В 1880-е годы Россия осуществила ряд важных шагов по укреплению своих позиций в Средней Азии. Присоединение города Мерва, Иолатанского и Пандждехского оазисов в 1884–1885 гг. привело к возникновению территориальных споров с Афганистаном, находившимся с 1880 г. под протекторатом Великобритании, за южные туркменские земли, а также к боестолкновению с афганским отрядом под руководством английских офицеров у пункта Пул-е Хишти (Таш-Кепри) на реке Кушке. Последнее событие чуть было не поставило политическое противостояние между Петербургом и Лондоном за влияние в регионе на грань полномасштабного военного конфликта. Результатом мирного урегулирования стала работа смешанной русско-английской комиссии по определению западной части границы между Россией и Афганистаном, окончившаяся в 1888 г. подписанием соответствующего соглашения. Все эти события не оставались без внимания российской общественности. На страницах ведущих отечественных изданий публицисты регулярно знакомили читателей с тем, что происходило на южных рубежах империи, рассматривая ситуацию в контексте общеевропейской политики. В настоящей статье представлена попытка охарактеризовать взгляды на российскую политику на афганском направлении в середине 1880-х годов ведущих российских консервативных публицистов тех лет, оказывавших в разной степени влияние в том числе на мнение Александра III, а также дать анализ того, в какой мере их предложения по выстраиванию внешнеполитического курса в афганских делах сочетались с действиями, предпринимавшимися российским правительством. Источниками исследования стали публикации наиболее влиятельных представителей консервативной прессы, таких как М. Н. Катков, И. С. Аксаков и В. П. Мещерский, о событиях на российско-афганской границе, вышедшие в свет в период наибольшего обострения в российско-британском противостоянии в регионе (1884–1886 гг.), а также статьи официозных изданий. Автор приходит к выводу, что, несмотря на благоволение Александра III консервативным взглядам и их выразителям, по существу ни одно из предложений этих публицистов в отношении российской политики у границ Афганистана не было принято правительством.
Статья посвящена истории появления и практикам использования новых каналов коммуникации подданных и правителя в России. При Екатерине II жители России широко пользовались почтой для отправки прошений правителю, а при Павле I для этой цели стали применяться ящик для прошений и газеты. В историографии России Нового времени отсутствуют специальные исследования о каналах коммуникации ходатаев и монарха. Цель статьи – реконструировать институциональную и социокультурную историю новых средств связи, чтобы понять, как их использование изменило коммуникацию власти и общества в России. Основными источниками работы являются материалы делопроизводства и периодической печати, а также записки современников, в которых описываются новые средства связи. Как показало исследование, развитие дистанционной связи избавило просителей от необходимости лично посещать присутственные места. При использовании ходатаями почты их письма доставлялись монарху через почтмейстеров статс-секретарями. Появление ящика для прошений предоставило подданным возможность обратиться к монарху «беспосредственно». С помощью публикации ответов на прошения в «Санкт-Петербургских ведомостях» и «Московских ведомостях» правительство корректировало коммуникацию с челобитчиками и способствовало правовому просвещению. Новые каналы связи, однако, служили поддержанию старой традиции персонального отправления правосудия монархом
Статья посвящена современным тенденциям в изучении истории российскоамериканских отношений с конца XVIII в. до начала XXI в. Автор видит свою задачу в том, чтобы представить основные монографические исследования по данной проблематике, обратить внимание на многообразие жанров и теоретико-методологических подходов, получивших развитие в российской и американской историографии, а также обозначить перспективы изучения и преподавания истории двусторонних отношений. Его внимание сосредоточено на характеристике различных способов вопрошания исторического прошлого, поскольку в современной исторической науке от этого, а не только от введения в научный оборот ранее не использованных архивных источников, зависит получение новых знаний. По мнению автора, в многообразии вопросов, адресованных прошлому, американские историки преуспели в большей степени, чем их российские коллеги по цеху, несмотря на общие достижения и отдельные новаторские работы последних. Поэтому так важен откровенный разговор между учеными двух стран и продолжение работы в рамках совместных проектов и коллективных монографий, где можно было бы обобщить достижения национальных историографических школ не только на уровне монографической, но и статейной литературы и наметить перспективы дальнейших исследований. Данная статья может и должна рассматриваться как приглашение к такому разговору
Имплементация Батумских договоров от 4 июня 1918 г. означала установление гегемонии Османской империи в макрорегионе между Черным и Каспийским морями. С первых же дней это вызвало противодействие других имперских акторов, включая союзную Турции Германию. В июне–июле 1918 г. все претенденты на контроль над постимперскими пространствами бывшей Османской империи были вынуждены сочетать силовые и дипломатические средства для укрепления своих позиций, подбирая союзников и накапливая силы. По ряду объективных причин ни одна из держав не обладала необходимыми для реализации своих целей ресурсами, сталкиваясь с дефицитом не только военных средств, но и необходимых технических условий. Заинтересованность в трансформации региона была крайне высока: Германия и Советская Россия стремились включить Закавказье в пространство более крупной Брестской системы, Антанта и Центральные державы продолжали решающую кампанию Великой войны, младотурки видели единственный шанс в реализации своих националистических проектов. Заложниками этих устремлений становились только что появившиеся и находившиеся на разных стадиях оформления государства-лимитрофы по обе стороны Кавказского хребта. Определяющую роль в их судьбе играли германская миссия в Грузии, содействие Османской империи Азербайджану и Горской республике, а также стремление Армении получить помощь от Великобритании, Советской России или Австро-Венгрии. Политика великих держав осложнялась проблемами коалиционного взаимодействия и системными тенденциями к оформлению целостного геополитического пространства на основе победы Центральных держав над распавшейся Российской империей и Румынией. Решить эту проблему с помощью мирной конференции в Константинополе не удалось, а усилия Антанты, направленные на восстановление Восточного фронта в тех или иных регионах бывшей Российской империи, нарастали. Взаимодействие и конкуренция различных акторов приводили к активному вовлечению макрорегиона в логику Великой войны, так что попытки дипломатического оформления или ревизии Батумской подсистемы вскоре сменились военным противостоянием всех имперских претендентов вокруг Баку. В статье на основе дипломатических архивов бывших Центральных держав реконструируются процессы становления новой подсистемы международных отношений.
Работая над статьей об особенностях русского национализма первой половины XIX в., я обратил внимание на речь В. Н. Каразина, прозвучавшую в 1818 г. в Харькове на заседании Филотехнического общества1. Каразин входил в окружение Александра I в «прекрасное начало» его царствования. Он был основателем Харьковского университета, придерживался либеральных взглядов и смотрел в будущее с оптимизмом. Выделяя два вида «ложного патриотизма», он соотносил первый с наследием Просвещения и Французской революции, а второй – с ксенофобией: «К стыду просвещенной Европы, не в одном царстве находим хулителей царств других. Сие гонение иностранных не есть любовь к Отечеству»
Статья посвящена самому успешному периоду в истории советской разведки в США – 1930–1940-м годам. Анализируются причины этого успеха, к которым, прежде всего, можно отнести всемирное увлечение идеями коммунизма, достижениями СССР в строительстве нового социалистического общества, чему немало способствовала советская пропаганда. Рассматривается деятельность советских спецслужб, создавших в те годы в США обширную законспирированную сеть. Ее участники занимались сбором информации, прежде всего, в области новейших военных технологий, включая секреты производства атомной бомбы. Если история профессионалов-разведчиков изучена достаточно, то работа их агентов, действовавших по убеждению, менее известна. Среди них было много коммунистов и сочувствующих; значительна доля российских иммигрантов. Цель статьи – исследовать взгляды, мотивы поведения, дальнейшую судьбу этих людей. Работа выполнена на основе открытых для исследователей в 1990-е годы материалов американских и российских архивов: засекреченной прежде советской дипломатической переписки, которая после дешифровки по проекту «Венона» оказалась каналом связи между разведкой в США и центром в Москве; дополнением к ней стали так называемые «блокноты А. Васильева», содержащие документы из архива Службы внешней разведки (бывшего первого отдела КГБ), а также материалы из архива Коминтерна в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ). Новые источники позволили полнее представить масштаб и методы работы советской разведки, деятельность американских агентов, ответить на ряд вопросов, вызывавших споры у историков, в том числе вопрос виновности супругов Розенберг в краже атомных секретов и принадлежность к советской агентуре Э. Хисса, высокопоставленного сотрудника Государственного департамента США.
Настрой на стратегическое партнерство Эр-Рияда с Пекином крепнет с каждым днем. Оба государства имеют серьезные позиции на международной арене и в достаточной мере освоили самые современные инструменты рыночного взаимодействия, прокладывая себе путь к непрерывному улучшению сотрудничества по всем направлениям. Процесс динамичного роста финансово-экономических, торговых и прочих показателей уже давно сопровождается взаимовыгодным диалогом двух стран в сфере безопасности, в ходе которого обсуждаются вопросы, ныне встающие перед обеими странами. Эр-Рияд прилагает немалые усилия для диверсификации своей экономики, а потому стремится расширить сотрудничество с КНР. На Ближнем Востоке Китай более всего интересует постоянный доступ к энергетическим ресурсам региона, от которых в значительной степени зависит его экономика, однако поставки в Китай уязвимы в условиях политической нестабильности на Ближнем Востоке начиная с событий «арабской весны». Пекин избрал достаточно продуктивный метод сотрудничества, а именно взаимодействие со странами Аравийского региона посредством меморандумов о взаимопонимании и партнерских соглашений различной интенсивности. Основным направлением активизации отношений со странами региона стало энергетическое сотрудничество и создание инфраструктуры, включая строительство морских портов и транспортной системы, критически важных для повышения безопасности судоходства, а также создание альтернативных транспортных маршрутов. Пекин также стремится к углублению торговых связей с регионом. В статье анализируются взаимодействие в рамках «Видения Саудовской Аравии 2030» и инициатива КНР «Один пояс, один путь» (ОПОП) как один из инструментов расширения сотрудничества Саудовской Аравии с КНР.
В статье рассматривается трансформация кубинской модели социалистического строительства на современном этапе. Цель исследования – установить, есть ли существенная разница между трактовкой социализма как способа производства на трех разных этапах. Для проведения сравнительного анализа предлагается выделить три модели: марксистско-ленинскую, модель «особого периода в мирное время» и модель актуализации. Ключевым источником каждой модели является конституция соответствующего периода (1976 г., она же с поправками 1992 г., 2019 г.), также более подробно исследуются официальные документы I, VI и VII съездов Коммунистической партии Кубы, отражающие проблемы социализма как способа производства и роли марксизма-ленинизма. Задачи статьи – исследовать такие аспекты социалистического способа производства, как собственность на средства производства, подход к проблеме эксплуатации, функционирование принципа «от каждого по способностям – каждому по труду», работа системы планирования и соотношение рынка и плана. В ходе исследования установлено, что кубинский социализм как способ производства претерпел за свою историю значительные изменения. Был сужен охват системы планирования, и на современном этапе оно стало интегрировать в себя рыночные механизмы, переходить от директивного характера к индикативному в области краткосрочного планирования. Была юридически признана частная собственность на средства производства, а кооперативная форма ведения хозяйства еще в 1990-х годах стала квалифицироваться в качестве социалистической. Хотя отношение к эксплуатации остается негативным, легализация найма рабочей силы включила механизм эксплуатации в кубинскую социалистическую модель. На официальном уровне закрепляется новое содержание понятия социализм. Современный кубинский социализм значительно отходит от марксистско-ленинской модели
Авторы статьи предлагают свой вариант ответа на вопрос, как складывалось международное научное сотрудничество на начальном этапе научно-технической революции в годы холодной войны. Цель статьи состоит в выявлении влияния политического фактора на развитие науки, в частности химии. Авторы подтверждают гипотезу о существовании особой советской модели научного трансфера. Работа вводит в научный оборот документы Научно-исследовательского физико-химического института им. Л. Я. Карпова (НИФХИ им. Л. Я. Карпова), хранящиеся в Российском государственном архиве в Самаре. Методологической основой статьи стала формирующаяся в современной историографии концепция научного трансфера. В работе выделены четыре группы акторов международного научного трансфера, из которых наиболее активными были НИИ. Формы научной коммуникации в области химии в 1950–1960-х годах выстраивались во время международных симпозиумов, конференций, стажировок, заграничных командировок, обучения в советских вузах аспирантов и молодых ученых. Эти каналы взаимодействия были достаточно формализованы и требовали тщательной предварительной подготовки документов, утверждавшихся на государственном уровне. Неформальные коммуникации (личные встречи, обмен научной литературой) по большей части складывались с учеными из социалистических стран. На этой основе строились и совместные исследовательские проекты. Соглашения о научно-техническом сотрудничестве с социалистическими странами являлись институциональным подкреплением подобной работы. В целом исследования, проводившиеся в НИФХИ им. Л. Я. Карпова, были глубоко интегрированы в современные тенденции научно-технической революции середины ХХ в
В конце 1930-х ‒ начале 1940-х годов европейская наука, как и иные сферы общественной жизни, погружается в период региональной изоляции, разрыва налаженных международных связей: информация циркулировала с большими затруднениями, проверка ее надежности была затруднена. В результате место достоверных и верифицируемых сведений занимали слухи. Характерным примером явилась попытка празднования 70-летнего юбилея крупнейшего историка первой половины ХХ в. М. И. Ростовцева (1870‒1952), жившего и работавшего в США. В преддверии юбилея в среде историков-эмигрантов Восточной и Юго-Восточной Европы распространились слухи о смерти Ростовцева. Не имея возможности ни проверить сообщения о его кончине, ни удостовериться в том, что Ростовцев жив, европейская наука отказалась как от празднования юбилея, так и от проведения мемориальных заседаний. Возможно, слухи о кончине М. И. Ростовцева распускал директор пражского Института им. Н. П. Кондакова в 1939‒1945 гг. Н. Е. Андреев, который хотел таким образом избежать необходимости привлекать европейскую и североамериканскую научную общественность к чествованию М. И. Ростовцева, что вызвало бы необходимость публично прибегать к поддержке пронацистских властей Протектората Богемии и Моравии, от которых зависела деятельность института. В течение всего военного периода коллеги не имели возможности знакомиться с работами друг друга. В послевоенный период структура европейской науки не вернулась к точке начала кризиса конца 1930-х годов. Новая трансформация была обусловлена переделом сфер влияния в Центральной и Восточной Европе и формированием новых барьеров на путях научной коммуникации.
Статья посвящена ранее практически не изученному эпизоду в истории международных отношений, связанному с временным прекращением работы Лозаннской конференции по Ближнему Востоку в феврале 1923 г., что грозило возобновлением состояния войны между Турцией и державами Антанты. Этот кризис, происходивший одновременно с франкобельгийской оккупацией Рура, оказал значительное влияние на конечный результат мирного урегулирования на Ближнем Востоке, закрепленный в Лозаннском договоре. В работе ставится задача определить место и роль этого кризиса в процессе становления новой системы международных отношений после Первой мировой войны и его взаимосвязь с другими важнейшими событиями и процессами этого периода. Автор последовательно анализирует два этапа этого кризиса, первый из которых был связан с требованием Турции вывести корабли союзных держав из ее портов, а второй – с резким обострением обстановки на турецко-сирийской границе. Кризис показал неспособность Франции «в одиночку» отстаивать свои интересы на Ближнем Востоке и ее невольную зависимость от политики Великобритании. Таким образом, его роль в развитии международных отношений на Ближнем Востоке была аналогична той, которую сыграл Рурский кризис в Европе. Статья написана на основе британских, французских и итальянских дипломатических документов.
Статья посвящена Юрьевскому (Тартускому) мирному договору между Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой и Эстонской Демократической Республикой от 2 февраля 1920 г., служившему в течение 20 лет основой отношений между двумя странами. В результате присоединения Эстонии к СССР в 1940 г. он потерял юридическую силу. Однако с момента распада СССР эстонская сторона пытается «вернуть его к жизни», провозгласив «краеугольным камнем» своей независимости, определяющим, в частности, ее сухопутную границу. В статье освещается история заключения договора, а также рассматриваются его последствия; дан краткий анализ современных политических противоречий и его оценка в современной российской и эстонской историографии. Изучив документы и мнения специалистов, автор приходит к выводу, что, несмотря на то что Юрьевский (Тартуский) мирный договор не имеет актуальной юридической силы, он может служить поучительным примером того, как несовершенное «компромиссное» международное соглашение повлияло на дальнейшее взаимоотношение государств. При подготовке статьи использованы документы Архива внешней политики Российской Федерации (АВП РФ), опубликованные в сборнике Документов внешней политики СССР, и Национального архива Эстонии