Статья: ИДЕНТИЧНОСТЬ КАК КЛЮЧ К ПОНИМАНИЮ МИРОВОЙ ПОЛИТИКИ (2024)

Научная значимость мемуарного жанра вряд ли подлежит сомнению: воспоминания участников событий уже давно утвердились в качестве одного из важнейших документально-исторических источников. А применительно к событиям относительно недавним и являющимся актуальными для понимания современных политических процессов, знакомство с литературой такого рода можно считать обязательным, такие книги – неотъемлемая часть знания, стремящегося к научности, не говоря уже об объективности. Вряд ли можно отрицать и актуальность процессов, происходящих в Афганистане, хотя бы для полноценного понимания происходящего в сфере национальной безопасности России и стран, относящихся к сфере жизненных российских интересов.

Статья посвящена рассмотрению изменений, привнесенных в формулирование и осуществление целей и задач внешней политики Индии в результате существенного обновления ее политической элиты, запущенного начавшимися в 1990-е гг. экономическими реформами. Констатируется, что правящая индийская элита в сегодняшних условиях в целом тождественна политической, образ мыслей которой, пусть изрядно помолодевшей и более образованной, определяется ее самоидентификацией в понятиях традиционных ценностей, носящих религиозный и, для огромного индусского большинства, кастовый характер. При этом состав индийской элиты в годы реформ расширился, прежде всего за счет каст среднего и даже низкого положения в традиционной иерархии. Усиление страны многие склонны ассоциировать с возвращением к «правильной» культурно-цивилизационной основе, которая в века, предшествовавшие чужеземным завоеваниям, обеспечивала Индии естественное, в их глазах, первенство в мире. Главное изменение - появление у элиты ощущения уверенности в себе, на которое и опирается так называемый новый национализм «человека из народа» нынешнего премьер-министра Н. Моди. Опираясь на его заявления, выступления министра иностранных дел С. Джайшанкара и статьи индийских и российских исследователей, автор показывает привнесенные им новшества в продвижении главных национальных интересов Индии в меняющемся мире. Рассматриваются создание ею собственной сферы влияния в рамках новой Индо-Тихоокеанской стратегии; сочетание сотрудничества и соперничества в отношениях с Китаем; причины динамичного расширения взаимодействия с США и присутствующие в нем «красные линии»; мотивы развития особо привилегированного стратегического партнерства с Россией и использования многосторонних форматов; возвращение в индийскую повестку задач обретения статуса главного голоса «глобального Юга». Делается вывод, что строящиеся на приоритетности цели утверждения в статусе великой державы и глобального актора в мировой политике подходы к императивности построения многополярного миропорядка, «где Индия была бы сильным полюсом», создают исторические возможности для наращивания российско-индийского взаимодействия.

В статье предпринята попытка проанализировать влияние международной ситуации на концепцию немецкой идентичности. Выявлены элементы, составляющие основу современного германского самосознания. Автор исследует соотношение регионального, национального и наднационального компонентов в процессе самоидентификации немцев, изучает проблему сохраняющегося ментального «разлома» между новыми (бывшая ГДР) и старыми землями (Западная Германия). Особое внимание уделяется тем вызовам, которые создает для ФРГ с точки зрения германского самосознания и коммеморативных практик приток мигрантов из стран Ближнего Востока и Северной Африки. Отдельно рассмотрена роль палестино-израильского обострения 2023 г. в трансформации национального нарратива. Дана оценка конфликту вокруг Украины как фактору укрепления европейского измерения немецкой идентичности. Среди ключевых методов, использованных автором, - контент-анализ выступлений официальных лиц ФРГ, анализ законодательства и СМИ. Также применялись логический, хронологический и сравнительно-исторический методы. Все это в совокупности дало возможность прийти к следующим выводам. ФРГ переживает системный и многомерный кризис идентичности. Главной проблемой становится поиск баланса между исторической ответственностью, трансатлантическими обязательствами и национальными интересами. Целью германского истеблишмента становится формулирование новой национальной идеи, включающей в себя определение роли и места Германии в мире, формирование ценностного консенсуса в отношении мигрантов, преодоление отчуждения между востоком и западом страны. Однако в сложившемся после 1990-х гг. миропорядке такая масштабная задача для нынешних элит остается скорее невыполнимой.

В статье исследуется характер внешнеполитической идентичности де-факто образования на примере Абхазии, получившей признание со стороны России и ряда других государств. При помощи анализа текстов Обращений абхазской интеллигенции (1977 и 1988) и контентанализа ежегодных Посланий президента Республики Абхазия предпринимается попытка ответить на вопрос: в чем заключается внешнеполитическая идентичность изучаемого де-факто (с 2008 г. - частично признанного) государства. В заключении автор приходит к выводу, что концептуальные основы внешнеполитической идентичности, сформулированные в Обращениях, отражаются в официальном дискурсе и воспроизводятся на уровне бытового восприятия, однако они не являются статичными. Хотя сегодня Абхазия все чаще позиционируется как суверенное государство, в официальных выступлениях и повседневном общении все еще прослеживаются отголоски идентичности Абхазии как де-факто государства.

Статья посвящена изучению феномена внешнеполитической идентичности Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ), небольшого нефтедобывающего государства в Персидском заливе, которое сумело достичь несоразмерных географическим масштабам успехов и поднять свой престиж на глобальном уровне. Исследуются исторические и культурные основы ее формирования, личностный фактор, выраженный в определяющей значимости роли правителя в формулировании основных контуров самоопределения и самопозиционирования малой монархии в региональном и международном контекстах, восприятие ключевых вызовов и угроз и способы реагирования на них, а также использование политической идентичности эмиратским руководством в реализации интересов страны. Отмечается, что основы внешнеполитической идентичности ОАЭ были заложены еще в период правления первых эмиров малой монархии и затем адаптированы и развиты новым поколением харизматичных и амбициозных лидеров с глобальным видением. Ключевое значение при этом имело слияние видений правителей двух эмиратов, наиболее весомых в политической и экономической жизни страны, - Абу-Даби и Дубая, что предопределило закрепление статуса ОАЭ на региональном и международном уровне как влиятельного и авторитетного игрока. Автор резюмирует, что главными компонентами эмиратской внешнеполитической идентичности, формулирование и успешное использование которой позволило малой монархии преодолеть объективные географические ограничения и уверенно отстаивать собственные подходы и интересы, проводя самостоятельный курс, стали прагматизм, приоритезация задач обеспечения социально-экономического развития и процветания, гармоничное сочетание консервативных ценностей и методов управления с идеями космополитизма, ориентация на принципы взаимосвязанности и включенности в глобальные финансовые и логистические цепочки и ключевые политические структуры мирового устройства, а также способность к адаптации к происходящим трансформациям баланса сил и умелой интерпретации международных норм и дискурсов в продвижении собственной повестки и имиджа.

Статья посвящена исследованию политической идентичности в Демократической Республике Конго. Автор уделяет особое внимание современной интерпретации понятия «конголитэ» - конголезской идентичности, во многом тождественной идее национального гражданства. Сам концепт «конголитэ» рассматривается в статье как набор правовых норм, как инструмент электоральной борьбы и как символический конструкт. Новое звучание этот концепт приобрел в контексте законопроекта, выдвинутого в 2021 г., а его возвращение во внутреннюю политику является показательным с точки зрения понимания настроений в конголезском обществе. Автор также задается целью выявить основные направления дискуссии об идентичности и приходит к выводу, что одной из ее констант является проблема политико-правового статуса руандафонного меньшинства (баньяруанда / баньямуленге), а другой - регионально-языковая фрагментация, которую усиливает экономико-демографическая специфика. Оба этих фактора в значительной степени влияют на внутренние паттерны голосования. Дискурс «чистоты» автохтонного происхождения оценивается как усугубляющий эту фрагментацию и конфликтогенность в отношениях Конго с государствами региона, в частности с Руандой.

Статья затрагивает вопросы неоколониализма, в частности контекст, в котором данная проблема освещается в рамках российской официальной внешней политики. Статья дает представление о возникновении и современном понимании концепта неоколониализма в рамках политической науки. Авторы применяют метод контент-анализа выступлений, заявлений и статей российских официальных лиц, в которых имеются упоминания неоколониализма и борьбы с ним на африканском континенте. Показано, что нарратив неоколониализма занимает достаточно важное место в формировании Российской Федерацией своей внешнеполитической идентичности как форма выстраивания дискурсивного диалога со странами Запада. Особенностями российского дискурса о неоколониализме выступают направленность на проблемы в сферах экономики и безопасности, а также некоторая абстрактность применительно к конкретным формам и проявлениям неоколониализма в африканских странах.

После распада Османской империи тюркские общины Сирии и Ирака (туркоманы) оказались культурной периферией и для Турции, и для новых арабских государств; долгое время они были лишены коллективного голоса. Власти мандата придерживались курса на этнически однородный государственный национализм с формально равными правами граждан; арабские националисты в период независимости осуществляли проект «арабского отечества». Политическую идентичность туркоманы стали обретать только с ослаблением / распадом баасистских режимов в 1990-х-2000-х годах. Как она развивалась и каковы ее векторы сегодня? Какую роль играет Турция в поддержке исторических соотечественников и что предлагают им власти Сирии и Ирака? Туркоманский вопрос рассмотрен авторами в двух контекстах - структурном и идентичностном, т. е. вписан в рамку государственного и национального строительства. В качестве аналитического инструмента использован «треугольник Брубейкера». Результаты исследования показывают, что идентичность туркоман в дополнение к этническому и религиозному приобрела национально-государственное измерение. В частности, туркоманы и Сирии, и Ирака выступают за гражданскую полиэтническую нацию и широкие культурные права. Крупнейшие и наиболее влиятельные политические организации туркоман созданы при активной поддержке Турции, однако политически «тюркский мир» вариативен. В Ираке стремление туркоман к турецкой опеке уступает место желанию сотрудничества двух государств; в Сирии де-факто туркоманская автономия вдоль турецко-сирийской границы приобрела устойчивую значимость и для туркоман, и для «внешней родины». Есть и группы туркоман, для которых приоритетное значение имеет конфессиональная идентичность.

Примерно с начала XXI в. одним из центральных исследовательских вопросов для китайских ученых-международников становится определение, обоснование и концептуализация международной идентичности Китая. Связано это было как с вызванными стремительным ростом материальной мощи дискуссиями в китайском академическом сообществе о мирном возвышении Китая, так и с «конструктивистским поворотом» в развитии международных отношений как дисциплины в Китае. Понимание международной идентичности Китая важно не только для самого Китая как способ познания «себя» и «других», определения своего места и роли в международной системе, но и для мирового сообщества, поскольку самопозиционирование государства раскрывает его национальные интересы, устремления, внешнеполитическую стратегию и поведение. С момента основания Китайской Народной Республики в 1949 г. и до конца 1990-х гг. при анализе ее внешнеполитического самопозиционирования всегда можно было выделить доминирующую международную идентичность. В 1950-е гг. это была ярко выраженная международная идентичность КНР как социалистической страны, в 1960-1980-е гг. - как страны третьего мира, с 1990-х гг. - как крупнейшей развивающейся страны. Однако со второй половины 1990-х гг. начала складываться идентичность Китая как ответственной великой державы при сохранении идентичности развивающейся страны. Наличие у Китая двух международных идентичностей на протяжении уже почти трех десятилетий и неоднократно акцентированное китайским руководством намерение еще длительное время сохранять самопозиционирование в качестве развивающейся страны позволяют сделать вывод о том, что двойная международная идентичность Китая не является отражением переходного периода развития, а представляет собой комплексный феномен, требующий осмысления. Цель данной статьи состоит в раскрытии феномена наличия у современного Китая двойной международной идентичности или, иными словами, одновременно двух доминирующих международных идентичностей, определяющих действия Китая на мировой арене. Замысел автора статьи состоял в том, чтобы на основе анализа китайских академических публикаций показать китайское видение феномена двойной международной идентичности современной КНР.

В статье рассматривается устойчивое влияние политического Запада - структуры власти, возникшей в эпоху холодной войны и продолжающей формировать международные отношения сегодня. Вопреки ожиданиям его самороспуска после распада Советского Союза, политический Запад расширил свое влияние, движимый верой в идеологическое превосходство либеральной демократии. Эта экспансия, подпитываемая представлениями о «конце истории», привела к сохранению динамики холодной войны, характеризующейся враждебными отношениями и идеологическими конфликтами. В исследовании противопоставляются ожидания позитивного мира в эпоху после окончания холодной войны и реальность продолжающегося антагонизма, примером которого являются такие конфликты, как Балканские войны и интервенции НАТО в Ираке и Ливии. Кульминацией обострения напряженности стало начало второй холодной войны в 2014 г., ознаменовавшееся прокси-конфликтами и, в частности, украинским кризисом 2022 г. В ответ на напористость западного политического блока возникло альтернативное объединение во главе с Россией и Китаем, бросившее вызов одностороннему доминированию западных держав. Этот политический Восток, хотя и воплощает антигегемонистские настроения, сохраняет консервативную позицию в рамках международной системы Устава ООН. В заключение в статье подчеркивается фундаментальная трансформация международной политики в многополярный ландшафт. Хотя и политический Запад, и Восток продолжают поддерживать принципы Устава ООН, интенсификация военных действий чревата дестабилизацией международного порядка. В условиях непрекращающейся динамики холодной войны и вызовов, связанных с глобальными изменениями окружающей среды, будущее человечества становится все более неопределенным.

В статье автор, опираясь на современную историографию и собственные исследования, выявляет имагологические истоки современной конфронтации между Россией и США. Она обуславливается не только конкретными внешнеполитическими действиями в отношении друг друга, но и внутриполитическими повестками развития, конструированием национальной идентичности и использованием противоположной стороны как значимого (конституирующего) Другого. Взяв конструктивизм за теоретическую основу исследования, автор рассматривает устойчивые имагологические тренды в российско-американских отношениях, объясняя их циклический характер изменением соотношения между прагматическим и ценностным подходами. В статье показано, как российский и американский Другие работали в роли значимых в национальных дискурсах идентичности соответственно США и России в длительном временном диапазоне, формируя репертуары смыслов, удобные для решения внутри- и внешнеполитических задач. Автор приходит к выводу о том, что современная конфронтация между Россией и США имеет ярко выраженный характер конфликта ценностей и мессианских проектов и создает новую воображаемую реальность двусторонних отношений, в рамках которой дихотомическая картина взаимного восприятия оказывается доведенной до своего логического завершения.

«Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?» – так называется одно из наиболее знаменитых полотен Поля Гогена. Эта картина, ставшая своеобразной визитной карточкой великого художника, была вдохновлена его рефлексией процесса достижения социального идеала. В очерке «Современность и католическая церковь» Гоген поставил вопрос: «Каково наше идеальное, естественное, разумное предназначение?» Свою поездку на Таити (по итогам которой и появился его знаменитый цикл картин) он мотивировал не только и даже не столько поиском новых впечатлений, сколько стремлением к «более естественному и простому» социальному началу1.