Статья: Аттестация прокурорских работников и работников Следственного комитета РФ (2025)

Проблематика статьи навеяна солидным юбилеем одного из старейших высших учебных заведений России — Казанского (Приволжского) федерального университета, на примере которого можно проследить драматические отношения теологии и науки в дореволюционный период нашей истории. Казанский императорский университет во всех смыслах слова был необычным учебным заведением. Кроме чисто учебных и научных, на него возлагались и другие функции. Особая миссия у него есть и сегодня. Это очень непростая тема, и каждая историческая эпоха предлагала свои варианты ответа на взаимосвязь различных вариантов ви́дения мира. Относительно недавно теология и наука воспринимались как противоположные, взаимоисключающие познавательные системы. Авторы смотрят на проблему несколько иначе. Пожалуй, впервые в отечественной юридической науке телеология и теология рассматриваются как смыслообразущие факторы развития права. И не сами по себе, а в некоторой связи. В полной мере осознаем ответственность за такую постановку вопроса. Тем не менее интеллектуальная история человечества дает определенные основания для столь необычной для нашей науки точки зрения.

В статье анализируется значение репродуктивных технологий в сфере наследственного права, рассматриваются условия реализации прав наследников по закону или завещанию на репродуктивный материал после смерти предоставившего его лица, а также вопросы, связанные с установлением факта происхождения ребенка от конкретных лиц. Автор отмечает, что названные проблемы в большей степени регламентированы в странах общего права, в судебной практике которых постепенно сформировалось поддерживаемое доктриной представление о возможности распоряжения биоматериалом на случай смерти и о посмертном зачатии ребенка как основании установления его происхождения и признания за ним наследственных прав. Затронутые вопросы широко дискутируются в современной доктрине, но в действующем законодательстве соответствующих указаний не содержится, а в российской судебной практике по-прежнему доминирует консервативный подход к их решению. На основании исследования наиболее значимых позиций, сформулированных в судебной практике зарубежных государств, делается вывод о целесообразности творческого заимствования наиболее удачных из них в дальнейшем развитии российского наследственного права и о необходимости перевода в правовое поле решения сложных этических проблем, связанных с рождением посмертного потомства. С целью расширения завещательной правоспособности российских граждан и с учетом возможностей современных вспомогательных репродуктивных технологий предлагается допустить переход репродуктивного биологического материала умершего лица к пережившему супругу или родителям, закрепить право граждан распорядиться в завещании таким материалом и предусмотреть возможность включить в число наследников по завещанию родившихся живыми детей, зачатых в течение трех лет после смерти завещателя.

В статье анализируется способ законодательного закрепления обязанности по доказыванию в норме, раскрывающей содержание презумпции невиновности. Оцениваются как не вполне соответствующие сути уголовно-процессуального доказывания положения ч. 2 ст. 14 УПК РФ. Обоснована неудачность использования законодателем в данной норме термина «бремя доказывания», который не является синонимом понятия «обязанность доказывания». Обращается внимание на то, что понятие «бремя доказывания», отражая доказывание лишь в логическом аспекте, не охватывает процесс формирования уголовно-процессуальных доказательств. По мнению автора, использование понятия «бремя доказывания обвинения» было бы в какой-то степени оправданным в том случае, если бы часть 2 ст. 14 УПК РФ касалась только этапа судебного разбирательства, поскольку функция обвинения в чистом виде реализуется только в суде. Особенно критически оценивается жесткая связь этого понятия с понятием «обвинение». На основании сравнительно-правового анализа выявлен ряд преимуществ уголовно-процессуального законодательства некоторых стран ближнего зарубежья как в части избранного законодателем этих стран способа отражения в нем обязанности по доказыванию, так и в аспекте методологического подхода к его реализации. Высказываются конкретные рекомендации законодателю по совершенствованию законодательства посредством исключения из УПК РФ части 2 ст. 14 и добавления части 2 в ст. 85 УПК РФ, закрепляющей обязанность доказывания.

Статья посвящена вопросу текущего и перспективного влияния проводимой с февраля 2022 г. специальной военной операции на преступность в России. Цель статьи: на основе статистических данных о состоянии судимости и доктринальных точек зрения выявить общественно опасные деяния, обусловленные проведением специальной военной операции; высказать предположения о развитии криминальной ситуации в стране в условиях проведения специальной военной операции; предложить меры профилактики ухудшения криминальной ситуации. Последовательно проанализированы такие аспекты, как преступность лиц, помилованных для участия в специальной военной операции (с учетом исторического опыта привлечения заключенных к боевым действиям); преступность вследствие посттравматического стрессового расстройства; преступность вследствие роста доходов участников специальной военной операции, а также в связи с приобретением ими навыков обращения с огнестрельным оружием; мошеннические действия в отношении родственников участников специальной военной операции; преступность несовершеннолетних; преступность, связанная с вынужденной миграцией; экстремистские проявления; военная преступность. Отдельно отмечены данные о судимости за 2019–2023 гг. по ряду составов преступлений и в разрезе категории совершенного общественно опасного деяния. В качестве эмпирической базы исследования выступили данные Судебного Департамента при Верховном Суде РФ, Росстат и ФСИН России. Результаты исследования могут быть применены в правоприменительной деятельности, в законотворческом процессе и в дальнейших научных исследованиях влияния военных действий на преступность.

Внедрение цифровых технологий в сферу реализации прав и свобод человека носит неоднозначный характер, приводящий к размыванию устоявшихся представлений о конституционных правах и свободах человека. В целом все группы конституционных прав и свобод человека подверглись цифровизации. Применение цифровых технологий и искусственного интеллекта способствовало созданию новых форм реализации конституционных прав и свобод. Однако цифровизация повлекла за собой и новые угрозы, которые могут быть нейтрализованы только путем создания новых правовых механизмов. Практика показала, что право как универсальный социальный регулятор применимо для регламентации общественных отношений в цифровой среде. Стихийно сложившиеся инструменты саморегулирования не опираются на базовые конституционные принципы, в том числе на признание прав и свобод человека высшей ценностью, следовательно, они не могут выполнять роль основного источника регулирования. В условиях быстро развивающихся технологий и меняющихся общественных отношений возрастает значение конституционных принципов, а также прав и свобод человека как базовой ценности, фундамента для построения новых правоотношений в цифровой среде и создания новых цифровых прав. В частности, с учетом масштабов проникновения цифровых технологий в реализацию конституционных прав и свобод человека необходимо прежде всего законодательно закрепить гарантию доступа к сети Интернет как условие реализации конституционных прав и свобод в цифровой среде, а также дополнить положения о запрете дискриминации прав и свобод человека в зависимости от формы реализации прав и свобод.

Предметом статьи являются понятие и функции, а также основные задачи института уполномоченных по правам человека. Автором исследованы имеющиеся в современной юридической науке и практике взгляды на понятие института уполномоченных по правам человека. Предложена дефиниция и разработана классификация функций этого важного института государственной правозащитной деятельности. Выделены его следующие основные функции: защитная, экспертная, медиативная, контрольная, просветительская, эвристическая, аксиологическая, координационная. Проведен анализ основных задач института уполномоченных по правам человека в Российской Федерации на федеральном и региональном уровнях, а также в государствах — участниках БРИКС. Определены четыре основные задачи в деятельности института уполномоченных по правам человека в Российской Федерации: рассмотрение обращений граждан; совершенствование законодательства; правовое просвещение; международное сотрудничество, а также более 10 дополнительных. Анализ нормативных правовых актов и практической деятельности института уполномоченных по правам человека в Российской Федерации, а также законодательства зарубежных государств об омбудсменах позволил автору выявить современные тенденции развития данного правозащитного механизма и предложить перспективы его совершенствования.

В статье аргументирована аксиоматика концепции ответственного делегирования власти народом: 1) народ является источником власти; полномочия у органов и должностных лиц возникают как делегированные из этого источника; 2) народный суверенитет системно взаимосвязан с государственным; делегирование власти народом легитимно формируемым органам является актом подтверждения и укрепления государственного суверенитета; 3) народовластие является правовым и организационным принципом взаимоотношений народа и государства; оно представляет собой правовое состояние — комплексное длящееся правоотношение, дающее основания для конкретных правоотношений, в которых реализуются политические права граждан; 4) демократический способ формирования органов власти является ценным продуктом развития цивилизации, обладающим потенциалом совершенствования в рамках концепции ответственного делегирования власти народом; 5) статус народа как источника власти, носителя суверенитета, правовое состояние народовластия применительно к каждому гражданину выражаются через посредство его личного участия в делегировании власти в рамках демократических процедур; 6) важной целью и принципом являются восприятие каждым гражданином своего участия в делегировании власти народом как конституционной ценности и формирование максимально ответственного отношения к такому участию. К научной дискуссии предложена конструкция профессиодемократии как синтеза подлинной демократии в традиционном понимании и рационального отбора управленческих кадров по продуманным профессиональным критериям, встроенного в механизмы ответственного делегирования власти народом. В ее рамках рекомендовано изменение избирательного законодательства в части расширения доступной для избирателей информации о кандидатах.

Идеи равенства и свободы договора в гражданских правоотношениях являются гармоничными и конструктивными исключительно в условиях их ограничения. Один из факторов, требующих установления границ, — наличие в правоотношениях слабой стороны, в частности потребителя. Статья посвящена изучению манипулирования в отношении непрофессиональных участников гражданского оборота. Автор предпринимает попытку правовой оценки новых методов воздействия на волю потребителя, направленных на формирование мнимой воли для заключения договора (нейромаркетинга). Предлагает определение понятия манипулятивного поведения в правоотношениях, выделяет его признаки. Делается вывод о том, что введение в заблуждение, а также обман потребителя и манипулирование — это различные правовые явления. Обосновывается, что манипулятивное поведение является разновидностью злоупотребления правом. На примере судебной практики Пермского края автор анализирует эффективность возможных способов защиты при манипулятивном воздействии, а именно: ст. 10, 168, 178, 428 ГК РФ. Отмечается предпочтительность признания сделки, заключенной при помощи манипулирования, недействительной по основаниям ст. 10 и 168 ГК РФ.

Опираясь на общетеоретические знания о роли и месте презумпций в правовом регулировании и учитывая особенности их действия в семейном праве, автор обращается к презумпциям, закрепленным в нормах об установлении происхождения ребенка. Методологическую основу для промежуточных и итоговых выводов составил теоретический посыл, согласно которому для установления материнского происхождения законодатель не использует презумпции по причине явности материнства. Как технико-юридические инструменты, встроенные в нормы об установлении происхождения ребенка, презумпции участвуют в установлении отцовского происхождения, но не во всех случаях. Об этом свидетельствует дихотомия правил, указывающих на добровольный и принудительный порядок отыскания отцовства. Инструментальная роль презумпций имеет значение для добровольного порядка установления отцовского происхождения. Этот порядок основан на браке родителей, а при отсутствии брака — на совместном заявлении матери и внебрачного отца. Принудительный (судебный) порядок установления отцовского происхождения не предполагает использования презумпций: он строится на началах состязательности. В условиях появления достоверных источников доказательств отцовства деление на добровольный и принудительный порядки сохраняет актуальность. Поэтому предмет исследования ограничен описанием добровольного порядка установления отцовского происхождения, в котором задействованы нормативные презумпции. Этот порядок не ориентирован на простое отражение биологической или генетической реальности: ее наличие в таком порядке всегда предполагается и не предусматривает отыскания какихлибо доказательств. Так выражено культурное ви́дение должного добровольного порядка установления отцовства, отражающее политические и биоэтические стандарты человеческого воспроизводства.

«Семейный бизнес» — правовой концепт с весьма гибким содержанием, подвижность которого объясняется сложностью определения границ самой семьи. В составе легального категориального аппарата его можно использовать как средство дополнительного воздействия на ценностную сферу человека. Легальной фиксации значения такого концепта — превращения на уровне федеральных законов в юридическое понятие с определенным содержанием — не требуется. Активное государственное стимулирование семейного бизнеса путем создания широких преференций может иметь отрицательные последствия, связанные со злоупотреблениями, в том числе с маскировкой бизнеса под семейный. Для поддержки семейного предпринимательства предпочтительно использование юридической модели публичного конкурса, проводимого по критериям, определенным региональными властями. На федеральном уровне целесообразно формирование фонда поддержки семейного бизнеса, который бы участвовал в финансировании конкурсов и их проведении совместно с властями регионов. Возможен и более основательный, требующий широкого общественного обсуждения подход: в условиях кризиса института семьи, обострения демографических проблем учреждение на основании федерального закона Семейного фонда могло бы стать важной институциональной предпосылкой для поиска путей их решения. Организация конкурсов для семейного бизнеса могла бы стать одним из главных направлений деятельности такого фонда.