В этой, предпоследней, статье нашего пифагорейского цикла мы обращаемся к метафизическому или натурфилософскому наследию тех великих людей, кого принято считать основоположниками физики. Разумеется, выбор конкретных фигур в такого рода изысканиях всегда до некоторой степени спорен.
Наш выбор ограничен объемом статьи, наличием соответствующих текстов и определенной субъективностью наших оценок. После краткого введения мы даем обзор противоречия между парадигмой физического редукционизма и интуицией свободы воли. Мы показываем, каким образом разрешал это противоречие автор первой универсальной физической теории Исаак Ньютон, каким образом он удерживал убеждение в подлинности свободы воли, жертвуя при этом не только механистическим редукционизмом, но и верой во всеведение Бога.
Далее эти философские проблемы обсуждаются в свете тех модификаций физических представлений о Вселенной, которые внесла физика XX века. Обращаясь к автору уравнений электродинамики Джеймсу Клерку Максвеллу, мы отмечаем его философское первенство в указании на важную черту физических законов, обеспечивающую их познаваемость: скоррелированность их математической сложности с трудностью наблюдений соответствующего пласта реальности. Говоря о философских взглядах Альберта Эйнштейна, мы отмечаем в них соединение глубокого понимания мистического основания физики с наивностью моральной философии. Как и Эйнштейн, Макс Планк был идеалистом деистического склада, не верил в «личного Бога», но, отдавая себе отчет в колоссальном моральном значении христианства, лишь незадолго до смерти публично заявил об этом неверии как о своем давнем убеждении. Размышления о Нильсе Боре приводят нас к заключению о нем как об апофатическом мистике, соединяющем в себе дополнительные качества - страстного стремления к теоретической ясности и предвосхищения ее невозможности. Эрвин Шредингер, на взгляды которого мы далее обращаем внимание, высказывал их в терминах идеализма Веданты. Нам представляется, что те же взгляды могут быть высказаны внутри европейского контекста, хотя и неортодоксального. Переходя к Вернеру Гейзенбергу, еще в юности читавшему Платона в подлиннике, мы показываем не только его платонизм, но и понимание, что связь с Богом является моральной основой, утрата которой гибельна. Драма бытия, согласно автору соотношения неопределенности, связана с тем, что божественная воля существенным образом воплощается через человеческую свободу, через непредопределённость сознательного выбора.
В разделе о Вольфганге Паули мы отмечаем его удивление перед глубоким согласием ментального и материального, с особенной яркостью предстающего в математической познаваемости мира. Отсюда шли его поиски возможной причины этого согласия, сопровождавшиеся многолетними беседами с Карлом Густавом Юнгом. Завершающий раздел статьи посвящен Полю Дираку, прошедшему уникальный среди великих физиков путь от марксистского атеизма до проповедей о Боге-математике, а потом и до регулярных молитв в Церкви.