Архив статей журнала
В Отделе археологических памятников Государственного Исторического музея хранится обширное собрание памятников с территории Средней Азии. Среднеазиатские коллекции разделены между тремя секторами отдела: сектором археологии каменного и бронзового веков (А), сектором археологии раннего железного века и раннего средневековья (Б) и сектором средневековой археологии (В). В статье дан обзор коллекций сектора В, которые поступали на протяжении XIX–XX вв. от частных лиц (историков, музейных работников, краеведов и пр.), археологов, научных организаций и обществ. Сегодня в распоряжении исследователей древности V в. до н.э. – XVI–XVII вв. География обнаруженных изделий охватывает территории современных Узбекистана, Туркмении, Афганистана, Ирана, Казахстана и Таджикистана. Данная публикация призвана продемонстрировать пути формирования наиболее мас-
штабных средневековых коллекций в музее, так как изучение истории формирования музейных фондов не только является неотъемлемой частью истории науки, но и закладывает основу для публикации музейных памятников. Степень изученности коллекций различна. Отдельные предметы и коллекции памятников ранее становились объектом изучения исследователей, но большая часть фонда еще требует введения в научный оборот. Одной из наиболее примечательных особенностей коллекции является ее масштабность, что приводит к особому интересу к истории формирования фонда, активную роль в складывании которого сыграл ряд выдающихся личностей: коллекционеры А.П. Бахрушин и П.И. Щукин, археологи Д.Д. Букинич, М.В. Воеводский, А.И. Тереножкин и С.П. Толстов. Работа проведена на основе анализа Главной инвентарной книги Исторического музея, коллекционных описей и предметов фонда Средней Азии сектора средневековой археологии отдела археологических памятников.
Рассматриваются данные, полученные в ходе изучения фортификационных сооружений Уразгильдинского городища (Татышлинский район Башкортостана). Основным археологическим материалом, обнаруженным в ходе раскопок, является керамика, которая позволяет датировать культурный слой и сооружения в широком диапазоне IV–VIII вв. н.э. и отнести памятник к бахмутинской культуре. Сами укрепления, вероятно, использовались недолго. В ходе проведенных исследований были изучены фортификационные сооружения, которые представляли собой дерево-земляную конструкцию в виде стены перекладного (крюкового) типа. Бревенчатая стена городища укреплялась вертикальными столбами. Укрепления были плотно забутованы грунтом. Многочисленные следы горения и воздействия высоких температур (уголь, прокалы, запекшаяся глина) свидетельствуют, что изученные сооружения были уничтожены пожаром, однако следов военного столкновения в ходе исследований не выявлено. Специфика выбора площадки строителями городища характеризуется использованием естественного рельефа местности –этот признак присущ для большинства городищ бахмутинской культуры. Примечательным оказывается то, что укрепления имели прямоугольную в плане конструкцию, что не является традиционным для памятников Южного Предуралья. Аналогии подобных конструкций на территории Уфимско-Бельского междуречья отсутствуют. Реконструкция исследованных сооружений даёт возможность предполагать их высокую фортификационную мощность, что также характеризует большинство известных укреплений бахмутинской культуры. Полученные результаты позволяют в значительной степени расширить современные представления об архитектурно-строительных и оборонительных традициях населения Южного Предуралья эпохи раннего средневековья.
Представлены результаты изучения погребений кожумбердынской культурной группы позднего бронзового века Уральско-Мугоджарского региона, содержащих в составе инвентаря украшения из благородных металлов. Объектом исследования стали 13 погребений в 9 надмогильных сооружениях (6 курганов и 3 ограды) в составе трех могильников (Ушкаттинский I, Аралча II, Ишкиновка III), содержавших 34 предмета из золота и серебра. Их радиоуглеродный возраст установлен в интервале 1740–1260 гг. до н.э. Археометрические исследования свидетельствуют о высоком уровне развития металлургии и металлообработки носителей кожумбердынского культурного комплекса, регулярном использовании двух и более металлов, сложных многокомпонентных сплавов. Металлопроизводственная деятельность осуществлялась на основе собственной минерально-сырьевой базы, включая региональные источники золота и серебра. Значительная степень стандартизации технологических операций изготовления украшений, унификация морфологических параметров, широкое применение техники плакировки украшений благородными металлами, их орнаментация чеканными рисунками позволяют предполагать обособление ювелирного дела в кузнечном промысле. Благородные металлы использовались для изготовления трубчатых колец и желобчатых подвесок в полтора оборота, употреблявшихся в качестве ушных украшений. Палеоантропологические данные подтвердили, что в погребальном обряде украшения из благородных металлов характерны для захоронений женщин репродуктивного возраста. В индивидуальных и парных разнополых погребениях украшения из драгоценных металлов сопровождают только женщин. Прямых свидетельств их принадлежности к категории личностных лидеров и представителей элиты не отмечено, что подчеркивает эгалитарность кожумбердынского общества и значимость половозрастных субструктур. К числу экстраординарных следует отнести парные захоронения обращенных лицом друг к другу женщин, сопровождавшихся украшениями из благородных металлов, что может быть связано с погребениями сиблингов.
В вопросе о расхождении результатов радиоуглеродного датирования по разным технологиям среди исследователей нет единства: от его полного отрицания до предположений об удревнении или омоложении и сужении интервалов ускорительных дат. Работа презентует результаты сравнительного анализа двух серий радиоуглеродных дат одного кургана. Первая (n=19) получена в рамках жидкостно-сцинтилляционной технологии (LSC), вторая (n=29) – методом ускорительной масс-спектрометрии (AMS). Срубно-алакульский курган 1 могильника Неплюевский исследован в степной зоне Южного Зауралья. Материалом для датирования стал коллаген костей 31 человека. Соотношение азота и углерода в коллагене этих индивидов не указывает на влияние резервуарного эффекта. Диаграмма размаха некалиброванных значений не выявила статистических выбросов в пределах серий. Байесовское моделирование в рамках однофазной модели позволило диагностировать наличие/отсутствие статистических выбросов калиброванных интервалов, оценить хронологические границы и длительность функционирования кургана для каждой серии. Хронология кургана в рамках LSC-серии укладывается вXX – середину XVIII в. до н.э., для AMS-серии – это середина XIX – начало XVII в. до н.э. Максимальная длительность оценена в 167 лет и 34 года соответственно. Из 12 погребений, снабжённых разнотипными датировками, только четыре демонстрируют совпадение результатов калибровки. Таким образом, результаты использования разных технологий радиоуглеродного датирования значительно отличаются. Потенциальное объединение серий формирует нереалистичную картину истории функционирования погребального комплекса. Предпочтение в данном случае должно быть отдано AMS-датировкам, формирующим при моделировании узкий интервал. Основанием для такого вывода являются результаты анализа палеоДНК: среди 32 индивидов выделено 3 поколения родственников, что указывает на краткость формирования некрополя.
Известной проблемой археологической хронологии является то, что радиоуглеродная хронология отличается от исторической. Вторым ее существенным недостатком являются чрезвычайно широкие доверительные интервалы, если использовать даты, рассчитанные с высокой вероятностью. Историческая хронология бронзового века соответствует дендрохронологии и радиоуглеродной хронологии в случае использования байесовской статистики AMS дат. Поэтому хронологию культур Северной Евразии желательно связать на основе типологического анализа с хронологией тех регионов, где есть возможность использования исторической и дендрохронологии. Но из-за удаленности выстроить надежные типологические ряды сложно, и эта процедура тоже дает слишком широкие вероятностные интервалы. Поэтому необходимо опираться на культуры, которые сформировались в результате миграций, вызванных климатическими катастрофами глобального масштаба. В этих случаях мы в состоянии синхронизировать удаленные друг от друга культурные трансформации. В первую очередь, речь идет о масштабных вулканических процессах. Наиболее четко такие события проявляются в древесных кольцах различных регионов, что позволяет получить дату с точностью до года. Вторым источником являются данные гляциохронологии, хотя не для всех периодов они достаточно точны. Наконец, третьей группой данных являются исторические хронологии. Применение этого подхода позволило предложить реперы для построения хронологии Евразии для III–II тыс. до н.э., которые позволяют построить систему с более молодыми и короткими интервалами, чем радиоуглеродный анализ. Особенно успешно применение этого метода к периоду синташтинской культуры и начала развитого алакульско-срубного этапа, где использование независимых друг от друга данных (гляциохронология, исторические хронологии Египта, Месопотамии и Китая, дендрохронологии Альп, Анатолии и США) дают согласованные результаты.
Волго-Уралье привлекает внимание специалистов в связи с распространением на этой территории хвалынской культуры эпохи энеолита. Археологи выдвигали автохтонные, миграционные и комбинированные гипотезы. Полученные исследователями результаты антропологических и палеогенетических анализов продвинули разработку генезиса последней. Они связаны с определением компонентов, которые составили основу хвалынских племен данного региона. Изыскания в области естественных наук установили два компонента: северные и южные охотники. Перед археологами возникла проблема культурной атрибуции этих субъектов. Анализ керамического и каменного инвентаря позволяет представить следующую ситуацию. В результате ухудшения климатических условий носители раннего этапа нижнедонской культуры мигрировали на территорию Северного Прикаспия. Данные о скотоводстве у их носителей отсутствуют. Они располагали такими новациями как гребенчатая система орнаментации сосудов, бифациальная обработка наконечников и вкладышевая техника. Взаимодействие с местными поздненеолитическими (тентексорскими) группами привели к сложению в последней четверти VI тыс. до н.э. прикаспийской культуры. Для субстратной основы присущи мотивы и композиции, которые станут характерными для пришельцев. Доказательств наличия производящего хозяйства у тентексорского населения нет, а у носителей прикаспийской культуры лишь появляются признаки скотоводства. Именно последние могут быть атрибутированы как южные охотники. Аридизация вынудила их продвинуться до границы степи и лесостепи Поволжья. Здесь произошли взаимные контакты с местной неолитической средневолжской культурой. Данный процесс способствовал формированию самарской культуры. Суперстратный компонент привнес в последнюю воротничковое оформление сосудов, бифациальность и формы наконечников, вкладышевую технологию. Эти представители могут рассматриваться как северные охотники. Учитывая, что средневолжская культура восходит к более ранней елшанской, этот компонент имеет устойчивую местную традицию. Кавказские элементы в материалах неолита и энеолита почти не фиксируются. Новые данные позволяют отдать предпочтение в миграционных процессах не типу хозяйства, а климатическим факторам. Они приводили к подвижкам отдельных групп и в период функционирования хвалынской культуры.