ИА РАН0%

Институт археологии РАН – современное научное учреждение, формирующее новое знание о древних обществах и культурах, но потенциал института во многом определяется интеллектуальными традициями и организационными установками, сложившимися много десятилетий назад. Институт является наследником старейшей археологической организации в России – Императорской археологической комиссии, основанной в 1859 г. в Санкт-Петербурге для изучения и сохранения памятников древности.

В 1919 г. декретом Совнаркома на основе Археологической комиссии была создана Российская академия истории материальной культуры (РАИМК) как головное научное учреждение, в задачи которого входило «всестороннее исследование памятников древности, искусства, старины и народного быта… и разработка научных основ их охраны, … теоретическая разработка всех вопросов, связанных с археологией… и производство археологических раскопок…» При этом ядром развития института в Москве стала московская секция РАИМК, организованная в том же 1919 г.

Московская секция РАИМК и сменившее её в 1932 г. Московское отделение ГАИМК (размещавшиеся в ГИМ) выступали как структуры, объединившие рассеянных по разным учреждениям учёных, но не располагавшие ресурсами для финансирования их научных занятий. Положение изменилось с переходом ГАИМК в систему АН СССР и реорганизацией её в Институт истории материальной культуры (ИИМК) с отделением в Москве в 1937 г. В столице, таким образом, появилась академическая структура археологического профиля, которая дала работу двум десяткам учёных. Руководителем отделения в 1939 г. был назначен С.П. Толстов.

Московская археология первых послереволюционных десятилетий формировалась в значительной степени под влиянием идей и научных интересов В.А. Городцова. Однако В.А. Городцов, участвуя в работе Московской секции РАИМК, не рассматривал её как потенциальную точку объединения научных археологических сил. Известны его проекты создания археологической службы как централизованной структуры в системе Музейного отдела Главнауки, предусматривавшие лишение РАИМК статуса головного учреждения. Тем не менее, воспитанники В.А. Городцова (С.В. Киселев, А.В. Арциховский, А.П. Смирнов, А.Я. Брюсов, Б.А. Рыбаков, О.Н. Бадер и др.) стали наиболее деятельными организаторами исследований на платформе РАИМК и составили костяк МО ИИМК в системе РАН. Воспринятые ими проблематика и методы «городцовской школы» со свойственным ей интересом к археологической классификации, культурной стратиграфии и механизмам распространения культурных явлений оказали заметное влияние на содержание исследовательской работы МО ИИМК, а впоследствии – ИА АН СССР.

Принято считать, что московские археологи в конце 1920-х годов выступили застрельщиками внедрения в археологию марксистской теории, однако они же (А.В. Арциховский, С.В. Киселев, А.П. Смирнов, А.Я. Брюсов) в конце 1930-х оказались главными проводниками «историзма», прямого обращения к материальным памятникам для воссоздания конкретно-исторических явлений во всем их многообразии – от древних производств до особенностей повседневной жизни.

Перевод Дирекции Института истории материальной культуры в Москву в 1943 г. был обусловлен трагическими обстоятельствами войны. Но в Москве к этому времени сложилась прочная платформа для развития академической археологии. Проведение в начале весны 1945 г. (в последние месяцы войны!) Всесоюзного археологического совещания – первого масштабного форума, для подведения общих итогов археологических исследований в СССР и планирования дальнейших работ обозначило роль московского ИИМК как реального центра археологической науки.

Ключевыми для становления института как мощной исследовательской структуры стали конец 1940-х – 1950-е годы, время послевоенного подъёма, осознания ценности исторического наследия России и республик Советского Союза. В это время была заложена основа современной организационной структуры института – система отделов и секторов, образованных по хронологическому или культурно-историческому принципу, дополнявшаяся подразделениями, в ведении которых тогда находились научный контроль над полевыми исследованиями на всей территории России (отдел полевых исследований) и сбор и хранение отчётной документации о разведках и раскопках (архив). Эта структура, отчасти воссоздававшая в новых исторических реалиях организационные установки Императорской археологической комиссии, открывала возможности, с одной стороны, для централизованного планирования исследований, с другой стороны, для проведения их в широком пространственном и хронологическом диапазоне, ориентировала на поиски новых культур и обследование «белых пятен». В 1957 г. институт получил своё современное имя, более точно отражающее содержание его исследований.

1960–1970-е годы принесли с собой новые идеи и проблематику. Археология постепенно выходила из-под пресса догматического истмата, сочетая установки на «историзм» с признанием ценности конкретно-археологических изысканий и традиционного вещеведения, и осознавала реалии научно-технической революции. Исследования древностей отдельных хронологических периодов развивались в полноценные научные направления с разнообразной тематикой и дополнялись новыми. «Информационный взрыв», обусловленный расширением раскопок и стремительным накоплением новых материалов потребовал серьёзных разработок в области систематики древностей, археологического источниковедения и общей стратегии сбора и использования первичных археологических данных.

Прогресс естественных наук ставил на повестку дня использование их методов и достижений для расширения познавательных возможностей археологии. Начало внедрению в Институте археологии дендрохронологии, спектрального анализа, палинологии, и некоторых других методов естественных наук было положено организацией в 1960 г. специальных кабинетов для соответствующих исследований, в 1967 г. они были выделены в лабораторию естественнонаучных методов. Создание дендрохронологической шкалы Севера Восточной Европы и разработки в области истории древнейшей металлургии и горного дела, основанные на использовании результатов спектрального и металлографического анализов, на несколько десятилетий закрепили положение лаборатории в качестве лидера в мобилизации современных технологий для решения масштабных задач изучения древности.

Присутствие СССР на мировой арене в качестве сверхдержавы предполагало продвижение археологии за рамки национальных границ, изучение важнейших мировых цивилизационных очагов. В 1961 г. в институте была создана группа зарубежной археологии. Работы Иракской экспедиции института в 1969 г., организованные Р.М. Мунчаевым, положили начало российским археологическим раскопкам в Месопотамии, продолжавшимся до 1984 г. в Ираке, а с 1988 г. – в Сирии. Институт, таким образом, включился в изучение узловых проблем древнейший истории – становления производящего хозяйства и первых протогородских центров на Ближнем Востоке.

Исследовательские программы института 1960–1970-х годов, как, впрочем, и последующих десятилетий, крайне разнообразны по своему содержанию, концептуальным основам и используемым методикам. В них широко представлены этногенетические исследования и историко-технологические разработки, конкретно-археологические изыскания и теоретические штудии о характере археологических источников и корректных методиках реконструкции прошлого по материальным остаткам. Экспедиционные проекты на новых для института территориях – в Болгарии и Афганистане – органично сочетались с традиционными для московской археологии исследованиями памятников центра Европейской России.

Стоит подчеркнуть, что организация научной работы в институте почти всегда предполагала некоторую полифонию, сосуществование, взаимодействие и конкуренцию различных научных школ и исследовательских групп с собственными подходами к изучению древностей. Важным началом, определявшим стиль жизни и планирования исследований (хотя и нарушавшимся временами), было уважительное отношение к индивидуальным исследовательским интересам и характерам учёных.

Б.А. Рыбаков, более 30 лет руководивший институтом (1956–1987), казалось бы, целиком увлечённый собственными исследованиями Средневековой Руси и восточного славянства, много сделал для организационного укрепления института, развития его как научного центра, ориентированного на широкий охват археологической проблематики.

С организацией в составе института в 1972 г. сектора археологических сводов академическая наука взяла на себя ответственность за формирование археологической части свода памятников истории и культуры Российской Федерации, которая включала систематическое археологическое обследование многих регионов страны. Создание в том же 1972 г. сектора новостроечных и хоздоговорных экспедиций придавало институту функции штаба организации спасательных раскопок при строительстве крупных народнохозяйственных объектов и дало возможность трудоустройства и профессиональной самореализации десяткам молодых учёных.

Б.А. Рыбаков был инициатором двух крупнейших серийных изданий, задуманных для обобщения археологических материала и перевода их в исторический формат. Задуманный им «Свод археологических источников» (с 1961 г.) был призван в системном виде представить археологические древности на территории СССР, снабдить исследователей каталогами вещевых находок и археологических памятников. Издание 20-томной «Археологии СССР» (с 1981 г.), по замыслу главного редактора, должно было раскрыть общее содержание отдельных периодов ранней истории и характер крупнейших культурных общностей древности и средневековья. Ежегодник «Археологические открытия» (с 1965 г.) оперативно знакомил с результатами полевых работ, проводившихся на всей территории РСФСР.

Реалии организации науки и охраны исторического наследия в Советском Союзе 1960–1980-х годов формировали институт как учреждение с исключительно разнообразными функциями – от разработки теоретических основ археологии в условиях роста интереса к археологической теории на Западе (отдел теории и методики создан в 1985 г.) до составления паспортов археологических памятников и выдачи открытых листов на право полевых работ. Опыт показал, что подобное «собирание функций» было вполне органично для центрального археологического учреждения и во многом соответствовало общим интересам археологического сообщества Советского Союза.

История Института археологии во второй половине XX в. – это история нового археологического открытия Северной Евразии, выявления и изучения ярких археологических памятников различных эпох на огромных территориях от Балтики до Монголии, создания общей картины исторического процесса на территории нашей страны от момента первоначального расселения здесь древнейших человеческих групп до раннего Нового времени.

Конец 1980-х годов – время максимального расширения исследовательской работы Института археологии в советский период. Её проявления представлены во всём многообразии – от экспедиций и общей численности трудоустроенных специалистов до археологического книгоиздания. В эти годы остро ощущался запрос на обновление проблематики исследований, создание более свободной атмосферы для обсуждения новых идей и практической организации археологической отрасли, полноценной интеграции национального археологического цеха в мировую науку.

Возглавивший Институт академик В.П. Алексеев (1988–1991) успел немало сделать для поддержки новых начинаний. Подготовленная им программа развития института предусматривала в качестве одного из приоритетов палеоэкологические исследования, изучение биологического состояния древних и средневековых обществ, разработку новых подходов к реконструкции палеосреды и оценки её как фактора, воздействовавшего на историческое развитие древних и средневековых коллективов.

Становление новых и укрепление уже сложившихся научных направлений предполагало создание в институте соответствующих структурных подразделений. В.П. Алексеев поддержал идею развития сектора археологии Москвы (создан в 1987 г.), ставшего основой для кристаллизации археологии позднего средневековья – раннего Нового времени как самостоятельного научного направления. Организация в 1990 г. в составе отдела теории и методики группы физической антропологии открыло широкие перспективы исследований по биоархеологической и палеоэкологической тематике. Создание в 1992 г. сектора палеолита и мезолита реализовало идеи В.П. Алексеева о необходимости расширения исследования культур каменного века на базе московских научных учреждений. Общий стиль организации работы и научного общения, формировавшийся в институте в те годы, создавал благоприятную обстановку для поиска и постановки новых исследовательских задач, научного роста молодых сотрудников, скорейшей подготовки публикаций, налаживания широких международных связей.