отношений между завоевателями и завоеванными или распространения наемничества во франкской Морее, но и как заключение фьеф-рентного договора.

Представлен анализ основных праздников Египта греко-римского времени во взаимосвязи с античной религией мистерий, оказавшей значительное влияние на изменения в египетской праздничной культуре. Изучение храмовых рельефов Египта, включая календарные списки, а также сцены праздников Осириса месяца хойак, праздника Коронации священного сокола, праздника Воссоединения (богов) и лунных праздников, показывает, что, начиная с эллинистической эпохи, в программах египетских праздников преобладают сюжеты мрачного мистического характера, вбирающие в себя мифологические сказания об Осирисе и Дионисе-Загрее. В концепции праздников усиливаются свойственные античным мистериям принципы дуализма идей и вещей, предполагающие погружение участников ритуалов во мрак и затем их неожиданный выход к ослепительному свету, что рассматривалось в соотношении с этапами инициации, когда душа переходила из материального мира в духовный, и с посмертным выходом души из темных глубин преисподней в Элизиум, или Острова блаженных, с которыми ассоциировались египетские Поля Иару. Такой дуалистический аспект праздника выражен, например, в оформлении храмов Дендеры и Эдфу, где находятся изображения процессий жрецов, спускающихся в темные комнаты и поднимающихся на крышу храма со статуями божеств для проведения обряда Xnm itn («единение с солнечным диском»). При этом свойственное древнеегипетской религии равновесие между солярными и лунными культами в греко-римской период нарушается, и в религиозной практике акцент смещается в сторону осирического культа, соотнесенного с фазами луны.