Статья: Окно в Европу сто лет спустя1 (2025)

Статья является попыткой прочесть два художественных текста, адресованных детям, — «Сказку о двух нехороших мышках» (1904) Б. Поттер и ее перевод (а точнее, вольное стихотворное переложение) «Куклин дом» (1916), осуществленное П. С. Соловьевой, — в новом, метафорическом ключе. Анализируется, какими новыми смыслами обогащаются оба произведения, будучи увидены в контексте биографий двух писательниц, социальных перемен, сотрясавших современное им общество, новых литературных веяний и, наконец, в библейском ключе, который был особенно близок П. С. Соловьевой — сестре религиозного философа. В фокусе нашего внимания окажется подъем лейбористского движения в Великобритании, русская революция, наконец, притча о зерне и о возрождении через гибель — слои, которые, на наш взгляд, сокрыты в этой простой на первый взгляд сказке. Все они связаны с образом кукольного дома — игрушечной «усадьбы», того костяка, вокруг которого строится сюжет обоих произведений.

В статье рассматривается творчество К. К. Случевского последних лет его жизни, когда он значительное время проводил на приобретенной и обустроенной им даче Уголок на Нарвском взморье, в Гунгербурге. Поэт стремился обустроить дом и сад, сам высаживал растения и ухаживал за ними. Переписка Случевского и воспоминания его дочери А. К. Случевской-Коростовец позволяют очертить круг дачного общения поэта, занятия его и членов семьи в период проживания в Уголке. Кратко прослеживается история дачи Уголок в XX в. Отмечается, что к настоящему времени все постройки полностью утрачены. Рассматривается поэтическая книга Случевского «Песни из Уголка» (1902), некоторые лирические сюжеты и образы которой вызваны жизнью на лоне природы. Наиболее важны для поэта обнесенный забором сад, пруд, а также берег моря с песчаными пляжами и реки Нарова (Нарва) и Россонь. Также в работе анализируется рассказ Случевского «Две бабушки и странница Акинфия» (1903), действие которого происходит в Гунгербурге и Санкт-Петербурге.

Статья посвящена образу усадьбы и дома в наследии Л. Н. Толстого, особенно в его позднем творчестве. Отмечается, что на рубеже веков и в первое десятилетие XX в. Толстой становится яростным сторонником защиты простого народа и фактически отрицателем прежней усадебной культуры, невозможной без барских домов с садами и парками, дополнительными постройками, содержащимися усилиями крестьян и дворовых, обеспечивавших всю бытовую сторону жизни. В восприятии Толстым усадеб и формировании в его наследии образа частного дома с небольшим хозяйством немаловажное значение играла идея опрощения. В статье показано сложное отношение писателя к усадьбам: при любви к Ясной Поляне и понимании ценности усадебной жизни, отрицалась Толстым чрезмерная роскошь, свойственная городским и загородным усадьбам дворян и людей властных структур. Анализируется обращение Толстого к философии Востока и образу бытия восточных народов, который, по мнению писателя, хранил забытые европейской цивилизацией ключевые основы жизни.

В статье предпринята попытка объяснить, что заставило А. С. Пушкина, приехавшего в 1824 г. в родовую усадьбу Михайловское и попавшего в самую гущу русской жизни, обратить свой взгляд на Восток. И действительно, первым крупным произведением, которое Пушкин написал в самый первый год михайловской ссылки, был его лирический цикл «Подражания Корану». который он посвятил своей соседке по Тригорскому Прасковье Александровне Осиповой (Осиповой-Вульф). Причины данного посвящения традиционно имеют два объяснения: чтение Пушкиным текста Корана в переводе Д. И. Веревкина в библиотеке Тригорского, а также помощь, которая была оказана Осиповой в непростое для Пушкина время ссоры с отцом, согласившимся следить за сыном. В статье высказывается предположение, что данный автобиографический подтекст не только сопровождал работу над циклом, что достаточно очевидно, но и оказался в сокрыт или зашифрован в казалось бы предельно далеких по содержанию стихах, имитировавших священный текст мусульман. Параллельно в статье поднимается вопрос о том, насколько ориентализм, вошедший в моду в литературе и архитектуре с конца XVIII века, сказался также на быте и бытии русской усадьбы, и как своеобразная игра в восток маркировала русскую усадебную жизнь.

В статье прослежена динамика усадебного топоса и усадебного мифа в русской литературе XVIII в. от условно-риторических к миметическим формам в контексте предшествовавших ей (XVI–XVII вв.) и последующих (XIX–XXI вв.) периодов развития. Показано, что формирование указанных категорий происходило на почве литературной усадьбы Московской Руси в условиях перестройки русской культуры под влиянием мощной волны европеизации в послепетровские десятилетия. В классицизме рассмотрены горацианская и государственно-патриотическая линии в репрезентации литературной усадьбы, во многом связанные с эстетической категорией возвышенного; в сентиментализме — идиллический хронотоп, коннотации рая на земле, вдохновения и художественного творчества, ценность патриархальной семьи. Установлено, что сентиментальный идеал, воплощенный в эстетике трогательного, лег в основу усадебного мифа начала XX в. Подчеркнута значимость художественных направлений XVIII в. для формирования русской литературной усадьбы.

Роль Л. А. Зандера как философа и религиозного мыслителя, воспитанного на русской и европейской культуре XIX — начала XX в., профессора, педагога и церковно-общественного деятеля, активно проявившего себя в разных сферах жизни первой половины XX в., доныне мало исследованы. Статьи, рецензии и книги Зандера незаслуженно мало вовлечены в исследовательский и читательский круг. Цель статьи — привлечь внимание к личности философа и представить многолетние труды по изучению и популяризации творчества одного из наиболее ценимых им писателей XIX в., Ф. М. Достоевского, итогом которых стала книга «Тайна добра. Проблема добра в творчестве Достоевского». Представлен обзор статей и рецензий Зандера на книги о Достоевском в журналах «Вестник РСХД», «Путь», «Православная мысль», «Грани», «Мосты», газете «Возрождение», отзывы на труды Зандера. Дан обзор его лекционной работы, организации семинаров и кружков по творчеству Достоевского. Автором статьи привлекается переписка Зандера, делается вывод, что труды по изучению Достоевского занимают важное место в литературно-философском наследии Зандера и являются ценным вкладом в копилку исследований творчества Достоевского, в развитие православной культуры, ожидающим своего отдельного переиздания.

В статье рассматривается литературно-общественная реакция на пьесу Л. Андреева «Екатерина Ивановна». «Суд» над литературным героем имел место в литературном мире и до этого случая, однако ни одно «дело» не было столь широко освещено в прессе, как «суд» над Екатериной Ивановной, прошедший в студии режиссера Ф. Ф. Коммиссаржевского с участием представительных членов литературно-театральной корпорации. Л. Андреев, следивший за реакцией прессы, написал речь от лица подсудимой. Неопубликованный монолог главной героини частично сохранился и включен переводчиком в предисловие к английскому изданию пьесы 1924 г. В статье представлен его обратный перевод на русский.

В статье впервые рассматриваются случаи использования «чужого» поэтического текста в литературно-публицистических произведениях Д. С. Мережковского 1900–1910-х гг. Установлено, что цитаты из русской поэзии, корпус которых прежде не составлялся, могут функционировать по-разному: являться непосредственным источником освещения той или иной темы, быть маркером антиномического мышления писателя, а также мифологемой.

Поэтический перевод на страницах журнала «Русский вестник» до настоящего времени не подвергался тщательному всестороннему анализу. Между тем, выявление особенностей освоения западноевропейского поэтического наследия XIX в. переводчиками одного из наиболее влиятельных отечественных периодических изданий значительно дополняет представления о векторе идейно-художественного развития литературных журналов России в исторической перспективе. В этой связи был произведен анализ массива переводных поэтических произведений XIX в., опубликованных за весь период издания журнала «Русский вестник». Делается вывод о том, что издательские принципы М. Н. Каткова и в целом редакционная политика журнала проявлялась в том числе через характер представленности на страницах журнала творчества того или иного поэта Западной Европы XIX в., а также тематическим отбором текстов.

В центре внимания автора статьи находятся особенности редакционной политики журналов «Время» и «Современник» в репрезентации международных событий с января 1861 по апрель 1862 г. — периода, на протяжении которого одновременно выходили номера этих двух изданий. Стратегии журналов близки при освещении событий итальянского Рисорджименто, интервенции в Мексику, в понимании положения Венгрии в составе Австрии и др. Важнейшее отличие связано с репрезентацией гражданской войны в США, принципиально отличаются подходы журналов к вопросам внутренней политики Османской империи. В статье продемонстрировано, что появление статьи Достоевского «Славянофилы, черногорцы и западники…» во многом обусловлено публикациями Чернышевского в разделе «Политика» за 1861 г. и их спецификой в понимании славянского вопроса и событий в США.

В статье представлен обзор ключевых воззрений на польский вопрос Ю. Ф. Самарина на примере его полемического сочинения «Иезуиты и их отношение к России». В нем автор проанализировал духовную сущность учения иезуитов, которое стало основанием исторических русско-польских противоречий. Особое внимание уделено роли римской курии в подавлении православной идентичности: от насильственного насаждения унии в Галиции под властью Австро-Венгрии и Польши до геноцида сербов в Независимом Государстве Хорватия (1941–1945), где католические клирики участвовали в терроре, руководствуясь принципом «цель оправдывает средства». Самаринская критика иезуитской казуистики оказалась пророческой — ее методы были адаптированы не только католическими миссиями, но и идеологами большевизма, использовавшими аналогичные схемы для разрушения культурно-религиозного единства славян.

Творчество Кохановской (Н. С. Соханской) дает богатый материал, дополняющий представление о раскрытии семейной темы в русской литературе XIX в. Под этим углом зрения в статье рассматриваются повести 1840–1860-х гг. и одно из драматических произведений писательницы-славянофилки. Оставив в стороне изображения идеальных семей, которые тоже имеются в прозе Кохановской, автор статьи сосредотачивается на том, каким образом в этих произведениях показано многообразие семейных конфликтов — то в трагическом, то в комическом ключе, то в виде мелодрамы, то в традиции реалистической прозы. При многообразии сюжетных коллизий и использованных жанров писательница сохраняет верность своему христианскому мировоззрению. Все конфликтные ситуации ее герои разрешают терпением, памятью о Боге, умением преодолеть собственное своеволие и сделать шаг навстречу другому. Это служит лучшим подтверждением правильности отнесения Кохановской к редкому в русской литературе XIX в. «положительному направлению».

В статье предпринята попытка выявить неочевидные источники романа-эпопеи Л. Н. Толстого «Война и мир» и проанализировать особенности их творческого преображения писателем. Показано, что стремление к постоянному соотнесению художественных описаний «Войны и мира» с подлинными реалиями прошлого является сквозным принципом в работе Толстого над романом. Выявленный принцип освоения материала позволяет более доказательно рассматривать в качестве источников того или иного образа некоторые не имеющие точного совпадения с романом документальные и художественные произведения, так или иначе оказавшиеся в поле зрения создателя «Войны и мира». Под этим углом исследуются сочинения И. Н. Скобелева, Н. Е. Митаревского, А. А. Кононова, Н. А. Дуровой, Ф. Н. Глинки. Рассмотрены случаи обращения Толстого к поэзии А. С. Пушкина и Д. В. Давыдова. Делается вывод о том, что психологическое отображение и переосмысление в романе героической эпохи национальной истории отвечало представлениям образованных современников писателя — и одновременно, устремляясь в будущее, формировало русское историческое мировоззрение на десятилетия вперед.

В статье представлен анализ музыкального текста в романе «Обломов», исходя из дантовского кода прозы Гончарова. Каватина Нормы соотнесена с другими звуковыми мирами романа — «шумом сфер» и «безмятежной тишиной» Выборгской стороны. Метафора «шум сфер» репрезентирует пифагорейское учение о небесной музыке, которая звучит в высших кругах Чистилища, но захватывает и «мелкий шум природы». У Данте это происходит на фоне пения Мательды и ввиду воли Беатриче, а у Гончарова описано в плане новой жизни Обломова, где на фоне музыки “Casta diva”, которую исполняет пока еще не Ольга, а условная, аллегорическая женщина, кипит обыкновенная жизнь. «Шум» Выборгской стороны может преодолеть земную горизонталь, но в романной реальности этого не происходит, там отсутствует музыка. Крымская глава, наоборот, пронизана музыкой, гармонизирующей и возвышающей повседневность. В итоге “Casta diva” оказывается важнейшей музыкально-смысловой «точкой» романа. Ее значение не сводимо к любовной линии Обломова и Ольги и распространяется на всю событийность, предполагая возможность новой жизни для современного человека.

В статье прослеживается генезис и анализируется поэтика элегий Готовцевой 1820-х гг., созданных в поле притяжения к традиции Ламартина. Подчеркивается, что уже в вольном переводе ламартиновской элегии «Одиночество» отчасти проявилась творческая индивидуальность Готовцевой. В стихотворении «Надежда» поэтесса откликается на мотивы из элегии Ламартина «Человек (К Байрону)». Выявляется, что смысловая полифония этого произведения Готовцевой обеспечивается реминисценциями из элегии Батюшкова «Надежда», из оды Державина «На смерть князя Мещерского», а также из Псалтири и Требника. Отмечается, что в элегии «Осень» Готовцева наследует от Ламартина параллелизм образов природы и человеческого существования. Поэтесса преодолевает чувство безутешной горечи и утверждает идею вечной жизни, активно используя христианские мотивы.