ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА
Архив статей журнала
В статье выявлен корпус фольклорных и литературных текстов, посвященных жизни и деятельности конокрада Шакура Рахимова, который был расстрелян в 1926 г. Его шайка состояла из 100 человек. В русской литературной традиции к этому образу писатели обратились лишь в годы перестройки – во многом по заказу пресс-центра МВД. Это повесть Е. Сухова «Шакуркарак» (1994) и очерк М. Беляева и А. Шептицкого «,,Робин Гуд“ или прародитель оргпреступности?», который был написан для книги «Бандитский Татарстан». Оба произведения созданы на документальной основе. Писатели ознакомились с 40 томами уголовного дела, проанализировали освещение событий в прессе и воспоминания очевидцев. Схватка умного вора со следователем профессионалом раскрыта в традициях Ф. М. Достоевского. В татарской литературе сохраняется верность фольклорной традиции, где образ Шакур-карака тяготеет к полюсу архетипа Робин Гуда – народного заступника. Очевидно, что в татарских произведениях доминирует горьковская романтическая традиция.
В статье рассматривается перевод «Анны Карениной» на татарский язык, выполненный писателем и переводчиком Махмудом Максудом. Отношения между художественными дискурсами двух текстов (первичного и вторичного) осмысливаются как явления процесса интеграции. По сути дела, перевод Махмуда Максуда, благодаря особенному дару восприятия и интерпретации художественно-эстетических особенностей текста-оригинала, как, вообще, любой достойный художественный перевод, является не простой калькой первичного текста, а новым художественным творением. Переводчик имеет дело с интерпретацией: сохраняя художественную истину первичного текста, создает новое поэтическое выражение, «новую художественную истину». Перевод Махмуда Максуда демонстрирует то обстоятельство, что в процессе перевода и интерпретации возникают точки соприкосновения двух культур, которые не являются взаимозаменяемыми. Это говорит о такой проблеме, как переводимость непереводимого и воспроизведение национальных особенностей оригинала.
Создание «новой художественной истины» – дело достаточно сложное. Вместе с тем именно «новая художественная истина» делает произведение «двудомным», то есть достоянием двух национальных литератур.